Загадка Отилии

Паскалопол попытался ласково убедить дядю Костаке, что не стоит вкладывать деньги в торговое предприятие на улице Антим. Ведь дом для Отилии у него был. Но старик с фанатизмом отстаивал свое решение, и помещику пришлось отступиться. В голове Костаке мысль самому заняться торговлей все теснее и теснее переплеталась с желанием обеспечить будущее Отилии, так что в конце концов последнее почти совсем куда-то исчезло. Он до­шел до того, что под видом отеческого совета предложил Феликсу принять участие в делах. Если Феликс, говорил он, после своего совершеннолетия, то есть осенью, войдет в пай с определенной суммой денег из тех, что лежат в банке на его имя, то он, Костаке, построит трехэтажный дом для Феликса и Отилии как совладельцев. Вполне понятно, что Феликс должен будет заплатить за землю, но «очень дешево». Таким образом, доход от лавки он получал бы пополам с Отилией и имел бы жилое помеще­ние, которое, поскольку сейчас он еще одинок, мог бы сдавать внаем, оставив себе одну комнатушку. Для врача такая сделка была блестящей. Любовь и уважение Фе­ликса к Отилии были безмерны, но комбинации дяди Ко­стаке вызвали у него отвращение, омрачившее его чув­ство. Все преувеличивая в силу своей осторожности, он заподозрил какую-то махинацию, задуманную с целью завладеть его имуществом, подлинных размеров которого он до этого времени так и не знал. Предложение стать совладельцем Отилии было своеобразным предложением жениться на девушке, для которой он сам бы создал приданое, поддавшись на хитрость старика. Феликс опа­сался — и не без оснований, — что Костаке строит дом на его деньги. Жениться на Отилии, посвятить ей все свои способности было наивысшей целью Феликса. Но вместе с тем он желал сам добиться, завоевать ее. Казалось, дядя Костаке хочет сбыть Отилию с рук, и это было так оскорбительно, что Феликс подумал: если бы девушка знала о намерении старика выдать ее за него замуж и та­ким образом связать его, она бы сгорела со стыда, да и он не перенес бы ее унижения. То, что делал старик, могло только, уязвив самолюбие Отилии, отдалить ее от Фе­ликса.

Дядя Костаке заполонил весь сад строительными ма­териалами. Одно дерево, придавленное кирпичами, даже стало сохнуть. Лето в Бухаресте стояло, как обычно, душное и сухое, и вся пыль от битого кирпича, подхва­ченная ветром, оседала на лестнице, оконных переплетах и карнизах. Хлопотливый старик не давал своим мате­риалам лежать на одном месте, он все время перемещал их. Чтобы не растащили кирпич, он сам принялся пере­кладывать его подальше. Безбородое лицо его от кир­пичной пыли стало красным, как у индейца. Балки он положил поверх кирпича, чтобы уберечь его от дождей. Потом ему пришло в голову, что именно балки должны быть сухими, и самые короткие из них он перетащил на­верх, в комнату, где лежали оконные рамы и двери. Ста­рый дом был не очень крепок, и как-то ночью Феликс

