Смерть Вазир-Мухтара

ть чумой. Выпросил у доктора полпорциона. - А доктор тоже намазался? - Они намазали свою рубашку и вымылись уксусом четырех разбойников. Если вам желательно, могу достать. - Достань, пожалуй. - Потом курили трубку и кислоту. Сели с другим немцем на коней и поехали. - Что же ты с ними не поехал? - Их такое занятие. Я этого не могу. - А так небось поехал бы? - У меня статское занятие, Александр Сергеевич, у них чумное. - А что ж ты на вылазку с Иван Сергеичем не поехал? Он ведь статский, а напросился на вылазку. - Господину Мальцеву все это в новость. Они храбрые. Они стараются для форсы. А я должен оставаться при вас. Мало я пороху нюхал? - Как так для форсы? - Никакого интереса нет свой лоб под пули ставить. Да вы разве пустите. Смех один. Молчание. - Ты, пожалуйста, не воображай, что я тебя, такого голубчика, в Персию повезу. Я тебя в Москву отошлю. - Зачем же, ваше превосходительство, вы меня сюда взяли? Молчание. - Сашка, что бы ты делал, если б получил вольную? - Я б знал, что делать. - Ну, а что именно? - Я музыкантом бы стал. - Но ведь ты играть не умеешь. - Это не великое дело, можно выучиться. - Ты думаешь, это так легко? - Я бы, например, оженился бы на вдове, на лавошнице, и обучался бы музыке и пению. - Какая ж это лавошница-вдова тебя взяла бы? - С этой нацией можно обращаться. Они любят хорошее обхождение. Тоже говорить много не надо, а больше молчать. Это на них страх наводит. Они бы в лавке сидели, а я б дома играл бы. - Ничего бы и не вышло. - Там видно было бы. Молчание. - Надоело мне пение твое. Только я тебя теперь не отпущу. Поедем в Персию на два месяца. Молчание. - Тут, Александр Сергеевич, с час назад, как вы спали, приходили за вами от графа. - Что ж ты мне раньше не сказал? - Вы разговаривали-с. Адъютант приходил и велели прибыть на совещание. - Ах ты, черт тебя возьми, дурень ты, дурень мазаный. Одеваться.

16

Паскевич сидел за картой. Начальник штаба Сакен был рыжий немец с бледно-голубыми глазами. Петербургский гость Бутурлин, молодой "фазан", худой, как щепочка, молчал. Доктор Мартиненго был худощав, стар, с хищным горбом, окостеневшим лицом, седыми, жесткими волосиками и фабренными, шершавыми усиками. Огромный кадык играл на его высохшей шее. Ему бы кортик за пояс, и был бы он простым венецианским пиратом. Полковник Эспехо был плешив, желт, с двумя подбородками, черные усы и неподвижные, грустные глаза были у полковника. Корнет Абрамович стоял с видом готовности. Бурцев смотрел на Паскевича. - Совершенно согласен и подчиняюсь, граф, - сказал он. - Вот, - сказал Паскевич. - Немедля выступить и идтить на соединение. Больных и сумнительных - в карантин. Доктору Мартыненге озаботиться о лазаретках. Идтить форсированным маршем. Все это было решено уже две недели назад Бурцевым и Сакеном. Сакен молчал. - Слушаю, - сказал почтительно Бурцов. - Переписка наша с разбойниками короткая, - сказал Паскевич, - я Устимова послал сказать, чтобы сдавались. Ответ, - он взял со стола клочок бумаги: - "Мы не ериванские, мы не карсские.