Xамза

- Молодец!! - присоединились к нему Амантай, Алиджан и Камбарали.

К огню приближалась Мехри. За ней гуськом шли десятка полтора девушек.

Мехри остановилась около костра. Что-то злобное закричала из-под паранджи какая-то старуха.

- Смелее! - сложил ладони около рта Амантай. - Не бойся никого! Я с тобой!

Мехри освободилась от паранджи.

- Подруги! - обернулась она к остановившимся позади нее девушкам. - Мы договорились, не забывайте...

И, глубоко вздохнув, набрав в легкие воздуха, Мехри закричала, подражая Амантаю:

- Сколько лет можно задыхаться под этими тряпками! До каких пор мы будем скрывать свои лица! Хватит! Люди хотят знать и видеть, кто мы такие! - И она так яростно бросила в костер, подняв тучу искр, свою паранджу, будто избавилась от злейшего врага. - Сгори ты, проклятая! - вошла в азарт Мехри. - Превратись в пепел!.. Чтобы больше никогда не надевать на себя этот мешок!

Что-то кричала в толпе злобная старуха, проклиная забывших бога бесстыдниц, Санобар и Мехри. Некоторые мужчины, ничего не знавшие о том, что в этот день женщины будут сжигать паранджи, и оскорбленные неслыханным поведением Мехри, вышли из толпы и двинулись к ней, возбужденно размахивая руками.

- Пошли! - быстро сбежал с трибуны Хамза.

Амантай, Алиджан и Камбарали бросились за ним.

Но возмущенных уже заталкивал обратно в толпу активист Каримджан. С ним, недовольно оглядывая его обтянутые халатом бугристые плечи, никто, конечно, связываться не собирался.

- Красавицы! - шутливо отвесил напуганным проклятиями неуемной старухи девушкам низкий поклон председатель артели Камбарали. - Что же вы стоите не шелохнувшись? Или не хотите сбросить с себя эти наряды ваших бабушек?.. А как же вы тогда будете работать у нас в артели? Как я узнаю, кто из вас что сделал? Как я буду выписывать вам трудодни, а? Ведь я могу все перепутать.

Мебува, вернувшийся к своей старухе, неодобрительно поглядывал на нее. Еще утром жена обещала ему, что не заставит его краснеть перед народом. И вот опять заупрямилась. Мебува, показывая свое недовольство, сделал нетерпеливое движение.

- Состарился, а не остепенился, - заворчала старуха. - Ну хорошо, я не буду ходить в чачване!.. Но зачем в костер добро бросать? Сгодится дома на какие-нибудь заплаты... Ишь, насупился, прямо снег из бровей идет.

Рядом с ней стоял йигит, очень похожий на Мебуву. Это был их сын. Старуха зашла ему за спину и стащила с себя паранджу.

- Иди, сынок, брось ее в огонь. Пускай уж твой отец будет совсем доволен. А то ему было мало, что он открывал сегодня памятник.

Мебува усмехнулся и удовлетворенно забрал бороду в кулак.

Сын отправился в сторону костра, старуха стыдливо закрыла лицо руками, и тут к ней подбежала Санобар, обняла ее и расцеловала.

- Вай, айи-джан! Как хорошо, что вы тоже открылись!

Эта поддержка старшего поколения прибавила решимости девушкам. Один за другим исчезали в огне их чачваны. Хамза, как только очередная паранджа летела в огонь, делал знак музыкантам, и карнаисты и сурнаисты оглушительным трубным гласом приветствовали конец каждой паранджи.

Скоро на площади не осталось ни одной женщины в парандже. Те, кто не хотели снимать чачваны, ушли. А мужчины, ревнители шариата, посрамленные при всех, стояли молча, угрюмо уставившись в землю.

Карнаи и сурнаи не умолкали теперь уже ни на секунду.

Торжественные их звуки оглашали горы, оповещая весь кишлак, всю долину о том, что в Шахимардане началась новая жизнь - без паранджей.

Взволнованный Хамза вернулся на трибуну. Он был счастлив.

Он испытывал величайшее удовлетворение. Усилия его не пропали даром. На глазах, зримо, менялся социальный облик времени.

