Падение Келвина Уокера

— Ницше? — сказал Джек.

— Для Ницше я тогда еще не созрел. Я открыл великого Ингерсола [7].

Джил подала Джеку тарелку с яичницей, кое-как намазанный хлеб, солонку и вилку. Забравшись на матрац, она привалилась к его ногам, а он стал проворно закусывать.

— Ничего не знаю про Ингерсола, — сказал он с полным ртом.

— Полковник Ингерсол — это американский атеист, к сожалению, уже умерший. Он доказал, что, когда мой отец молился, он ни с кем не беседовал и никто не слышал его. Не могу передать, какое я испытал облегчение. Хоть я и не чувствовал никогда, что бог меня слышит, но я постоянно чувствовал его рядом — как он следит за мной, судит меня и проклинает. Словно со мной всегда и всюду был отец. Не жизнь, а сущий ад. Ингерсол избавил меня от него. Впервые в жизни я почувствовал себя один на один с собою.

Он улыбнулся своим мыслям:

— Я надоел вам.

— Нет-нет, говорите, — запротестовал, прожевывая, Джек, — очень интересно.

— Я зачастил в библиотеку. Даже записался и тайком приносил книги домой. Я открыл для себя Ницше. Он ясно объяснил, что, коль скоро бога нет и некому придать жизни смысл и цель, это должны сделать осознавшие свою ответственность одиночки. Поэтому вчера, никому не сказавшись, я забрал свои сбережения и приехал сюда.

Джек удивился.

— Я чего-то не уловил, — сказал он. — Почему вы приехали сюда?

Теперь удивился Келвин.

— Я же сказал.

— Нет, что вы конкретно собираетесь делать? — сказала Джил.

— Сначала найду работу. Я рассчитывал снять комнату и потом искать работу, но, поскольку денег у меня нет, сначала нужно найти работу.

— Можете пожить у нас, если хотите, — сказал Джек.

— Огромное вам спасибо!

— Не за что. Нам самим тут осталось несколько дней. Мы задолжали за квартиру. Если Джил не перехватит у какого-нибудь богатого поклонника, хозяйка выбросит нас на улицу.

Джил, вскинувшись, сорвалась на крик:

— Слушай, мне осточертело занимать деньги, которые мы никогда не отдадим! Осточертело!

— А я без намеков, — остужающе сказал Джек, — я просто констатирую факты.

Он повернулся к Келвину и участливо спросил:

— А какую работу вы ищете?

Келвин извлек свою газету, развернул на исчерканной странице и передал Джеку.

— Завтра я справлюсь насчет этих вакансий, — сказал он. — Я, как видите, не стал отмечать такие, где администрация располагается не в центральном Лондоне или начальная ставка ниже пяти тысяч в год.

Джек пробежал глазами колонку объявлений. Лондонский университет искал заведующего на кафедру эргономики. Национальному обществу защиты детей от жестокого обращения требовался руководитель отдела связи с публикой. Международной Корпорации урегулированного либидо был нужен директор Британского посреднического филиала. Джек поднял глаза от газеты:

— Вы только что сказали, что в пятнадцать лет оставили школу и помогали отцу в лавке.

— Совершенно верно.

— Какая у вас лавка?

— Бакалейная — маленькая, но доходная.

— А где вы еще работали?

— Нигде. А вчера днем распрощался и с лавкой, когда в последний раз открыл ставни.

— Какие же у вас основания рассчитывать на эти вакансии?

— Воля к победе.

Джек и Джил переглянулись. Келвин улыбнулся и сказал:

— Вы считаете меня ненормальным?

— Или дико наивным, — сказал Джек.

Джил сказала:

— Нельзя за здорово живешь получить ответственное место. Нужно начать с нижней ступеньки — и подниматься выше по лестнице.

— Это неверно! — жарко вскричал Келвин. — Сегодня эти лестницы такие высокие, что не успеешь добраться до середины, как пора на пенсию. Те, кто наверху, обычно начинали на ступеньку-другую ниже. Больше того, чем ближе к вершине, тем меньше значения имеет специальность. Прошло то время, когда управляющие химических корпораций должно были хорошо знать химию. Министр путей сообщения понятия не имеет о расписании поездов. Для командной должности потребны такие качества: полнейшая уверенность в себе и умение проследить, чтобы подчиненные занимались своим делом, а это обычно написано у них на лице.

