Два года из жизни Андрея Ромашова

Комната давно уже опустела, все вышли покурить на свежем вечернем воздухе, а Широков сидел, задумавшись.

- Пришел, явился! - прервал вдруг его раздумья Мельников.

- Кто, кто явился? - встрепенулся Широков. Из-за плотной фигуры командира отряда выглядывало побледневшее, обросшее бородой лицо Еникеева.

- А Андрей где, Андрей Ромашов? И Вера, Наташа?..

- Погиб Андрей, убили его гады, а жена ваша и дочка в порядке.

- Как же так, как случилось?

- Я, я виноват! - На глазах Еникеева выступили слезы. - Дайте закурить.

- Ну-ну, успокойся, садись и говори по порядку, - вмешался Мельников.

- Значит, когда мы ушли от офицерского патруля, - рассказывал Садык, жадно затягиваясь второй самокруткой, - добрались мы до Казани уже без происшествий. Город, вы знаете, торговый. Телеги с товаром, много народу, торгашей всяких - и на базарах, и на улицах шумно везде. Тут уж нам с Андреем хорошо: никто на нас никакого внимания. Ну, нашли мы домик, тот, на Арском поле. Вот нам обрадовались! Все про вас спрашивали, - обратился он к Широкову, - как себя чувствуете, как выглядите, даже что едите. А потом Андрей с Наташей пошли покупать лоток и всякую ерунду для него. А я отправился на базар - послушать, что говорят мои земляки, как им живется. Очень недовольны татары белыми, притесняют их сильно. Ну а Андрюша накупил всяких книг про сыщиков да любовь, конверты, карты игральные, еще там что-то...

На следующий день вышел он, значит, уже торговать. А я рядом крутился. Ох и ловкий он парень! Взял еще в типографии пачку свежих газет, и вовсю его торговля пошла. Так мы и бродили с ним целыми днями по улицам. Больше около штаба ходили, он даже в казармы попадал. Рассмотрели как следует этих народармейцев. Воюют они якши только с женщинами и водкой, а с нами не очень-то рвутся драться.

Офицеры тоже все больше по ресторанам. Поют там, танцуют, клянутся, что скоро начисто разделаются с большевиками. И все своими полками да вооружением хвастают громко. Ну, мы тут тоже запомнить старались названия всяких частей и сколько у них сил. Я на память много помню. Сами понимаете...

- Потом, позже об этом подробно доложишь. Начальника штаба позовем, отметим на карте. С Андреем что? - поторопил Широков.

- Дня четыре так бродили, разнюхивали все. А затем я смотрю - вроде легкая паника у беляков: офицеры беспокойные, как на плите горячей сидят. А еще их грузовики все возят на пристань тюки да ящики. Пристань в Казани, знаете, далеко, верст пять или шесть будет. И патрулей там, на этой дороге, много - прохожих всех проверяют, документы смотрят. В общем, опасно туда ходить. Но мы подумали, подумали и решились - пошли. Андрей с лотком, а мы с Наташей вырядились, вроде гуляю я с барышней. Нас и не останавливали почти. Один было раз, да у Наташи документы в порядке, а у меня татарские, от муллы. Нас сразу же отпустили, только сказали, что нечего нам делать на пристани. Я и объяснил, что мать моя там торгует, ларек у нее. А Андрюшку раз пять задерживали. Я один раз видел, как он свое свидетельство вытащил, офицер посмотрел и отпустил его. Молодец он парень... - Еникеев запнулся на секунду, - был... Жалко его очень. Как только пришел на базарчик у пристани, так во все горло и закричит: "А ну давай, налетай! Налетай! Только у меня вы сможете купить игральные карты да узнать свежие новости из газет". И что вы думаете - покупали, и еще как!

А дело под вечер было, теплый вечер, хотя и начало сентября. Небо чистое, солнце за Волгой красиво так заходит. Народу полно. Пароходов там собралось! Стоят плотно друг возле друга. Походили мы с Наташей около них, а тут Андрей к нам вроде случайно подошел. "Попробую-ка на самую пристань пробраться, - говорит. - Гуляйте здесь пока".

