Да придет Царствие Твое! (СИ)

- Ну, что там может быть, отец Василий! Успокойся! – устало произнес отец Николай.

- Пойдемте, батюшка! Пойдемте! Вы сами должны все увидеть! – не успокаивался верный помощник Романцева.

- Ох, Василий! Вечно у тебя все не так, как у людей! А до завтра это не подождет?!

- Что Вы! Нет! Там ТАКОЕ! – его глаза вылезали из орбит, когда он представлял еще раз увиденное им в храме.

- Ну, что там? Хулиганы? Осквернили что? А?! Так вызывай полицию! Я то, что могу сделать?! – все еще надеялся увильнуть от необходимости одеваться и идти на работу в такой поздний или ранний час отец Николай.

Но Василий не принимал слов начальства к исполнению. Он вошел в коридор квартиры своего настоятеля и, молча, стал ждать. Осознав всю тщетность своих отговорок, Николай нехотя стал одеваться. Дьякон подал ему повседневную черную рясу и черные замшевые туфли. Отец Николай, облачившись и повесив крест, прошел прямо в обуви в комнату детей.

- Боря, Боря…, - шепотом разбудил он старшего отрока.

- Да батюшка, - продрал глаза сын, привыкший к разного рода неожиданностям.

- Я пойду в храм. Вы продолжайте спать. Я вернусь утром, если, вдруг, меня не будет утром, ты старший.

- Я понял папа, - прошептал сын и, повернувшись на бок, снова уснул, как ни в чем не бывало.

Священник поцеловал спящих детей, и вернулся к своему помощнику.

- Ну, пойдем, Василий. Не дай бог, ты меня зря побеспокоил!

ГЛАВА 8.

Петр Петрович.

Петр Петрович лежал на деревянных ступенях в сауне. Его огромный живот едва помещался в узком пространстве, рассчитанном на более стройных людей. Жар был умеренный, и поэтому мужчине относительно не высокая температура не доставляла никаких неудобств. Он, однако, раскраснелся, и капли пота интенсивно стекали по его второму подбородку на третий, а потом на пышную грудь и заканчивали свой бег непосредственно на самом выпуклом месте, откуда уже ручейками сбегали на горячее дерево.

В парилке он был один. Его соратники по партии и развлечениям вышли к девочкам, и из-за плотно закрытой двери слышались их веселые голоса. Раскатистому хохоту мужчин вторили высокие нотки женского смеха.

Петр Петрович находился в печальном расположении духа. Паршивые газетенки начали его травлю. Пока он успешно от них отмахивался, но силы были уже на исходе. Эти мелкие твари кусали не больно, но часто. Главное за что?! Вопрошал он сам себя. Ведь он служил существующему строю верой и правдой. Он заслужил своей преданностью хоть какую-нибудь защиту от этой мерзкой своры. А партия как-то слабо помогала ему в ежедневной борьбе по защите своей чести и достоинства.

Петр Петрович вспоминал свою жизнь, бурную и порой такую непредсказуемую, что сейчас ему порой казалось, будто все было вовсе не с ним. Школа. Там-то все было спокойно. Социализм прочно стоял на глиняных ногах. Оспорить его существование не приходило в голову никому. КПСС умело защищал свои интересы от нападок из-за занавеса.

Потом ВУЗ и закат социализма. Вот с того времени и началась его активная политическая жизнь. Учеба в ВУЗе пришлось на время перестройки, в эти годы он начал активно участвовать в общественно-политическом движении, был организатором и членом целого ряда анархических партий и движений, которые не признавали существовавший тогда и привычный порядок вещей. Он вспомнил, как на первом курсе стал организатором подпольной студенческой группы «Оргкомитет Всесоюзной революционной марксистской партии»; потом, спустя несколько лет вошел в созданный на его базе историко-политический клуб «Община» — одну из первых московских неформальных групп; вспомнил, как стал редактором издаваемого «Общиной» журнала. Потом он принял активное участие в организации Московского народного фронта, написал проект его Учредительной декларации; тогда же инициировал создание Альянса социалистов-федералистов. В 1988 году стал организатором и членом «Демократической фракции ВЛКСМ». А в ноябре того же года был выдвинут кандидатом в депутаты Съезда народных депутатов СССР. Петр тогда, в то время, считал себя анархистом; в одной из статей, которых было огромное количество, он называл себя сторонником «христианского народного демократического социализма». Надо же было такое придумать! Сейчас он улыбнулся своей безумно интересной молодости.