Джек сказал:

— Пусть так, Келвин, но для начала надо пройти собеседование. Для этого вы пишете ходатайство, ссылаясь на квалификацию и опыт. Без нужной квалификации вас не допустят к собеседованию; без собеседования не дадут работы.

Помолчав немного, Келвин сказал:

— Вам доводилось слышать о Гекторе Маккелларе?

— Нет. Да. Минутку… Есть такие имена — они на слуху, но не припомнишь, в связи с чем. Он был журналистом. Сейчас он вроде на Би-би-си?

— Он еще секретарь Общества герцога Эдинбургского по сохранению местной культуры. Он тоже из Глейка, только он уехал, когда я еще на свет не родился. Так вот, я собираюсь позаимствовать его имя.

— В каком смысле?

Келвин забрал газету и сунул ее в карман:

— Когда я буду завтра обзванивать эти конторы, я назовусь Гектором Маккелларом и застолблю побольше собеседований.

— А когда вас пригласят?

— Признаюсь в обмане и объясню причины.

— Так вас выставят.

— Скорее всего. И я с радостью уйду, потому что не вижу толку от неумного работодателя без крупицы воображения. Но рано или поздно я набреду на человека или организацию, которые мною заинтересуются, и тогда моей задачей будет убедить их в том, что мой обман только подтверждает мои умственные и деловые способности; и дураки они будут, если не используют их в своих интересах.

Поворошив одеяло, Джил нашла щетку и стала расчесывать волосы. Джек поскреб щеку и сказал:

— Может, вы вовсе не наивный. Может, вы дьявольски хитрый.

Оба смотрели на Джил. Русалочкой на скале подобрав ноги, отсутствующая, с блуждающей улыбкой на склоненном лице, она убаюкивала себя мерным расчесыванием.

— Джил не упустит покрасоваться, — скороговоркой произнес Джек.

Джил задержала улыбку в уголках губ и не сразу отозвалась:

— Что?

— Я говорю, если будешь отвлекаться, стяну штанишки и отшлепаю.

Келвин поднял с пола шляпу и чемодан и сказал:

— Вы предложили мне пристанище. Где я могу лечь?

Джек спустился на пол, потянув за собой красное одеяло, в которое и завернулся, как в тогу. Он вытащил из кучи спальный мешок и бархатную подушечку, сунул их под мышку и строго наказал Джил:

— Не вздумай опять улизнуть.

Она показала ему язык и продолжала расчесываться. Джек протиснулся между мольбертом и пианино, Келвин шел следом. Потом Джек отдернул колоссального размера выцветшую портьеру, за ней обнаружился шезлонг в эркере. С улицы сюда тускло светил фонарь. Джек опустил на шезлонг ношу и сказал:

— Располагайтесь.

— Спасибо.

Келвин положил на стул чемодан, открыл его и извлек плечики, обернутые в газету щетки — одежную и обувную, пижаму и хороший костюм темного сукна. Скрестив на груди руки, Джек с интересом наблюдал, как Келвин аккуратно вешает костюм на плечики, цепляет крючок за фрамугу.

— Когда вам завтра вставать? — спросил Джек.

— В пять тридцать.

— Боюсь, у нас нет будильника.

— Ничего. Я всегда просыпаюсь в пять тридцать.

— А зачем мучиться? Завтра же вам не работать в лавке.

Келвин закрыл чемодан и сунул его под шезлонг, потом снял пиджак и жилетку и также повесил их на плечики, бубня при этом без всякого выражения:

— Когда я встану, я отыщу на карте места предполагаемых собеседований и запишу в книжку кратчайшие маршруты. Это займет около двух часов. Потом надо найти ломбард — заложить пару ценных вещиц, которые очень кстати оказались при мне. Потом уже будет время звонить и договариваться о собеседованиях на этой неделе. Чтобы со всем этим управиться до обеда, надо встать в пять тридцать.

Он смолк, глядя на Джека, как на пустое место. Тот смешался и сказал:

— Британия от души желает вам успеха. Если мы не встанем, когда вы будете уходить, возьмите запасной ключ. Он на камине. Потому что нас может не быть, когда вы вернетесь, нас звали в гости.