слышал треск. Он зажег свечу и увидел на стене длинную зигзагообразную, словно молния, трещину. На дру­гой день дядя Костаке, подняв на ноги все семейство, перенес бревна в сарай, а остаток дня потратил на тща­тельное исследование поврежденной стены. Дожди залили яму и погасили известь, превратив ее в грязное молоко. Но все эти неприятности нисколько не убавили созида­тельного энтузиазма старика. Казалось бы, дядя Ко­стаке должен был посоветоваться с архитектором, за­благовременно составить проект будущего дома, но он этого не делал. Разыскав в шкафу огрызок карандаша, он набросал на клочке бумаги какой-то чертеж. Он упрямо твердил, что все архитекторы воры, а добротное здание он построит и сам со старым, умелым подрядчиком, как был построен и тот дом, в котором они жили. Однажды он пригласил пожилого итальянца, чтобы осмотреть место, предназначенное для строительства. Дядя Костаке высказывал ему самые необычайные пожелания: кухню и хозяйственные помещения он хотел выстроить в глубине двора, потому что, по его словам, так было здоровее. Он считал, что вместо нескольких комнат достаточно всего двух, но больших, которые заняли бы все пространство, намеченное под жилое помещение. Потолок он хотел на­стлать из балок, а вместо балкона, который мог упасть, сделать крыльцо, поднимающееся до второго и третьего этажей. Погреб он желал устроить не под домом, а во дворе. Подрядчик спокойно и понимающе выслушал эти пожелания, потому что привык строить дома, согласуясь не с правилами эстетики и архитектоники, а с указаниями клиентов. Внизу дядя Костаке хотел оборудовать поме­щение для лавки, но требовал поднять его чуть ли не на метр над землей, чтобы воры не могли проникнуть туда. В юности он видел такую лавчонку, к двери которой днем приставляли деревянную лестницу. Если бы подрядчик осуществил этот проект, дом выглядел бы весьма нелепо. Но он не осуществил его, потому что дядя Костаке от­ложил работы на неопределенный срок, пока тщательно не изучит цены на рабочую силу. Летом все строятся, так что рабочие дороги. А поздней осенью они ходят без работы и будут рады наняться за гроши. Дядя Костаке по-своему составлял смету: «Я найму мастера-подрядчика на все время работ и буду присматривать за ним. Ма­териалы я буду покупать сам и выдавать лишь тогда, когда увижу, что это необходимо. Архитектор только карман себе набьет. А в рабочие найму цыганское семей­ство. И цыгану нужна пригоршня монет, чтобы зимой перебиться. Как бы хорошо ни платил архитектор, оста­нется им мало, потому что придется покупать себе пищу. А я им выдам деньги по окончании работ (и дядя Костаке подумал о невероятно малой сумме), зато все у них останется целиком, потому что я буду кормить их. За­ставлю Марину готовить им пищу каждый день». Дядя Костаке стал закупать продукты в таких количествах, что мог удивить всякого, кто знал скрягу. Он купил су­хой фасоли, которую летом никто не покупает, чечевицы, луку, протухших бараньих ребер, копченого мяса (все больше ноги, кости и головы), в котором Марина обна­ружила маленьких белых червячков. Набив гвоздей в по­толок, старик развесил продукты, ожидая строительного сезона. Однако вскоре обнаружилось, что продукты до осени не выдержат, и тогда бараньи ребра, лук и все остальное стало чересчур часто появляться на столе. Отилия по своему обыкновению почти ни до чего не при­трагивалась — она смотрела на еду как на какую-то вы­думку, вовсе не подобающую человеку (любила она только шоколад), — а Феликс начал обедать в городе.

Дядя Костаке, обычно столь скрытный в своих делах, явился к Феликсу с несколькими листами бумаги, ка­кими-то расписками и записями и попросил составить общий счет расходов на закупленные материалы. Феликс это сделал, но его удивила дороговизна. Старый кирпич, взятый из развалин, стоил почти как новый. Поскольку дядя Костаке вовсе не казался несведущим в подобных вопросах человеком, которого легко можно надуть, оста­валось только заподозрить, что счет этот предназначался для обмана кого-то другого. Но так как дядя Костаке сам был покупателем, то все это представлялось загадочным. Тот же Стэникэ (Феликс убедился, что сердиться на него бессмысленно) открыл Феликсу глаза. С помощью весьма веских аргументов он доказал ему, какова должна быть действительная цена материалов. За все была заплачена смехотворно ничтожная сумма, а что касается кирпича, то Стэникэ поклялся, что дядя Костаке получил его даром. И действительно, в центре сломали несколько старых до­мов, чтобы на их месте построить большой отель. Пред­приниматели купили участок по цене, в которую стоимость старых построек почти не входила. Кирпич им только мешал, так как негде было его хранить, а перевозка обошлась бы слишком дорого. Они предложили забрать кирпич бесплатно, чтобы очистить место для строитель­ства, с условием, что он будет вывезен немедленно. Там, наверно, и раздобыл его Костаке. Конкурентами у него были одни цыгане, которые тоже забрали кирпича столько, сколько было под силу унести на руках. Известь (здесь Стэникэ, возможно, преувеличивал) могла быть краденой. За некоторую мзду нетрудно уговорить какого-нибудь цы­гана с большой стройки, где расходуют огромное количе­ство строительных материалов, утащить ночью несколько десятков килограммов извести. Чтобы доказать Феликсу и Отилии, что может сделать предприимчивый скупец, Стэникэ похвалился, что сумеет достать на пробу всего понемножку. И действительно, он явился с цыганом, ко­торый притащил в мешке несколько кирпичей, кулек гвоз­дей, клею и другие материалы. Все это за несколько мо­нет он раздобыл на стройках. А уже совсем поздно ночью, в тот день, когда Стэникэ устроил эту демонстрацию, ка­кая-то цыганка по собственной инициативе притащила ло­хань с жирной гашеной известью, потому что, как сказала она, ей нужно было раздобыть несколько грошей. Посту­пок Стэникэ вовсе не удивил дядю Костаке. Он даже не спросил, зачем тот доставал кирпич, известь и все осталь­ное, и тут же прибрал все к рукам, как только Стэникэ признался, что материалы ему не нужны. Старик снова пришел со своим счетом к Феликсу и попросил, поскольку тот составлял этот счет, поставить свою подпись внизу листа, «чтобы знать, кто это сделал». Феликс хотя и уди­вился, но расписался, испытывая такое же неприятное чувство, с каким подписывал векселя.