Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос — этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. [2450]

[ Далее со слов:Как и должно было быть по чувству Ростова... кончая:...ударил левою ногою лошадь и галопом поехал вперед. — близко к печатному тексту.T. I, ч. 3, гл. X.]

Ростов [2451]едва переводил дыхание от радости.

Услыхав пальбу в авангарде, [2452]молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в двенадцать часов, отделившись от третьей колонны, поскакал к авангарду.

Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известиями о счастливом исходе дела. [2453]Сражение было представлено, как блестящая победа [2454]над французами. [2455]

[ Далее со слов:и потому государь и вся армия... кончая:...Ростова оскорбила близость его к государю. — близко к печатному тексту.T. I, ч. 3, гл. X.]

Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутулые плечи государя [2456]и как [2457]левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади. [2458]

[ Далее со слов:...приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. кончая:...и в славу русского оружия. близко к печатному тексту.T. I, ч. 3, гл. X.]

[2459]На следующий день государь остановился в Вишау, лейб-медик Вилие несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь. Как говорили приближенные, причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.

На заре 17 числа в Вишау был препровожден с аванпостов французской офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя [2460]свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. [2461]Государь только что заснул и потому Савари должен был дожидаться. [2462]В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.

Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении мира и в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В последнем было отказано и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.

Ввечеру вернулся Долгоруков и лицам, знавшим его, заметна была происшедшая в нем значительная перемена. После своей беседы с Буонапарте он держал себя, как принц крови, и ни с кем не говорил из приближенных к государю лиц о том, что происходило на этом свидании. Вернувшись, он прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.

Несмотря на то, однако, в штабе распространились слухи о том, как Долгоруков достойно держал себя с Буонапарте, как он, чтобы не называть его величеством, умышленно не называл его ничем и как он вообще, отклонив предложения мира со стороны Б[уонапарте], отделал его. Австрийскому же генералу [2463]в присутствии посторонних Долгоруков сказал следующее:

— Или я ничего не понимаю, — говорил князь Долгоруков, — или он боится более всего в настоящую минуту генерального сражения. [2464]В противном случае, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать без малейшего замедления, [2465]тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны. Верьте мне, [2466]его час настанет и очень скоро. А хороши бы мы были, слушая так называемых опытных стариков: князя Шварценберга [2467]и т. п. Несмотря на мое полное уважение к их заслугам, хороши бы мы были, всё ожидая чего то и тем давая ему случай уйти от нас или тем или другим способом обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших? руках. Нет, [2468]не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов. [2469]

[ Далее со слов:В высших сферах армии с полдня 19 числа... кончая:...передвижение всемирно-исторической стрелки на циферблате истории человечества. — близко к печатному тексту.T. I, ч. 3, гл. XI.]

[2470]Императоры и [2471]приближенные волновались надеждою и опасениями за исход завтрашнего дня [2472]и боялись преимущественно того, чтобы Буонапарте не обманул их, не отступил быстрым маршем в Богемию и лишил их верного успеха, который, казалось, всё обещало.

<Люди, думавшие собственно о завтрашнем сражении (их было немного)>, были: сам государь, князь Долгоруков, Адам А. Чарторижский.

Главной пружиной движения был Вейротер, и его помощники были отягчены подробностями дела.

Он ездил на аванпост осмотреть неприятеля, диктовал по немецки диспозицию, ездил к Кутузову и к государю и указывал ему на плане предполагаемое расположение и движение войск. Вейротер, как человек слишком занятый, даже забывал быть почтительным с коронованными особами. Он говорил быстро, неясно, не глядя на лицо собеседника, не отвечал вдруг на делаемые ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид самонадеянно гордый и вместе с тем растерянный. Он чувствовал себя во главе начатого движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся под крутую гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал, но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени думать о том, к чему поведет это движение. Большинство же людей в квартире императоров были заняты совсем другими интересами. В одном месте говорилось о том, что хотя и желательно было назначить генерала NN командиром кавалерии, это неудобно было потому, что австрийский генерал NN мог оскорбиться этим, а его надо было менажировать, так как он был в милости, у императора Франца. И потому предполагалось дать NN звание начальника кавалерии крайнего левого фланга. В другом месте конфиденциально рассказывалось и шутилось о том, как граф Аракчеев отказался от назначения командующего одной из колонн армии.

— Что ж, по крайней мере, это откровенно, — говорили про него, — он прямо сказал, что его нервы не могут этого выдержать.

— Откровенно и наивно, — говорил другой.

Еще в другом месте старый, обиженный генерал доказывал свои права на командование отдельною частию.

— Я ничего не желаю, но, прослужив двадцать лет, мне обидно остаться без назначения и поступить под команду генерала моложе меня. — Старый генерал, со слезами в голосе, уверял, что он желает одного — иметь возможность показать свое усердие государю императору, и действительно, старика нельзя было обидеть и, попросив через того и того, для старика устраивали совершенно новое, совсем ненужное назначение.