Темные аллеи

а бумажный мешочек с яблоками и бутылку крымской мадеры, взял с умывальника два стакана, сел опять на постель и сказал:

- Вот, ешь и пей. А то убью.

Она крепко надкусила яблоко и стала есть, запивая мадерой и рассудительно говоря:

- А что ж вы думаете? Может, кто и убьет. Наше дело такое. Идешь неизвестно куда, неизвестно с кем, а он либо пьяный, либо полоумный, кинется и задушит, либо зарежет... А до чего у вас теплый номер! Сидишь вся голая и все тепло. Это мадера? Вот люблю! Куда ж сравнить с портвейном, он завсегда пробкой пахнет.

- Ну, не завсегда.

- Нет, ей-Богу, пахнет, хоть два рубля за бутылку заплати, одна честь.

- Ну, давай еще налью. Давай чокнемся, выпьем и поцелуемся. До дна, до дна.

Она выпила, и так поспешно, что задохнулась, закашлялась и, смеясь, упала головой к нему на грудь. Он поднял ей голову и поцеловал в мокрые, деликатно сжатые губки.

- А меня придешь провожать на вокзал?

Она удивленно раскрыла рот:

- Вы тоже уедете? Куда? Когда?

- В Петербург. Да это еще не скоро.

- Ну, слава Богу! Я теперь только к вам буду ходить. Вы хочете?

- Хочу. Только ко мне одному. Слышишь?

- Ни за какие деньги ни к кому не пойду.

- Ну то-то же. А теперь - спать.

- Да мне нужно на минуточку...

- Вот тут, в тумбочке.

- Мне на виду стыдно. Погасите на минуточку огонь...

- И совсем погашу. Третий час...

В постели она легла ему на руку, опять вся прижавшись к нему, но уже тихо, ласково, а он стал говорить:

- Завтра мы с тобой будем вместе завтракать...

Она живо подняла голову:

- А где? Вот я раз была в "Тереме", это за Триумфальными воротами, дешево до того, прямо даром, а уж сколько дают - съесть нельзя!

- Ну, это мы посмотрим где. А потом ты пождешь домой, чтобы твои стервы не подумали, что тебя убили, да и у меня дела есть, а к семи опять приходи ко мне, поедем обедать к Патрикееву, там тебе понравится - оркестрион, балалаечники...

- А потом в "Эльдорадо" - правда? Там сейчас идет чудная фильма "Мертвец-беглец".

- Великолепно. А теперь - спи.

- Сичас, сичас... Нет, Мур не стерва, она страсть несчастная. Я бы без нее пропала.

- Как это?

- Она папина сестра двоюродная...

- Ну?

- Папа мой был сцепщиком на товарной станции в Серпухове, ему там грудь раздавило буферами, а мама умерла, когда я была еще маленькой, я и осталась одна на всем свете и поехала к ней в Москву, а она, оказывается, давно уж не служит по номерам горничной, мне дали ее адрес в адресном столе, я приехала к ней с корзинкой на извозчике на Смоленский рынок, смотрю, а она с этой Анелей живет и вместе с ней ходит по вечерам на бульвары... Ну и оставила меня у себя, а потом уговорила тоже выходить...

- А говоришь, что ты без нее пропала бы.

- А куда ж бы я делась в Москве одна? Конечно, она меня погубила, да разве она мне зла желала! Ну да что об этом говорить. Может, Бог даст, место какое найду тоже в номерах, только уж место не брошу и уж никого к себе не