Том 10. Мертвое озеро

— Пуританин! — смеясь, подхватила Надежда Александровна и шепотом произнесла:- Тише: она близко.

Mademoiselle Анет в самом деле имела спокойно-величавую походку, которая при ее выразительно-красивом лице невольно бросалась в глаза, — тем более что возле нее, как угорь, вертелась mademoiselle Клара.

— Какая хорошенькая! поздравляю! Право, приятно иметь такую гувернантку, — шептал Тавровский.

Mademoiselle Анет медленно вошла на ступеньки террасы, пустив вперед детей, которые кинулись с распростертыми объятиями к Тавровскому. Mademoiselle Анет осталась на последней ступеньке, спокойно вынося взгляды сидящих.

Марк Семеныч подал стул mademoiselle Анет. Поблагодарив его, она села.

Надежда Александровна тотчас же встала и пошла в гостиную.

Тавровский, играя с детьми, не сводил глаз с новой гувернантки и шепнул Эженю:

— Ты, я думаю, очень рад, что у вас такая хорошенькая гувернантка?

— Еще бы! у ней отличные руки и уши. Я попробую снять с нее портрет, — важно отвечал Эжень.

— И подари мне.

— Граф! — кричала из гостиной Надежда Александровна.

Тавровский нехотя вошел в гостиную и сел в креслы, возле кушетки, на которой полулежала хозяйка дома. Она спросила язвительно:

— Вы, кажется, тоже были поражены ее надменностью?

— Она очень хороша собой.

— Как это скучно! Я вовсе не об этом хочу говорить, — не без досады перебила его Надежда Александровна.

— Извините!

С минуту длилось молчание. Надежда Александровна сказала:

— Ах, как шумят дети!

— Я скажу, чтоб они шли играть дальше.

— Не беспокойтесь… Mademoiselle Анет!

Mademoiselle Анет явилась в дверях.

— Потрудитесь увести детей в сад, — сказала Надежда Александровна.

Mademoiselle Анет молча пошла.

— Знаете ли, она у меня с утра, а я еще голоса ее не слыхала: она, кажется, боится говорить. Впрочем, у ней, может быть, дурные зубы.

— Посмотрите, какие отличные! вот она улыбнулась! — воскликнул Тавровский.

— Странно! я заметила, что женщины с дурными зубами все очень серьезны.

— Везде есть исключения. Вы так проницательны, что, верно, заметили, какая у ней маленькая ножка.

Надежда Александровна вспыхнула, и невольно ее нога быстро спряталась под платье.

Тавровский подошел к дверям террасы и стал глядеть на луг, где бегали дети, mademoiselle Анет и Марк Семеныч. Надежда Александровна тихонько подкралась к Тавровскому и тоже глядела на луг.

В самом деле, было очень любопытно видеть mademoiselle Анет, которая, отбросив свою гордую осанку, резвилась, как дитя. Она ловко изгибалась, обманывая детей, догонявших ее, и вдруг сделала такое движение, что гребенка выпала у ней из косы, и длинные, густые волосы, ничем не связанные, рассыпались по ее плечам. Она силилась вырваться из рук обрадовавшихся детей, чтоб привести свои волосы в порядок, но они не давали ей этого сделать.

— Какие волосы! как хороша она так! — сказал Тавровский.

Надежда Александровна кусала губы, щурясь, глядя на луг, и отвечала:

— Я держу пари, что эта гребенка упала с расчетом.

— И расчет был верен, потому что она так великолепно-хороша…

— Мне кажется, что она какая-нибудь колдунья. Посмотрите, как разбегался мой муж: хочет показать, что он еще молод! — смеясь принужденно, говорила Надежда Александровна.

— Я пойду тоже бегать! — сказал Тавровский и кинулся с террасы.

— Поль! Поль! — стиснув зубы, кричала ему вслед Надежда Александровна.

Но он не воротился, и лицо ее приняло такое злое выражение, что вся красота ее исчезла. Она кинулась в креслы и с силою стала качаться, потом вскочила, почти бегом пробежала комнату и дернула так сильно за шнурок колокольчика, что кисть осталась в ее руках. Отбросив ее от себя далеко, она сказала отрывисто вошедшему лакею:

— Мисс Бетси!