Никакая литература - ни стихи, ни пьесы, ни песни - никогда не давала ему таких высоких творческих ощущений, какие дал сегодняшний день. Потому что это было социальное творчество - прямое революционное творчество многих людей, народа. За один только этот день не жалко было отдать несколько лет жизни.

- Дорогие матери и сестры! - сказал Хамза, радостно глядя на открытые лица женщин. - Я поздравляю вас с еще одной победой! Вы покончили с прошлым, впереди у вас новая жизнь!..

Она принесет вам много радостей!.. Идя по пути Ленина, вы обрели свободу. Слава Ленину!

Ему хлопали все.

Хамза прочитал свои стихи "Узбекским женщинам и девушкам". И снова ему аплодировала вся площадь.

Он подал сигнал, из красной чайханы к памятнику Ленину вышли пятьдесят учеников школы "Дехканин", недавно открытой Хамзой для самых маленьких жителей кишлака. В руках у каждого был красный флажок, на шее - красный галстук.

Дети выстроились перед трибуной и хором начали декламировать:

- Взошло солнце свободы! Не льются больше слезы угнетенных! Наши отцы сожгли короны и троны, народ обрел счастье!

Ленин наш отец - никого мы теперь не боимся!

А на трибуну вбежал Алиджан. Подняв руку, прося тишины, он громко начал читать стихи:

Сердца людей, измученных в борьбе,

Призвавший Ленин!

И нищих, и рабов в одно сплотивший - Ленин!

К последним схваткам нас зовущий правдой слов,

Тиранов и владык в бою разбивший - Ленин!

Пусть люди станут боевой горячею стеной,

Вздымая красный стяг - сказал народам Ленин!

Простой и ясный друг ведет к свободе нас,

К победоносному труду, к богатству жизни - Ленин!

На площади перед трибуной раздались громкие амплодисменты.

- Эти стихи написал наш Хамза! - крикнул Алиджан.

Слушатели захлопали еще громче.

А на одной из боковых улочек, круто поднимающейся вверх, невидимые с площади, стояли шейхи.

Шейхи не смотрели друг на друга. Молча, растерянно и злобно наблюдали они за торжествами на площади. Как необычно и шумно ведут себя некогда тихие, послушные и покорные им во всем шахимарданцы!

Было ясно - времена покорности и послушания прошли.

Хозяевами в кишлаке становились вон те люди, собравшиеся внизу на площади вокруг костра, в котором догорали последние остатки паранджей.

В одной из пристроек к мазару, в низком и длинном сводчатом помещении, сидели на небольшом возвышении шейх Исмаил и паломник из Гилгита. Между ними стоял низкий стол. На столе горела свеча.

Хромой дервиш только что вернулся с горной пасеки.

- Я имел встречи со всеми курбаши, - сказал он. - Нужно срочно менять план начала восстания.

- Почему? - удивился Исмаил.

- Пришла весна, - сказал Агзамхан, - но басмачи сейчас к активным действиям не готовы. Боюсь, что они не будут готовы даже к лету.

- Вы не преувеличиваете ваши опасения?

- Я бы хотел их преуменьшить, но надо смотреть правде в лицо. Надо быть реалистами. Басмачи из-за длительного бездействия потеряли боеспособность. Кроме того, их просто очень мало, вопреки сделанным в прошлом году заверениям господина Назири о том, что в течение зимы численность банд будет в десять раз увеличена... Спрашивается: куда же ушли английские фунты, которыми мы как из лейки поливали все эти годы ваше подполье?

Могу ответить на этот вопрос: они потрачены руководителями подполья на личные нужды... Нет, вы бы только посмотрели на эти пещеры, в которых живут курбаши! Они увешаны коврами, басмачи едят на золоте, пьют из серебра, в их лагерях полно баб...

Что они смогут сделать, когда спустятся в Ферганскую долину?

Их перестреляют, как куропаток, войска ОГПУ, не говоря уже о регулярных частях Красной Армии, которые просто раздавят их.

- Что вы предлагаете?

- Нужен эмоциональный взрыв. Нужно широкое народное возмущение.

- А именно?

- Придется еще раз разрушить гробницу. Или сжечь.

- Вы с ума сошли! Это же святыня!

- Гробницей придется пожертвовать. Вы, кажется, специалист по таким операциям?

- Как вас понимать?

- Ладно, не обижайтесь, шейх. Это была шутка... Когда приезжает Миян Кудрат?