Смерть Вазир-Мухтара

- поманил он пальцем Грибоедова, - Персия. Так? Табриз та же Москва, большая деревня, только что глиняная. И опустошенная. Я бы на месте Аббаса в Табриз открыл дорогу, подослал бы к Пашкевичу людей с просьбой, что, мол, они недовольны правительством и, боясь, дескать, наказания, просят поспешить освободить их... Так?.. Пашкевич бы уши развесил... Так? А сам бы, - и он щелкнул пальцем в карту, - атаковал бы на Араксе переправу, ее уничтожил и насел бы на хвост армии... Грибоедов смотрел на знакомую карту. Араке был перечеркнут красными чернилами, молниеобразно. - На хвост армии, - говорил, жуя губами, Ермолов, - и разорял бы транспорты с продовольствием. И он черкнул шершавым пальцем по карте. - В Азербиджане истреблять все средства существования, транспорты губить, заманить и отрезать... Он перевел дух. Сидя за столом, он командовал персидской армией. Грибоедов не шелохнулся. - И Пашкевич единым махом превратился бы в Наполеона на Москве, только что без ума. А Дибич бы в Петербург, к Нессельроду... Голова его села в плечи, а правая рука стала подавать в нос и сыпать на жилет, на грудь, на стол табак. Потом он закрыл глаза, и все вдруг на нем заходило ходенем: нос, губы, плечи, живот. Ермолов спал. С ужасом Грибоедов смотрел на красную шею, поросшую мышьим мохом. Он снял очки и растерянно вытер глаза. Губы его дрожали. Минута, две. Никогда, никогда раньше этого не бывало... За год отставки... -... писал бы на него... письма, - закончил вдруг Ермолов, как ни в чем не бывало, -... натуральным стилем. А то у Пашкевича стиль не довольно натурален. Он ведь грамоте-то, Пашкевич, тихо знает. Говорят, милый-любезный Грибоедов, ты ему правишь стиль? Лобовая атака. Грибоедов выпрямился. - Алексей Петрович, - сказал он медленно, - не уважая людей, негодуя на их притворство и суетность, черт ли мне в их мнении? И все-таки, если вы мне скажете, кто говорит, я, хоть дурачеств не уважаю, буду с тем драться. Вы же для меня неприкосновенны, и не одной старостью. - Ну, спасибо, - сказал Ермолов и недовольно улыбнулся, - я и сам не верю. Ну, хорошо, - он забегал глазами по Грибоедову, - бог с вами. Поезжайте. Он встал и протянул ему руку. - На прощанье вот вам два совета. Первый - не водитесь с англичанами. Второй - не служите вы за Пашкевича, pas trop de zele (1). Он вас выжмет и бросит. Помните, что может назваться счастливым только тот, которому нечего бояться. Впрочем, прощайте. Без вражды и приязни. Когда Грибоедов спускался по лестнице, у него было скучающее и рассеянное выражение лица, как бывало в Персии, после переговоров с Аббасом-Мирзой. Ермолов провожал его до лестницы. Он смотрел ему вслед. Грибоедов шел медленно. И тяжелая дверь вытолкнула его.

4

И с сердцем грудь полуразбитым Дышала вдвое у меня, И двум очам полузакрытым Тяжел был свет двойного дня. Шевырев

Путешествие от Пречистенки до Новой Басманной по мерзлым лужам, конечно, было длинно, но ведь не длинней же пути от Тифлиса до Москвы. И все-таки оно было длиннее. Сашка сидел на козлах