Потом он окончил институт, между прочим, с отличием и стал работать в школе учителем истории, из которой ранее же выпускался; одна из учениц позднее стала его женой. Мысль о жене неприятно отозвалась в голове Петра Петровича. Нет. Это не было каким-то угрызением совести. Он привык изменять ей, и она тоже к этому привыкла. Просто мысль о жене всегда была ему неприятна. Он не мог сказать, когда это началось. Скорее сразу же после свадьбы. Она сразу стала ему мешать, вызывать неприятные мысли о том, что все шушукаются по поводу их женитьбы. Как же! Учитель и ученица! Причем ученица – школьница! Несмотря на свои политические взгляды, он все же старался соблюдать рамки принятого обществом приличия.

А когда же началось его триумфальное восхождение по лестнице, ведущей в облака, его настоящая карьера? Карьера успешного человека, держащего удачу за рога? Карьера политика, бизнесмена, пройдохи и бездушного депутата? Когда он влился в ряды верных режиму бойцов, соратников и преданных друзей лидера?

Наверное, именно тогда, когда вместо того, чтобы отдать полученные им в конверте деньги, он их взял себе. Взял, не задумавшись о последствиях своего решения. Люди?! Какие люди?! Я их не знаю, они мне – никто! Так зачем тогда переживать?! Мне от этого хуже не стало! Стало ли хуже моей семье? Нет! Ну, вот и славно! Все в порядке! И пошло потом, поехало. Деньги потекли ручьями с разных сторон. Ручьи стали впадать в реки. И уже реки денег текли к нему. Он стал менять их на вещи, дорогие вещи, стал приобретать недвижимость, и не только в своей стране. Его уже не волновали какие-то людишки. Кто они?! Разве он служит им? Нет! Его господин – Виликое государство! Он же работает во благо государства! А уж государство должно заботиться о людях. Следовательно, он прав! Тот, кто стоял у руля – тот и господин, он заботится обо всей нации! Ему он стал служить! Ему и еще тому, кто стоял за ЕГО спиной, кто был в тени, но управлял всем и всеми! Он, стоящий в тени, прятал хвост под костюмом, копыта в дорогих туфлях, а рога – под головным убором. Причем часто этот убор менялся. То он представлял собой офицерскую ушанку, то авиационный шлем, то военно-морскую фуражку.

- Петр! Ты там жив?! – услышал он вдруг веселые крики своих однопартийцев. – Выходи! Мы ждем тебя! Верочка уже истосковалась без тебя!

- Иду, старые развратники! Иду! Лучше бы попарились! И то больше пользы, чем пить эту белую, прозрачную жидкость!

Дружная компания встретила его веселыми криками и поднятыми бокалами. Петр Петрович появился, как появлялись две тысячи лет назад уважаемые патриции, в белой простыне-тунике и сандалиях. Верочка – дорогая проститутка, впрочем, как и все присутствующие в бане, обняла появившегося кавалера и выпила свой бокал. Попойка с последующим похотливым концом продолжилась.

Около трех утра, Петр Петрович измотавшийся, уставший и изрядно пьяный усадил такую же замученную Верочку в ее «ауди» последней модели, расплатился с ней пачкой розовых европейских банкнот и сев, в свой «майбах», поехал домой к жене.

ГЛАВА 9.

Палыч.

- Убирайся на улицу! Чего ты тут околачиваешься?! Иди на улице воняй! И без тебя воздуху мало! – стала кричать на бездомного мужчину уборщица, моющая гранитный пол в фойе станции метро.

Бомж, молча, не огрызаясь, собрал в порванные пакеты все свое имущество и, прихрамывая на правую ногу, вышел из помещения станции. Он и вправду сильно вонял. Хотя сам иногда даже и не замечал этого стойкого, едкого запаха. Привык. Он не помнил, когда в последний раз мылся. Нога болела. Она раздулась, и он выбросил рваный ботинок, который стал бесполезен. Обмотав носки, которых было несколько штук на опухшей ноге, полиэтиленовым пакетом, он старался наступать на нее аккуратно, чтобы не кричать от боли.