Мы сели на травку, ждем, а его все нет и нет. Совсем стемнело, огни зажглись, а Андрея не видно. Я уже думал сам туда пойти - выяснить, в чем дело, хотя и опасно это. Только встал - смотрю, он появляется, веселый такой, и тихо говорит: "Ну, ребята, много я интересного узнал. Знаете, я на пароходах был, по каютам даже ходил. Господам очень карты мои нужны. А один мне вот что подарил, - и показал нам японского сукна гимнастерку с какими-то темными пятнами. - Только кровь на ней: видно, убили кого из наших. Мне неудобно было отказаться - еще заподозрят чего".

Потом он стал рассказывать мне, какие части на пароходах и куда их везут. Раза два повторил, чтобы я запомнил. А я ему, шайтан меня за язык дернул, и говорю: "Ты гимнастерку спрячь где-нибудь, а то на ней кровь и носить ее с собой опасно. Подкинь, - говорю, - под какой-нибудь торговый ларь, они уже закрыты все".

Он и пошел прятать. Вдруг крик, шум. Оказывается, хозяин, торгаш, у того ларя был, ночевал там, что ли? Он и схватил Андрея - думал, грабить лезет. Ну, и гимнастерку ту заметили. Тут сразу же и повели его в контрразведку. Мы все ходили, ждали - никак я не мог допустить, чтобы такой ловкий, умный парень пропал из-за пустяка. Думал: ведь докажет же он, что офицер подарил.

Ну, значит, ходим вокруг и ждем, ходим и ждем. Наташа извелась прямо вся. Часа два прошло. И нам уже ходить стало опасно. Только вдруг какие-то выстрелы. Подошли ближе, слышим, кричат: "Вон там ловите! Не уйдет!" А в это самое время с Волги как затарахтит пулемет, да пушка ударила. Снаряды где-то позади нас рвутся. Мы упали на траву, лежим. Среди белых паника, огни все на пароходах погасли, стрельба идет вовсю. Потом мы слышали: наши красные катера - видно, из Маркинской флотилии - налетели.

А когда все кончилось, опять темнота сплошная. Так и остались мы там Андрея до утра ждать, замерзли очень. С рассветом пошли на базар. Ну и узнали: один татарин рассказывал всем, что после допроса хотели того парня - Андрея, значит, - в городскую тюрьму отвести, а он перемахнул через барьер - да в воду. По нему, конечно, стреляли и попали...

Я спросил татарина, откуда он знает, что попали. Он мне объяснил: мол, утром сегодня ниже по берегу нашли убитого. "Сильно, - сказал, - его обезобразили. Много раз, видно, в голову попали".

Пошли мы тогда обратно в город, Наташа очень плакала дорогой и дома потом тоже. И все я! Не сказал бы ему прятать ту гимнастерку, обошлось бы...

- Нет, Еникеев, ты действовал правильно, - вздохнул Широков. Случай! Ничего не поделаешь - война. Ну что ж, давай теперь твои сведения.

* * *

Евдокия Борисовна и Катя изнемогали от ежедневных допросов, побоев и голода. Рыжий штабс-капитан оказался действительно лютым и дотошным. Он даже сумел найти у каких-то двух-трех работниц фабрики пачки готового обмундирования. К счастью, видно, на этом у него дело опять приостановилось. Работницы клялись, что утащили обмундирование, когда красные отступали, и ничего больше ведать не ведают. Тогда Логачев перенес всю свою злость на заведующую фабрикой и кладовщицу. Их вызывали из арестантских рот почти каждую ночь, допрашивали с пристрастием, избивали и отводили обратно.

Камеры в арестантских ротах были так переполнены, что люди могли только сидеть. Каждую ночь приводили новых арестованных, вызывали старых, уводили куда-то. Многие не возвращались. Ужасное положение еще больше усугублялось слухами, передававшимися из уст в уста: "Слышали - говорят, Ленина на днях в Москве убили. Что же теперь-то будет?"

Услышав такое, Евдокия Борисовна буквально окаменела. Что же это? Ленина? Не может быть, нет, нет!

- Не может этого быть! - уже вслух твердо сказала она. - Они нарочно такую сплетню пустили, чтобы нам тяжелее было.

Ее твердая уверенность убеждала многих лучше всяких доказательств. Из камеры в камеру летели сигналы: "Ленина не убили. Это провокация, ложь".

Но положение арестованных становилось все труднее. Их почти перестали кормить. Из камер уводили на расстрелы теперь не одиночек, а целые группы. Ромашова и Кедрова каждую минуту ждали, что вызовут и их.

- Наши-то наступают, вот-вот сюда придут, - сообщила недавно приведенная в камеру женщина.