Тахана мерказит

Петр Иванович захлопал в ладони.

-- Прошу прощения.

Подозрительными, напряженными взглядами Провожали Васина с Мири дворовые евреи. Очаровательный рыжий пацаненок лет пяти, еще без очков, но уже с длинными до плеч пейсами, подбежал к Мири и что-то залопотал ей угрожающее. Мири показала ему язык. Пацан, явно озадаченный, запихал палец в нос и тоже высунул язык.

-- Ми-ри-и! -- донесся сверху голос Мишки.

-- Чего?! -- крикнул Петр Иванович, задрав голову. -- В арабском квартале поаккуратней как-нибудь!..

6

Ну и город! Что за город! Улиц не было вовсе. Они шли по проезжей части шоссе, серпантином спускавшегося с верхотуры в котловину, к центру. Правда, и машин не было. Солнце лупило в темя, но Петр Иванович предусмотрительно надел шляпу. Пальм не было, зато по обочинам росли кактусы в человеческий рост, колючие, как положено.

-- Здесь можно раздеть себя, -- сказала Мири, -- а в Старом Городе надеть.

Петр Иванович послушно снял рубашку, сложил ее, как в прачечной, убрал в пакет. Мири тем временем достала из красного рюкзачка пластмассовую бутыль с водой, принялась жадно пить, косясь на татуировку полуголого своего спутника. Потом завернула на бутыли крышку, спрятала, отобрала у Петра Ивановича пакет с рубашкой и аккуратно сложила в рюкзачок, "Бабенка маленькая", -- усмехнулся Петр Иванович.

-- Зачем тебе это? -- она ткнула пальцем в плечо Петра Ивановича, на котором красовалась роза.

-- Это когда я был в неволе, мы так делали. В тюрьме,

-- Зачем ты быль в турме?

-- Негодяя побил.

Жара была не жаркая, с ветерком, прям-таки курортная. Иерусалим раскинулся по далеким оплывающим холмам бело-розовыми домами, похожими на россыпь камешков. Дома иной раз вырастали из ущелий, возле обрывов. Петр Иванович шел легко, насвистывая романс Ирины Васильевны.

Неожиданно из-за поворота завиднелся Старый Город. В самом центре его горел на солнце золотой купол.

Петр Иванович остановился.

-- Гроб Господень, -- хрипло пробормотал он, засовывая незажженную папиросу в карман.

-- Мечеть Омара, -- бесстрастно поправила его Мири, продолжая рассматривать пронзенное сердце на другой плече. -- У нас тату делают цветные. Хочешь, и тебе сделают? Я буду делать на моей ноге здесь. -- Она задрала юбочку. -- Посмотри. Я буду делать тут, у-у, как это по-русски?.. Батерфляй. С крылами такую... бабочку.

-- Ляжку-то зачем портить? -- буркнул Петр Иванович, -- Где ж Гроб Господень?

-- Я не знаю, -- пожала плечиками Мири. -- Храм царя Соломона сломаль Навуходоносор... Посвистуй еще...

-- Насвистелся уже. Ладно, хрен с ним, с Соломоном. Гроб Господень должен быть непосредственно...

Странное дело, они были уже недалеко от центра города, а где-то совсем рядом блеяли овцы, козел вроде замекал. Петру Ивановичу хотелось передохнуть перед дальнейшей экскурсией, но на травке не больно-то посадишь: с виду зеленая, а на самом деле -- опять колючки.

-- Пойдем через Львиные ворота, -- сказала Мири. -- Здесь наши парашютисты на танках в Старый Город поехали и катались шесть дней всю войну...

-- Здесь Иисус Христос на осляти въехал! -- наобум перебил ее раздраженно Петр Иванович. -- А вы его распяли непосредственно...

-- Не знаю, -- капризно изогнула губы Мири. -- Танки катались и победили арабов...

-- Чего вы все: арабы, арабы? Арабов они победили...

-- Потому что евреи самые умные и самые сильные. Как ты. Ты рубашку сделай. -- Она достала из рюкзака пакет.

-- Самые умные, главное дело, -- бурчал Петр Иванович, заправляя рубашку. -- Арабы вон математику выдумали, спирт, порох...

-- У тебя рубашка сзади не так. -- Мири обошла его и засунула в брюки незабранный кусок. -- Порох китайцы выдумали. Ты покупишь мне айскрим?

-- Кого?

-- Лед сладкий. А себе ты покупишь биру, пиво.

На площадке перед воротами с львиными мордами лежал плешивый оседланный верблюд. Он жевал вхолостую, по привычке.

-- Близко не подходи, -- Петр Иванович взял Мири за руку, -- Оплюет.

К верблюду подошла толстая туристка с фотоаппаратом. Эх, забыл фотоаппарат попросить! Верблюд даже башки не повернул в ее сторону. Туристка забралась на него, верблюд по частям поднялся и, покачивая худыми, развалившимися в разные стороны горбами, медленно побрел по пыльной площади, ведомый под уздцы арабом в белом длинном плаще.

Петр Иванович огляделся. За столиком пили пиво мужики европейского вида в шортах, в панамках с козырьками; араб соломенной метлой шоркал улочку; две пожилые туристки с розовыми воздушными прическами тыкали пальцами в карту -выбирали маршрут.

В стороне во что-то играли чернявые парни, окруженные любопытствующими. Петр Иванович подошел поближе. Точно, в наперстки. Как в Москве грузины. Лихая бригада! Все то же -- он сразу понял. Бугор гоняет наперстки, а двое подставных выигрывают без перерыва, заманивая лохов. Вот и свежий дурак попался, не турист, из местных. Выиграл раз, выиграл два, а потом стал проигрывать.

Невдалеке остановился джип. Из джипа вышли два молодых парня, тоже туристического типа, тоже в шортах. Здоровые. Какие-нибудь скандинавы шведские. Неспешно поозирались, закурили и подбрели к играющим. Неужели и эти дураки? Постояли, посмотрели. Потом один без особой поспешности заехал бугру по затылку, схватил его руку и замкнул на ней браслет. Второй браслет он даже не стал раскрывать, просто держал пустое кольцо в кулаке. Подручные бросились наутек. Полицейский лениво крикнул им вдогонку два слова, показывая на арестованного; мол, все равно же он вас заложит. Парни остановились к понуро поплелись к джипу. Туда же пошел и второй полицейский -- принимать товар.

Держа в поводу бугра, полицейский ногой расшвырял наперстки, выплюнул сигарету, снял черные очки, презрительно оглядел собравшихся и процедил сквозь зубы: "Фра-ерин!" Потом он отомкнул бугра и без слов заехал ему по загривку, сильно, но лениво, будто паута надоедливого хлопнул. Фраер припал к земле, немного поверещал пошел к машине своим ходом.

Петру Ивановичу стало немножко не по себе, неудобно. Ловят их, для нашего же блага, а мы, как олухи, потакаем, смотрим. Правильно сказал мент: фраера.

-- Мы можем идти, где Стена Плача, или где ваш Иисус Христос гуляль с мучениями, -- перебила его невеселые мысли Мири.