Торжество Ваала

— Прежде содержали мы одних господ, — жаловались старики-крестьяне, — а ноне содержим и чиновников, и земство. Да мало того, содержим еще и несколько неоплатных волостей! Затянет ли волость за два-три года недоимки, аль просто запутается в долгах, сейчас с нее земство все податные платежи долой, да на других и разложит, плати, мол, и за себя, и за неисправного, на то, мол, и круговая порука! Удивленная всем этим, Тамара решилась наконец скромно спросить отца Никандра, неужели содержание земства может и в самом деле так тяжело ложиться на все крестьянство?

— А вот сейчас мы вам сделаем маленькую справку, — отозвался священник и достал с книжной полки какое-то уемистое статистическое издание губернской земской управы. — Вот, изволите ли видеть, — подал он девушке книгу, отыскав в ней нужную страницу, — вот тут пропечатано совершенно точно и ясно, что всего в нашей губернии служащих по земству лиц 858 человек, — чуть не целый полк! — и все они, в совокупности, получают 250 500 рублей жалованья, не считая всех остальных земских расходов. Вот и судите, во что оно обходится крестьянской-то шкуре!

— Да это что!.. Хоть бы какая-нибудь справедливость в раскладке соблюдалась, так и той-то нету! — заметил отец Макарий и, кстати, в подтверждение своих слов, рассказал, как земские дельцы в прошлом 1877 году, под шумок войны, делили все земли Бабьегонского уезда на шесть разрядов, для обложения их налогом, по качеству и доходности. Из этого рассказа оказалось, что некоторые беднейшие волости, только потому, что в них состоит несколько имений, принадлежащих лицам «противной партии», вдруг очутились в двух высших разрядах, тогда как несколько других волостей с лучшими, наивыгоднейшими во всем уезде землями, поступили, как наихудшие, в четвертый и даже в пятый разряд, если в них попадались имения разных господ Ширрингов, Морсаковых, Агрономских, де-Казатисов, Глагольцевых, — то есть всех воротил торжествующей и потому правящей местной земской шайки, — и это все для того, чтобы всем этим господам самим платить поменьше, а врагам и противникам их побольше. А чтобы такой фортель прошел им глаже и удобнее, придумали воротилы собирать сведения и исследовать почву да покосы в декабре, когда в полях на два аршина уже снег лежал. Наезжали тогда ихние комиссии, сгонялись крестьяне с нескольких волостей в одну какую-нибудь контору, где выставлялась им водка и где собирались у них сведения по расспросам; из этих сведений безапелляционно делался общий вывод, какой хотелось самим «деятелям и сеятелям», — «свой человек» записывал все это в изданную потом на счет земства статистику, — и вот, на основании этой-то книжки и зимних рассматриваний и исследований почвы, явилось, утвержденное земским собранием, разделение всей земли на разряды. А в результате — одна часть населения в уезде плати теперь более другой, без конца и за здорово живешь! Стон стоит по уезду, зато самим воротилам отлично!

— И чего-чего тут не затевалось, и над чем только они не мудрили! — с грустно-досадливой усмешкой покачал головой отец Макарий. — Как же! Мы-де земство, интеллигенция! Мы сами и без крестьян решим, что для них нужно, мы это понимаем лучше, чем они!.. Ну, и решили!.. Позаводили было сельские банки, деньги для этого с населения усиленно сбирали; но не прошло, и. четырех лет, как все эти банки полопались, за раздачей зря всех сумм, с которых даже и процентов не получалось. Позаводили тоже артели, — и ведь какую еще агитацию вели во всяких столичных газетах! — «Артели, артели одно-де спасение! Самоуправление, самопомощь! — Ничего, мол, народу окромя артелей не надо, ничего он больше не желает, одних артелей жаждет!» — Ну, и наустроили ему артелей — по всему уезду, по всей губернии, и гвоздарных-то там, и кузнечных, и сапожных, и смолокурных, и еще там каких-то, — и все это на научных, изволите видеть, основаниях, — словно бы помешались все на этих артелях да на артельном начале, пораспихали всем им в ссуду несколько десятков тысяч земских денег; те, конечно, порасхватали деньги по рукам, всяк сам за себя; которые попропивали, которые на другое что ухлопали, — хвать за работу, — нет ни работников, ни денег!.. Артели поневоле пришлось закрыть, инвентарь пораспродать, за что ни дай, в вольные руки, а земская ссуда так по сей день и гуляет за ними, — поминай как звали!..

— А сыроварни-то, забыли? — подсказал, ухмыляясь себе в бороду, дедушка Силантий.

