Да придет Царствие Твое! (СИ)

- Пойдем отсюда, Василий, - шепотом произнес Николай, стараясь придать своему голосу больше уверенности.

- А как же это? – дьякон обвел рукой все вокруг.

- Это никуда не денется! Оно останется здесь! Пойдем! Надо что-то придумать, как нам быть утром.

- В смысле?

- Что в смысле?! Завтра придут прихожане, что они увидят?! Если они увидят это? Что произойдет с ними, с нами? Ты можешь мне сказать, как они воспримут случившееся? Нет?! Я тоже не берусь предсказать. Возможно, такое известие вызовет трепетное благоговение, а, возможно, обычную панику. Больные умом могут взбеситься, и что тогда?! Так вот поэтому мы должны что-то сделать, чтобы никто не узнал об этом! – настоятель почесал окладистую бороду. Он всегда так делал, когда был задумчив.

Отец Николай вытолкал дьякона из храма в маленький дворик церкви, огражденный старинным кованым забором. Ворота и калитка были закрыты, здесь стояла тишина и пустота. Они остановились на ступеньках при входе в храм - паперти. Оба молчали. То, чему они стали свидетелями никак не укладывалось в их головах. Но они по-разному восприняли случившееся. Батюшка старался найти правильное решение, которое предотвратило бы непредсказуемые последствия. Дьякон Василий же преследовал несколько иные цели. Он представлял себе, как о нем все узнают, когда он расскажет о случившемся, как прославится и, возможно, с ним захочет увидеться сам патриарх!

- Василий! Сейчас ты пойдешь домой! Завтра придешь, как ни в чем не бывало! И не дай бог, если кому-нибудь ты расскажешь! Прокляну! Ты понял меня?! – отец Николай не шутил. Он успел узнать дьякона не с лучшей стороны. Тот сплетничал со служками, с пожилыми прихожанками, которые не пропускали служб, со стариками, которые тоже не прочь были послушать последние новости из жизни храма и его прихода.

- Батюшка! Да как Вы могли подумать обо мне такое! Я ни-ни! – постарался опровергнуть дурные мысли о себе Василий.

- Иди, с богом! А я еще немного задержусь, поразмыслю.

Дьякон, поцеловав руку святому отцу, повернувшись к нему спиной, зашагал прочь. Отец Николай перекрестил его, а когда тот скрылся из виду, вернулся в храм.

Вскоре начало светать. Дни уже были намного длиннее ночей. Николай вернулся в притвор, в ту часть храма, которая примыкает ко входу. Отсюда он долго смотрел на происходящее в храме. Некоторые свечи догорели и погасли, поэтому храм вновь стал погружаться в полумрак. Настоятель включил паникадило. Свет электрический осовременил вид храма, и стало не так жутко. Постояв так еще минут пятнадцать, он вышел опять на паперть. Солнце, как обычно миллионы лет до него и, как будет миллионы лет после него, всходило на востоке. Город оживал.

Скрипнула калитка и во двор вошла еще довольно молодая женщина. Ее голова была скрыта от посторонних глаз темной косынкой. Женщина, аккуратно притворила за собой скрипящую калитку и направилась к батюшке.

- Что так рано, сестра? – остановил ее уже на паперти отец Николай. – Храм еще закрыт. И, наверное, сегодня мы не откроем его. Службы, скорее всего, не будет. Иди в другой храм.

- Батюшка, мне очень надо!

- Я все понимаю, но в храм не пущу, - стоял на своем настоятель. Он принял для себя решение. В церковь пускать никого нельзя! Кроме конечно клира. Во имя спокойствия. Потом, когда мироточение прекратиться, когда клирики приберутся, только тогда они пустят остальных жаждущих совершить религиозный обряд. Поэтому он и остался ждать пономаря, который приходил каждый день рано утром.

- Батюшка, мне приснилась дева Мария. Она сказала мне, чтобы я просыпалась и шла в этот храм. Я должна стать свидетельницей чуда, которое здесь сегодня свершиться! И вот это чудо и поможет обрести успокоение моей душе. Пусти, отец! – женщина схватила руку Николая и стала осыпать ее поцелуями.

Конечно, не благодаря обилию поцелуев, не благодаря покорности и мольбам, скорее вопреки всему, в том числе и здравому смыслу, батюшка решил пустить женщину в храм. Что-то его заставило это сделать. Что? Скорее всего, ее слова о деве Марии. Ведь святые зачастую являются во сне. Выдумать свой сон девушка не могла. Зачем ей это? А раз так, богу угодно чтобы молодая женщина посетила храм именно сегодня!

