Капли крови (Навьи чары)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

День был жаркий, душный, безветренный. Бессильно распластался он под злыми очами-стрелами свирепого Дракона. Кое-кто из горожан искал прохлады на поплавке, - так называли в Скородоже буфет на пароходной пристани. На этом поплавке под полотняным навесом было не так знойно, и порывами от воды веяло прохладою.

Петр и Миша были в городе, - что-то покупали. Зашли на поплавок и они, - выпить лимонаду. Только что пришел пароход, снизу, из большой реки, от торговых городов. Он разгружался, - выше река становилась мелка, пароходы не ходят. На поплавке стало на короткое время суетливо и шумно. За столиками сидело несколько горожан в приезжих, - чиновники, помещики. Они пили вино, и беседовали громко, но мирно, кричали по деревенской привычке, - и потому слышно было, что многие разговоры так или иначе касались политических тем.

За одним столом разговаривали двое, согласно, а все-таки яростно. Это были отставной прокурор Кербах и отставной полковник Жербенев, оба - крупные землевладельцы, патриоты, члены союза

русского народа. Речи обоих были громки и пылки. Слышались странные слова: - измена, - крамола, - перевешать, - истребить, - драть. .

Николай Ильич Кербах был человек маленького роста, худенький, хилый. На бритом лице длинные, обвислые усы казались демонстративно вырощенными, такое было на лице неожиданно-свирепое выражение. Он, небрежно развалясь, покачивался на стуле. Его широкий вестон сидел мешком, пестрый жилет был расстегнут, галстук веревочкой мотался полуразвязанный. Вообще, вид человека, не желающего стесняться. Перед ним на стуле вертелся сын, мальчишка лет восьми, слюнявый, чернозубый, с отвислою карминно-красною нижнею губою.

Андрей Лаврентьевич Жербенев, длинный, натянутый, важный, сидел прямо и неподвижно, как будто его пригвоздили, и строго посматривал вокруг. Китель, застегнутый на все пуговицы, сидел на нем, как на бронзовом идоле.

- Во всем, скажу, родители виноваты, - все тем же свирепым голосом, как и раньше, продолжал Кербах. - Надо с детства внушать. Вот мои...

И он крикнул сыну ненужно громко, - хотя сын егозил на стуле рядом с отцом:

- Сергей!

- Сто? - откликнулся шепелявый и слюнявый мальчишка.

-- Встань передо мной, и отвечай, - приказал отец.

Мальчишка сполз со стула, вытянулся молодцевато перед отцом, опять спросил:

- Сто?

И оглядел быстрым и хитрым взглядом сидевших за соседними столиками.

- Что надо делать с врагами царя и отечества? - спросил его Кербах.

- Их надо истреблять! - бойко ответил мальчишка.

- А потом? - допрашивал отец.

Мальчик быстро проговорил заученные слова:

- А потом смрадные трупы подлых врагов отечества бросать в помойку.

Кербах и Жербенев радостно хохотали.

- Вот уж именно, падаль поганая! - хриплым голосом сказал Жербенев.

За соседний столик сел и спросил себе бутылку пива неизвестный никому господин, среднего роста и средних лет, в довольно изношенном платье, дородный, вернее обрюзглый, с маленькими, сверкающими глазами. Кербах и Жербенев осмотрели его мельком, но недружелюбно. Словно предполагая в незнакомце человека противных взглядов, они усиливали пылкость своих речей, и все яростнее говорили о крамольниках, о матушке России, называли имена здешних неблагонадежных, заговорили о Триродове.

Новый человек долго присматривался к собеседникам. Очевидно было, что имя Триродова, которое стало часто повторяться в разговоре Кербаха и Жербенева, возбудило большое внимание нового человека, даже волнение. Он уставился на собеседников так, что те заметили, и переглянулись досадливо.

Наконец незнаконец вмешался в их разговор.

- Извините, - сказал он, - позвольте спросить, изволите вы упоминать господина Триродова, если я не ошибаюсь?

- Вы, милостивый государь... - начал Кербах.

Новый человек тотчас же вскочил, и принялся кланяться.

- Простите великодушно мое невежливое любопытство? - Я - Остров, артист, трагик. Изволили слышать?

- Первый раз, - угрюмо сказал Кербах.

- Никогда не слышал, - сказал Жербенев. Незнакомец приятно улыбнулся, словно услышал похвалу, и, не обнаруживая ни малейшего смущения, продолжал:

- Как же-с, во многих городах играл. Проездом здесь. Еду по своим делам в Рубанскую губернию. И вот сейчас вы изволили упомянуть одну фамилию, очень мне знакомую.

Кербах и Жербенев переглянулись. Дурные мысли о Триродове опять зароились в их головах. Остров продолжал:

- Я не подозревал, что Триродов живет здесь. Он - мой давнишний и близкий знакомый. Приятели, можно сказать.

- Так-с, - строго сказал Жербенев, неодобрительно посматривая на Острова.

Что-то в тоне голоса и в манерах Острова скоро вооружило против него собеседников. Несомненно, что взор его был нахален. Во всем его поведении и в словах его было что-то раздражающее, дерзкое. Но нельзя было ни к чему придраться. Слова были корректны в достаточной мере.

- Мы уже несколько лет не встречались, - говорил Остров. - Ну, и как же он здесь живет.

- Да, господин Триродов, по-видимому, богат, - неохотно сказал Кербах.

- Богат? Очень это приятно. Богатство это самое у господина Триродова не весьма давнего происхождения. Это мне доподлинно известно. Недавнего-с происхождения, - повторил Остров, хитро подмигивая.

- И не весьма чистого? - спросил Кербах. Он подмигнул Жербеневу. Тот крякнул и насупился. Остров осторожно глянул на Кербаха.

- Почему вы так полагаете? - спросил он. - Нет-с, этого я бы не сказал. Вполне чисто. Вот уж именно можно сказать, что чисто, - повторил он с особенным выражением.

Миша с любопытством смотрел на разговаривающих. Хотелось услышать что-то о Триродове. Но Петр поспешно расплатился и встал. Кербах задержал было его.

- Вот приятель вашего приятеля Триродова, - сказал он.

- Я еще не успел подружиться с Триродовым, - резко ответил Петр, - да и не собираюсь, а что до его приятелей, так у каждого бывают более или менее странные знакомства.

И ушел вместе с Мишею. Остров, ухмыляясь, посмотрел вслед за ними, и сказал:

- Серьезный молодой человек.

- Их с братом земельку изволил приобрести господин Триродов, - пояснил Кербах.