Отчаяние

Жизнь моя исковеркана, спутана, -- а я тут  валяю дурака с  этими веселенькими описаньицами, с  этим  уютным  множественным  числом  перваго лица, с  этим  обращенiем  к  туристу, к  дачнику, к  любителю окрошки из  живописных  зеленей. Но потерпи, читатель. Я недаром  поведу тебя сейчас  на прогулку. ?ти разговоры с  читателем  тоже ни к  чему. Апарте в  театрe, или красноречивый шип : "Чу! Сюда идут ..."

Прогулка... Я вышел  из  автобуса у желтаго столба. Автобус  удалился, в  нем  остались три старухи, черных  в  мелкую горошинку, мужчина в  бархатном  жилетe, с  косой, обернутой в  рогожу, дeвочка с  большим  пакетом  и господин  в  пальто, со с eхавшим  на-бок  механическим  галстуком , с  {53} беременным  саквояжем  на колeнях , -- вeроятно ветеринар . В  молочаях  и хвощах  были слeды шин , -- мы тут  проeзжали, прыгая на кочках , уже нeсколько раз  с  Лидой и Ардалiоном . Я был  в  гольфных  шароварах , или по-нeмецки кникербокерах . Я вошел  в  лeс . Я остановился в  том  мeстe, гдe мы однажды с  женой ждали Ардалiона. Я выкурил  там  папиросу. Я посмотрeл  на дымок , медленно растянувшiйся, затeм  давшiй призрачную складку и растаявшiй в  воздухe. Я почувствовал  спазму в  горлe. Я пошел  к  озеру и замeтил  на пескe смятую черную с  оранжевым  бумажку (Лида нас  снимала). Я обогнул  озеро с  южной стороны и пошел  густым  сосняком  на восток . Я вышел  через  час  на дорогу. Я зашагал  по ней и пришел  еще через  час  в  Айхенберг . Я сeл  в  дачный поeзд . Я вернулся в  Берлин .

Однообразную эту прогулку я продeлал  нeсколько раз  и никогда не встрeтил  в  лeсу ни одной души. Глушь, тишина. Покупателей на участки у озера не было, да и все предпрiятiе хирeло. Когда мы eздили туда втроем , то бывали весь день совершенно одни, купаться можно было хоть нагишом ; помню, кстати, как  однажды Лида, по моему требованiю, все с  себя сняла, и очень мило смeясь и краснeя, позировала Ардалiону, который вдруг  обидeлся на что-то, -- вeроятно на собственную бездарность, -- и бросил  рисовать, пошел  на поиски боровиков . Меня же он  продолжал  писать упорно, -- это длилось весь август . Не справившись с  честной чертой угля, он  почему-то перешел  на подленькую пастель. Я поставил  себe нeкiй срок : окончанiе портрета. Наконец  запахло {54} дюшессовой сладостью лака, портрет  был  обрамлен , Лида дала Ардалiону двадцать марок , -- ради шику в  конвертe. У нас  были гости, -- между прочим  Орловiус , -- мы всe стояли и глазeли -на что? На розовый ужас  моего лица. Не знаю, почему он  придал  моим  щекам  этот  фруктовый оттeнок , -- онe блeдны как  смерть. Вообще сходства не было никакого. Чего стоила, напримeр , эта ярко-красная точка в  носовом  углу глаза, или проблеск  зубов  из  под  ощеренной кривой губы. Все -- это -- на фасонистом  фонe с  намеками не то на геометрическiя фигуры, не то на висeлицы. Орловiус , который был  до глупости близорук , подошел  к  портрету вплотную и, подняв  на лоб  очки (почему он  их  носил ? они ему только мeшали), с  полуоткрытым  ртом , замер , задышал  на картину, точно собирался ею питаться. "Модерный штиль", -- сказал  он  наконец  с  отвращенiем  и, перейдя к  другой картинe, стал  так  же добросовeстно разсматривать и ее, хотя это была обыкновенная литографiя: остров  мертвых .

А теперь, дорогой читатель, вообразим  небольшую конторскую комнату в  шестом  этажe безличнаго дома. Машинистка ушла, я один . В  окнe -- облачное небо. На стeнe -- календарь, огромная, чeм -то похожая на бычiй язык , черная девятка: девятое сентября. На столe -- очередныя непрiятности в  видe писем  от  кредиторов  и символически пустая шоколадная коробка с  лиловой дамой, измeнившей мнe. Никого нeт . Пишущая машинка открыта. Тишина. На страничкe моей записной книжки -- адрес . Малограмотный почерк . Сквозь него я вижу наклоненный восковой {55} лоб , грязное ухо, из  петлицы висит  головкой вниз  фiалка, с  черным  ногтем  палец  нажимает  на мой серебряный карандаш .