— Да, вот еще и это! — вспомнил отец Макарий. — От артелей в сыроварни ударились, и ну благовестить, — вот она где, Америка-то истинная!.. Опять пошел дым коромыслом, земские сыроварни, образцовые фермы и ученые сыровары, сыроварные школы со студентами, с барышнями, с земскими стипендиатками, — чего-чего только тут не было!.. Завели наконец на земские деньги сыроварни эти самые, ан глядь, — на месте-то молока не хватает, приходится выписывать его из других уездов, даже из другой губернии. И вот, с одной стороны, восторги учредителей, восхваления в газетах, а с другой — вопли крестьянских ребятишек, у которых эти самые сыроварни отняли последнюю их питательную пищу. Завопили было наши земцы и на собраниях, и в газетах против жестокосердия сельских отцов и матерей, лишающих млека своих птенцов, да вдруг и язык прикусили. Смотрим, что такое? С чего вдруг такой внезапный молчок? — Ан оказывается, вспомнили голубчики, что деньги-то за молоко идут на пополнение им же самим земских недоимок. Ну, и пускай, значит, голодают деревенские дети, — было бы нам наше жалованье да разъездные с наградными!

— Ну, да все же, сыроварни-то хоть держатся еще покуда, — заметил молчавший доселе капитан-лейтенант.

— Так что ж, что держатся?! — возразил ему мужик Лобан, — эдак-то и ссудо-сберегательные товарищества ихние тоже, пожалуй, держатся, да что проку-то? Опутали только свыше пяти тысьчей домохозяев в одной лишь нашей округе, да кулакам на пользу порадели… Только одни кулаки от них и пользуются, — нешто мы не знаем!

— Это верно, — поддержали Лобана остальные мужики, — потому кулак, он возьмет ссуду, да успеет сделать с ней пять-шесть оборотов, пока-то еще до отдачи, — тем же мужикам по мелочи раздаст на двойной рост, — ну, кулаку оно и на руку! А только ни один мужик, опричь кулака, не сказал еще, чтоб кассия эта самая хоть эстолько ему взаправду помогла бы. Только запутаешься с ней на вечных процентах да на пересрочке расписок… Платишь, платишь без конца, а долг почитай что все тот же остается!

— Это вот Агрономскому хорошо, потому как земство его распорядителем кассы этой назначило, — заметил мельник Данило, — ну, он и пользуется за это своим процентом, за распорядительность, значит, да на книги там, да на письмоводителя вычитает себе из доходов, да сам от себя еще вклады на проценты, из двенадцати годовых, делает; ему оно и чудесно: весь доход к нему в карман уходит!

— Потому-то они при этих кассиях везде своих людей и насажали, — пояснил мужик Липат. — Небойсь, знают тоже, где раки зимуют, не ошибутся!.. И так-то все вот!

— Да, так-то все вот, — раздумчиво повторил вслед за ним дедушка Силантий, сложив свои жилистые руки промеж коленей. — Трудно жить становится! — со вздохом тряхнул он головой. — Что год, то труднее! А тут еще выдумали — не надо обчественных магазейнов, пущай капитал продовольственный заместо зерна будет, — зерно, вишь, чего-то им помешало! Зачем?

— Да, уж это и я спрошу, зачем? Понять не моту! — сказал управляющий со стеклянного завода.

— Очень просто-с! — усмехнулся ему капитан-лейтенант. — Зерно в магазинах от времени портится, затхлеет, мышь его ест, крыса ест, а деньга-с крыса не съест.

— Крыса не съест, зачем крысе! — Деньги земство съест, — с юмористической серьезностью вставил слово лесничий.

Мужики слегка засмеялись степенным, наполовину сдержанным смехом.

— Нет, ведь это, в самом деле, курьез, но очень печальный, — обратился с пояснением к Тамаре отец Ни-кандр. — Вместе с тем как порешить запасные магазины, учредили они земскую ссудную кассу и назвали ее кассой «для содействия народному хозяйству и промышленности». Намерения-то ведь какие все благие! И все это на самых широких основаниях: приходи и бери всяк, кто хочет, на обсеменение и на прочие нужды! Мужик и рад: отчего не брать, коли дают! И пошли брать, — кто двадцать пять, кто сорок и пятьдесят рублей, — кому нужно, кому и не нужно, все!.. А тем часом сельские старосты да смотрители хлебных магазинов, самовольно, за штоф водки, без составления приговоров, без разрешения управы, давай раздавать из магазинов зерно направо и налево, — потому, говорят, куда его? Все равно, теперь у нас вместо зерна продовольственные капиталы будут, — ну, и роздали все, дочиста, в какие-нибудь две-три недели, а волостные правления не сочли нужным даже донеети об этом. И что же вышло-с? Крестьяне зря растратили и зерно, и денежную ссуду на обсеменение, — ну, и лопнуло все сразу: ни зерна в магазинах, ни продовольственного капитала и кассе, ни возврата ссуды, ни процентов, — ровнехонько-таки ничего!.. И теперь из пустующих магазинов растаскивают мужики не только дерево, но и кирпич из фундамента, а хлеб запасный существует лишь на бумаге, в земских отчетах. Ну, а как ежели при этом да вдруг грянет заправский голод, тогда что?