Через две минуты вошла, или, лучше сказать, вкатилась, толстая англичанка. Огненные ее волосы были взбиты в мелкие пукли; на голове ее был чепчик с лиловыми лентами, но и он не мог скрыть ее жидкой косы и таких жидких волос, что красная кожа на голове просвечивалась. Она была затянута в пестрое платье, и пышная ее талия была открыта.

— Детей за класс! — не отвечая на поклон мисс Бетси, сказала Надежда Александровна и нетерпеливо глядела вслед толстой англичанке. Потом она подошла к зеркалу, оправила вуаль на голове и, приняв спокойное выражение лица, пошла на террасу, мимоходом взяв какую-то книгу. Она уселась в креслы и стала качаться; но покачивание на этот раз было медленно, выражение лица так кротко; ее серые быстрые глаза щурились и наконец закрылись.

В это время Тавровский возвратился к террасе; но голова его была повернута к лугу, где дети плакали, узнав, что им велят идти учиться.

Когда он подошел к ступенькам и увидел дремавшую в креслах Надежду Александровну, он остановился, посмотрел с улыбкой на спящую и повернул назад. Спящая быстро открыла глаза и крикнула:

— Поль!

— Я думал, вы спите…

— Вы куда идете?

— Назад. Я было пришел ходатайствовать за детей.

— Останьтесь! — повелительно произнесла Надежда Александровна.

— Вы, кажется, считаете меня тоже за ребенка? Но вам трудно будет сладить со мной; я очень капризен и…

— Разве это вежливо — убежать и оставить, — горячась, перебила его Надежда Александровна.

Тавровский, смеясь, в свою очередь перебил ее, сказав:

— Мы играли с детьми. Вообразите, я было догнал ее и взял за руку: как она на меня посмотрит… Я сконфузился даже.

— Вы, кажется, слишком много приписываете могуществу ее взгляда; чтоб вас привести в смущение, надо…

Надежда Александровна остановилась и, взяв неожиданно под руку Тавровского, повлекла его к лугу. Подходя к детям, она приняла такой строгий вид, что Марк Семеныч сказал:

— Надинь, ты не сердись; это я виноват.

Но Надинь не слушала его и строго спросила мисс Бетси по-французски:

— Что значит, что дети не уведены?

— Они заигрались! — подхватила mademoiselle Клара.

— Maman, позвольте! — со слезами бормотали дети.

— Надинь, дай им поиграть еще! — сказал Марк Семеныч.

— Вздор! голову мне вскружили своими криками, — отвечала Надежда Александровна и повелительным жестом приказала детям удалиться.

Мисс Бетси и mademoiselle Клара пошли за детьми. Mademoiselle Анет тоже хотела было следовать за ними; но хозяйка дома остановила ее, сказав небрежно:

— Вы теперь им не нужны, можете идти в свою комнату.

Марк Семеныч подхватил любезно:

— Вы, я думаю, устали. Мы, кажется, слишком пользовались вашей добротой. Позвольте, я вас провожу.

— Mademoiselle Клара, mademoiselle Клара! — закричала Надежда Александровна, не выпуская руки Тавровского.

Француженка подбежала к хозяйке дома, которая сказала:

— Прикажите провести ее в ее комнату, — и, обратись к Марку Семенычу, она поманила его к себе.

Он подошел; жена взяла его под руку и, глядя язвительно то тому, то другому в лицо, молча повела их на террасу.

Комнаты, назначенные для новой гувернантки, были очень милы и удобно меблированы. Одна выходила в сад и была перегорожена занавесью, так что из нее вышла спальня и маленькая гостиная. Другая выходила на двор; в ней была уборная. Из каждой комнаты был выход: из одной — на двор, из другой — в сад.

Явилась горничная, очень порядочной наружности, и стала разбирать чемоданы.

Mademoiselle Анет, сев у окна в мягкие креслы, так задумалась, что не замечала Марка Семеныча, стоявшего уже с минуту в дверях и пристально смотревшего на нее.

Mademoiselle Анет, наконец увидя его, быстро встала. Марк Семеныч кинулся к ней, взял ее руку и тихо, с волнением сказал:

— Простите, простите меня!

— Что вы, Марк Семеныч!

— Я виноват: вы…

— Полноте! — с принужденною веселостью перебила его mademoiselle Анет, и, придвигая стул к окну, она сказала: — Садитесь! — но, как бы опомнясь, улыбнулась, положила руку на спинку стула и продолжала: — Я еще не привыкла к своему новому положению; но я скоро совершенно войду в него. Эти комнатки очень миленькие, и я…