Темные аллеи

же добрый.

- Я так и подумала. Вы симпатичный, сразу мне понравились...

- Тогда, значит, пошли.

По дороге, все поглядывая на нес, - на редкость милая девчонка! - стал расспрашивать:

- Что ж ты это одна?

- Я не одна, мы завсегда втроем выходим: я, Мур и Анеля. Мы и живем вместе. Только нынче суббота, их приказчики взяли. А меня никто за весь вечер не взял. Меня не очень берут, любят больше полных или уж чтобы как Анеля. Она хоть худая, а высокая, дерзкая. Пьет - страсть и по-цыгански умеет петь. Она и Мур мужчин терпеть не можут, влюблены друг в друга ужас как, живут как муж с женой...

- Так, так... Мур... А тебя как зовут? Только не ври, не выдумывай.

- Меня Нина.

- Вот и врешь. Скажи правду.

- Ну, вам скажу, Поля.

- Гуляешь, должно быть, недавно?

- Нет, уж давно, с самой весны. Да что все расспрашивать! Дайте лучше папиросочку. У вас, верно, очень хорошие, ишь какой на вас клош и шляпа!

- Дам, когда придем. На морозе вредно курить.

- Ну, как хочете, а мы завсегда на морозе курим, и ничего. Вот Анели вредно, у ней чахотка... А отчего вы бритый? Он тоже был бритый...

- Это ты все про шулера? Однако запомнился он тебе!

- Я его до сих пор помню. У него тоже чахотка, а курит ужас как. Глаза горят, губы сухие, грудь провалилась, щеки провалились, темные...

- А кисти волосатые, страшные...

- Правда, правда! Ай вы его знаете?

- Ну вот, откуда же я могу его знать!

- Потом он в Киев уехал. Я его на Брянский вокзал ходила провожать, а он и не знал, что приду. Пришла, а поезд уж пошел. Побежала за вагонами, а он как раз из окошка высунулся, увидал меня, замахал рукой, стал кричать, что скоро опять приедет и киевского сухого варенья мне привезет.

- И не приехал?

- Нет, его, верно, поймали.

- А откуда же ты узнала, что он шулер?

- Он сам сказал. Напился портвейну, стал грустный и сказал. Я, говорит, шулер, все равно, что вор, да что же делать, волка ноги кормят... А вы, может, актер?

- Вроде этого. Ну, пришли...

За входной дверью горела над конторкой маленькая лампочка, никого не было. На доске на стене висели ключи от номеров. Когда он снял свой, она зашептала:

- Как же это вы оставляете? Обворуют!

Он посмотрел на нее, все больше веселея:

- Обворуют - в Сибирь пойдут. Но что за прелесть мордашка у тебя!

Она смутилась:

- Все смеетесь... Пойдемте за ради Бога скорей, ведь все-таки это не дозволяется водить к себе так поздно...

- Ничего, не бойся, я тебя под кровать спрячу. Сколько тебе лет? Восемнадцать?

- Чудной вы! Все знаете! Восемнадцатый.

Поднялись по крутой лестнице, по истертому коврику, повернули в узкий, слабо освещенный, очень душный коридор, он остановился, всовывая ключ в дверь, она поднялась на цыпочки и посмотрела, какой номер:

- Пятый! А он стоял в пятнадцатом в третьем этаже...

- Если ты мне про него еще хоть слово скажешь, я тебя убью.

Губы у нее сморщились довольной улыбкой, она, слегка покачиваясь, вошла