Помнится, я стряхнул  оцeпенeнiе, сунул  книжку в  карман , вынул  ключи, собрался все запереть, уйти, -- уже почти ушел , но остановился в  коридорe с  сильно бьющимся сердцем ... уйти было невозможно... Я вернулся, я постоял  у окна, глядя на противоположный дом . Там  уже зажглись лампы, освeтив  конторскiе шкапы, и господин  в  черном , заложив  одну руку за спину, ходил  взад  и вперед , должно-быть диктуя невидимой машинисткe. Он  то появлялся, то исчезал , и даже раз  остановился у окна, соображая что-то, и опять повернулся, диктуя, диктуя, диктуя. Неумолимый! Я включил  свeт , сeл , сжал  виски. Вдруг  бeшено затрещал  телефон , -- но оказалось: ошибка, спутали номер . И потом  опять тишина, и только легкое постукиванiе дождя, ускорявшаго наступленiе ночи.

ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧ

ГЛАВА IV.

"Дорогой Феликс , я нашел  для тебя работу. Прежде всего необходимо кое-что с  глазу на глаз  обсудить. Собираюсь быть по дeлу в  Саксонiи и, вот , предлагаю тебe встрeтиться со мной в  Тарницe, -- это недалеко от  тебя. Отвeчай незамедлительно, согласен  ли ты в  принципe. Тогда укажу день, час  и точное мeсто, а на дорогу пришлю тебe денег . Так  как  я все время в  раз eздах , и нeт  у меня постоянной квартиры, отвeчай: "Ардалiон " до востребованiя {56} (слeдует  адрес  одного из  берлинских  почтамтов ). До-свиданiя, жду. (Подписи нeт )".

Вот  оно лежит  передо мной, это письмо от  девятаго сентября тридцатаго года, -- на хорошей, голубоватой бумагe с  водяным  знаком  в  видe фрегата, -- но бумага теперь смята, по углам  смутные отпечатки, вeроятно его пальцев . Выходит  так , как  будто я -- получатель этого письма, а не его отправитель, -- да в  концe концов  так  оно и должно быть: мы перемeнились мeстами.

У меня хранятся еще два письма на такой же бумагe, но всe отвeты уничтожены. Будь они у меня, будь у меня напримeр  то глупeйшее письмо, которое я с  расчитанной небрежностью показал  Орловiусу (послe чего и оно было уничтожено), можно было бы перейти на эпистолярную форму повeствованiя. Форма почтенная, с  традицiями, с  крупными достиженiями в  прошлом . От  Икса к  Игреку: Дорогой Икс , -- и сверху непремeнно дата. Письма чередуются, -- это вродe мяча, летающаго через  сeтку туда и обратно. Читатель вскорe перестает  обращать вниманiе на дату, -- и дeйствительно -какое ему дeло, написано ли письмо девятаго сентября или шестнадцаго, -- но эти даты нужны для поддержанiя иллюзiи. Так  Икс  продолжает  писать Игреку, а Игрек  Иксу на протяженiи многих  страниц . Иногда вступает  какой-нибудь постороннiй Зет , -- вносит  и свою эпистолярную лепту, однако только ради того, чтобы растолковать читателю (не глядя, впрочем , на него, оставаясь к  нему в  профиль) событiе, которое без  ущерба для естественности или по какой другой причинe ни Икс , ни Игрек  не могли бы в  письмe раз яснить. {57} Да и они пишут  не без  оглядки, -- всe эти "Помнишь, как  тогда-то и там -то..." (слeдует  обстоятельное воспоминанiе) вводятся не столько для того, чтобы освeжить память корреспондента, сколько для того, чтобы дать читателю нужную справку, -- так  что в  общем  картина получается довольно комическая, -- особенно, повторяю, смeшны эти аккуратно выписанныя и ни к  чорту ненужныя даты, -- и когда в  концe вдруг  протискивается Зет , чтобы написать своему личному корреспонденту (ибо в  таком  романe переписываются рeшительно всe) о смерти Икса и Игрека или о благополучном  их  соединенiи, то читатель внезапно чувствует , что всему этому предпочел  бы самое обыкновенное письмо от  налоговаго инспектора. Вообще говоря, я всегда был  надeлен  недюжинным  юмором , -- дар  воображенiя связан  с  ним ; горе тому воображенiю, которому юмор  не сопутствует .