- Как имя твое, сестра?

- Лиза…

- А при крещении, как наречена?

- Елизавета.

- Пойдем со мной Лизавета, - батюшка открыл перед женщиной тяжелую массивную дверь и пропустил ее внутрь храма.

Очутившись внутри церкви, женщина увидела происходящее там чудо и, так же как совсем недавно клирики этого храма, неистово начала креститься. Иконы смотрели на нее со всех сторон. Ей показалось, что святые указывали на нее и говорили «грешница! Зачем ты явилась?». От их пристальных взглядов Лиза съежилась и невольно попыталась спрятаться за спиной батюшки. Он это почувствовал и, будто родной отец прикрыл ее от святых образов. Отец Николай и Лиза быстро прошли в притвор. Там у Лизы ноги подкосились, и она рухнула на одну из скамеек, стоявших у стены.

- Боже! Что это?! – задыхаясь от несказанного волнения, воскликнула она.

- Это? Это чудо мироточения! - негромко произнес батюшка, еще больше утвердившись в правильности своего решения не пускать сегодня в церковь никого из прихожан.

ГЛАВА 11.

Лизавета.

Лиза устала бродить по городу и решила зайти в ближайшее кафе. Заведение, которое ей попалось, оказалось очень маленьким, но уютным. Над стойкой бара висел ЖК телевизор с огромным экраном. На экране возникали сцены из какого-то очередного сериала про вампиров. Молодые люди с мертвецко-голубыми лицами то целовались со своими живыми жертвами, то пили у них из шеи кровь.

Лиза устроилась за столиком у окна. Отсюда ей было прекрасно видно, что происходит на улице, и иногда ее взгляд останавливался на экране телевизора, когда дикие вопли приглушенно раздавались в зале кафе. Она невольно вздрагивала и смотрела в телевизор.

Буквально через пять секунд после того, как женщина устроилась, к ней подошла официантка – молодая девушка, совсем еще ребенок. В руках у этой работницы внезапно появился блокнот и карандаш. Она достала их из кармана фартука.

- Что будете заказывать? – вежливо, но по-деловому обратилась официантка к новой посетительнице.

- Чашку кофе.

- Какого желаете? Капучино? Эспрессо? Американо? Маленькую чашечку, большую? – стала пытать Лизу официантка.

- Капучино. И еще, пожалуйста, тирамису, - посетительница ткнула пальцем в стоявшую на столе, красочную рекламку блюд, подаваемых в этом заведении. На одной стороне буклета была фотография красивого пирожного, на другой – фото бутылки французского красного вина. Вообще Лиза не хотела есть, но рекламный ход менеджера кафе, не оригинальный, скорее даже банальный, сработал и она сама того не очень желая, поддалась соблазну и решила попробовать такую красоту.

Официантка удалилась, оставив Лизу наедине с ее мыслями. За последние дни произошло столько всего, что молодая женщина никак не могла это переварить. В голове царил полный хаос. Что? Почему? Зачем? Надо ли? Вопросы. Вопросы. А где ответы? Она мучительно их искала, но пока не нашла. Одиночество было кстати. Люди знакомые сильно раздражали ее своими пустыми, надоедливыми разговорами, лживыми участливыми взглядами, перешептыванием и перемыванием ее косточек. А вот особи, совсем ей не знакомые не пытались скрыть своего безразличия к ней и тем самым позволяли Лизе думать о своем, о наболевшем, при них она даже не пыталась скрыть своей растерзанности.

Вчера она совершила страшное, ужасное преступление. Из-за нее, из-за ее необузданных желаний умер человек. Человек! Она убила человека! Просто позвонила и заказала смерть. Так обыденно, так скучно и по-деловому. Звонок, разговор, запись на прием, и потом смерть. Так просто! Он умер, а она осталась жить. Он никогда не увидит того, что видит она и миллиарды других людей. Он не почувствует запах моря, не услышит величие органа, не прикоснется к телу другого человека, не выразит своих чувств словами. Он никогда не узнает, что такое жизнь! Ему кем-то свыше была дарована жизнь, а она взяла и лишила его этого дара! Разве она бог? Разве могла она решать такое?! Тогда может она дьявол? Но и ему не позволено так безоговорочно распоряжаться человеческой жизнью. Даже он не принимает решений за человека. Только сам человек может решать, что ему делать со своей жизнью. Только он и никто кроме него. А вот она решила вопрос жизни и смерти за него! Боже! Боже! Боже!