Киносценарии и повести

- Ну, ты даешь!

- Даю-даю, не без этого.

Лифт остановился, они пошли коридором.

- Кстати, Вы в курсе, кто такая Электра? Софокла читали? Ну, хоть на спектакль, может, ходили, на Штайновский? Женщина, которая любила своего отца. И никого больше. А я оказался - совершенная копия. Представляете: эдакое случайное совпадение.

Пройдя через небольшую приемную и с удовольствием собрав удивленные взоры секретарш, Алексей, сопровождающий помалкивающим Пашею, ворвался в кабинет и с места в карьер сел к компьютеру, включил его.

- Чего тут в мое отсутствие, интересно, понаворочали? Соскучился сил нет!

- Значит, все-таки, захомутал? - уселся Паша за обширный собственный стол и побарабанил по столешнице пальцами. - Давно ли? Вчера с концерта одна возвращалась.

- А вы все к ней на концерты ходите? Скука-то какая!.. Сегодня, - пожал плечами Алексей. - С утра. Сейчас, небось, сидит дома, обед готовит, меня поджидает...

- Где - дома? - мрачно осведомился Паша. - У тебя дома?

- На конспиративной квартирке, - беззаботно отмахнулся Алексей. - Но это, - гаерски прижал к губам указательный, - большой секрет. - И тут же, углядев что-то важное на экране, посерьезнел. - Что ж это Вы, Павел Самуилович? Все-таки завязались с Магнитогорском? Мы ж с Вами уславливались: Каленову дорогу не переходить. Я еще жить хочу! Или это Вы с его согласия?

- Слушай, ты, мать твою так! - вскочил Паша из-за стола, в два прыжка оказался возле Алексея и, схватив того за грудки, буквально выдернул из-за компьютера. - Пока еще твоей половины в деле нету, не смей давать мне советов! Не смей!!

Там, за нетолстой стеною, секретарши и делопроизводительницы с некоторой оторопью прислушивались к непривычным крикам, доносящимся из кабинета шефа.

- Ты Порошиной занимаешься - вот и пошел вон! - и, распахнув кабинетную дверь, Паша пихнул в нее Алексея.

Оказавшись в коридоре, тот привалился к стене, закрыл лицо руками и что-то неслышное пробормотал сквозь плотно сжатые зубы.

***

Алексей пришел "домой" поздно и сильно пьяный.

На столе, в круге света от настольной лампы, дожидался его скромный согласно возможностям, но явно любовно приготовленный ужин. Порошина, укрывшись курткою, спала на давешнем диване тяжелым сном.

Алексей подошел к ней, постоял-посмотрел, сложил губы трубочкой и тихо произнес: не то с нежностью, не то - гаерски-пародийно, он, кажется, и сам не знал, как именно:

- Ду-ся...

***

Аснилось Певице, вернее - бредилось, словно бы идет она по людной улице в центре Москвы. Пьяный опустившийся амбал, сопя, идет за нею.

Певица оглядывается на него раз, другой, прибавляет шагу.

Амбал не отстает...

Самое кошмарным кажется, что тротуар до отказа заполнен, прямо-таки забит толпою людей, никому из которых нет дела ни до Певицы, ни до ее преследователя.

Певица готова побежать, но ей стыдно самой себя, а амбал не отстает, сопит в ухо...

А потом - сильно толкает ее прямо в слякоть обочины проезжей части.

Громко хохочет и идет себе дальше...

Троллейбус чапает мимо, на десять каких-то сантиметров не задевая Певицу, но грязным рассолом обдавая сполна.

Певица, перемазанная, встает, оглядывается растерянно.

Не к кому апеллировать, некого звать на помощь!..

Певица бежит в переулок, в другой, залетает в свой подъезд, набирает циферки кода, вызывает лифт.

Кабина останавливалась на площадке между этажами, и Певице надо еще спуститься на марш, чтобы добраться до двери квартиры...

...но этот марш занимают трое грязных БОМЖей, делающих гаерские страшные рожи и не то что бы готовых причинить Певице серьезный вред, но тоже испачкать, унизить. Один из них смачно плюет в Певицу.

Она кричит пронзительно, бросается наверх, но там стоит еще один, поджидает...

Певица бросается в окно, проходит сквозь него - стекла только оспались - и летит над арбатским переулком, как Маргарита, оставляя где-то там, далеко внизу, всю эту пакость и грязь...

Но лететь трудно, силы подходят к концу, следует приземлиться, что Певица и делает и оказывается глаз на глаз с теми, давешними.

- Тю-тю-тю-тю-тю...

Удар, другой... Темно-красная, продолговатая банка из-под пива катится на певицу, словно каток, готовая раздавить, и орел, хищно расправив крылья, взлетает с этикетки, готовый выклевать Певице глаза...

***

В это же приблизительно время в большом профессорском доме, просторном, многокомнатном и многокоридорном, уставленном старинными шкафами с книгами, увешанном разными экзотическими сувенирами, картинами и фотографиями, среди которых было несколько фотографий Алексея в разном возрасте, раздался телефонный звонок. Пожилая холеная дама взяла трубку.

***

- Софья Станиславна? - сказал Паша на другом конце провода. - Добрый вечер. Это Павел говорит. Не разбудил? - и, выслушав достаточно длинный отрицательный ответ на свой, в общем-то, вполне дежурный вопрос, задал следующий, ответ на который, впрочем, тоже знал почти наверняка: - Алексея, конечно, нету?

***

- Он где-то по делам, на несколько дней. Я думала - Вы-то уж знаете. Но звонит регулярно. Спрашивает, что ему передавали?

В дверях появился отец Алексея, стал, слушая...

***

- Передайте, пожалуйста, чтобы, по-первых, он по возможности срочно связался со мною... - Паша помолчал, наливаясь кровью, - и, во-вторых... что я извиняюсь за сегодняшнее свое... хамство. Спасибо, Софья Станиславовна, Николаю Венедиктовичу - мой поклон...

***

Судя по состоянию лица Певицы - свежему и даже без следа синяков времени с ночного инцидента прошло достаточно много, никак не меньше недели. Судя же по свету в глазах - времени беззаботного и даже, возможно, счастливого.

Она сидела в глубоком кожаном кресле на Лехином чердаке, поджав под себя укрытые клетчатым пледом ноги, и читала маленький томик стихов. Сам Леха возился неподалеку со старинной фисгармонией. Молчаливая эта сцена тянулась достаточно долго, давая зрителю понять, что этой паре не впервой проводить так целые часы и что ни один при этом не скучает и не чувствует себя обязанным развлекать другого.

Леха, наконец, установил снятую на время ремонта крышку, сел к фисгармонии поудобнее, нажал на педали-меха и выдал бурный пассаж из Баховой прелюдии. Певица подняла-повернула голову.