Кукук

— Ты… Гораздо больше меня и крепче,— промямлил я.

— Как так? Не понял, вождь.

Мне удалось немного смочить горло слюной.

— Ты больше меня и крепче. Ты можешь.

— Я? Шутишь, что ли? Черт, да ведь ты на голову выше любого в отделении. Ты тут любого разделаешь под орех, точно тебе говорю!

— Нет. Я слишком маленький. Я был большим, а теперь нет. Ты в два раза больше меня.

— Э-э, да ты спятил, что ли? Я, когда пришел сюда, первым делом тебя увидел в кресле — здоровый, черт, как гора. Слышишь, я жил на Кламате, в Техасе, и в Оклахоме, и под Гэллапом, и там и сям, и, честное слово, такого здорового индейца, как ты, никогда не видел.

Это тоже отчасти моё. Нет, во мне никогда не «было два метра или два с сантиметрами и сто двадцать, сто тридцать весу». Но я всегда чувствовал себя маленьким. Каждый раз удивлялся, сталкиваясь с некоторыми людьми и замечая, что они ниже меня, хотя со стороны казались выше. Об этом я сказал врачу.

Отделение 9.0 (окончание)

Читаю «Это я — Эдичка» по-немецки. Натыкаюсь на фразу из дневника Елены: «In deinen Augen bin ich schuldig, Editschka. Mein armer kleiner Junge. Und Gott strafe mich dafьr. Als Kind las ich einmal ein Mдrchen, in dem folgende Worte standen: Du bist allezeit fьr die verantwortlich, die du unter dein Joch gezwungen hast…»[134]

Эту цитату из Экюпери — «ты навсегда в ответе за всех, кого приручил» — я уже неоднократно слышал от Татьяны. Она любит цитаты. Но она им не следует. Мысли могут красиво звучать, но следовать им это уже совсем другое дело. Тут на смену красоте приходит раздражение и гнев. Либо на помощь приходят красивые цитаты с обратным смыслом…

У нас был интересный разговор с врачом в последний раз. Я, правда, мало что из него запомнил.

Начали с игры. Я должен был расставить в определённом порядке несколько деревянных фигурок, схожих с шахматными пешками. Сначала я выставил в центре свою «утерянную» семью: себя, детей и Таню. Деревянную Таню отвернул смайликом от себя-деревянного прочь. Расставил полукругом друзей. На край доски задницами ко мне поставил своих родителей.

Врач: Что должно произойти, чтобы вы стали чувствовать себя так, как вам бы этого хотелось?

Я: Таня должна повернуться ко мне лицом, либо на сцену должна выйти другая женщина. Таня ко мне не обернется. Она не сделала ни малейшего шага в мою сторону за всё это время, значит, не сделает его и впредь. [Убираю фигурку Тани со сцены. Ставлю на её место другую из мешочка.] С другой женщиной ничего не получится. Другие женщины в меня не влюбляются.

Врач: Они не влюбляются или же вы этого не замечаете?

Я: Я абсолютно убеждён, что не влюбляются. Я ни разу не видел интереса к себе — такого интереса, что больше, нежели дружба. А дружб с женщинами у меня было более, чем достаточно…

Думаю о Катрин, пациентке из нашего отделения. Катрин на год меня младше. Выглядит также младше своих лет. Очень обаятельная. Рыжая белочка. Безумно женственная. Мне приятно болтать с ней. Она часто подходит ко мне. Я пару раз приглашал её погулять вместе. Я чувствую себя в её присутствии очень уравновешенным, спокойным и без мыслей-скакунов.

Я: Женщины не чувствуют ко мне тяги. Я лишён обаяния. Много раз слышал, что произвожу негативное впечатление на людей в первый день знакомства. Потом эта негативная реакция у них проходит, но осадок видать остаётся…

Врач: У вас очень оценивающий взгляд. Некоторые его просто боятся. Вы словно рентгеном прожигаете. Я когда вас впервые увидел, у меня была реакция: У!..

Медбрат поддакивает.

Я: И что мне с этим делать? Очки носить?!

Врач: Вы верите в любовь с первого взгляда?

Я: Да, конечно. Я в свою жену с первого взгляда и влюбился.

Катрин мне, кстати, тоже сразу понравилась, хотя она и не красавица. Есть в ней что-то, что тут же привлекает и обращает на себя внимание. Воистину обаятельный человечек. Я поэтому сразу запомнил, где и когда мы впервые пересеклись. Часто ловлю себя на том, что любуюсь ей.

Врач: Но вы же понимаете, что в дальнейшем люди знакомятся ближе и им уже какие-то первые негативные впечатления не помеха.

Я: Да, верно. Но у меня этого опыта нет. Я никогда не видел любви в глазах женщин в свой адрес. Значит, есть вещи во мне, которые отпугивают их и в дальнейшем.

Врач: Вы умеете флиртовать?

Я: Без понятия. Я всегда общаюсь с людьми с большой долей юмора, будь то женщины или мужчины.

Врач: Нет-нет, флирт — это нечто другое. Вряд ли бы какой-то мужчина был бы рад флирту с вашей стороны. Флирт — это что-то, что противоположно плохой стороне вашей личности и не всегда завязано на правду.

Я: Я думаю, что у меня нет проблем с флиртом. Я не такой уж и стеснительный человек. Хотя первое время не без этого.

Врач: Я тоже так думаю. Вы стали в последнее время заметно расслабленнее, чем в первые недели. Все сестры так говорят.

Я: Не замечал. Просто они, как мне кажется, начинают общаться со мной и меняют свое мнение обо мне. Перестают видеть на моём лице маску угрюмца. Я же остаюсь таким же, каким и был. Я этой маски на себе не чувствую.

Врач: Мне понравилась история о вашем коллеге, которую вы рассказали в прошлый раз. О том, что тот, появившись на рабочем месте, излучал из себя всевозможные положительные качества и заразил ими весь коллектив, но в дальнейшем оказался абсолютно бездарным специалистом. Вот бы вас с такой способностью поженить, привить её… Всё было бы иначе, да?!

Я: :)

Врач: Мне кажется, что вы очень критично к себе относитесь.

Я: Да, это так. Ничего с этим поделать не могу.

Врач: Вы кажетесь себе маленьким и незначительным?

Я: Точно. Эта тема хорошо раскрыта в романе «Один пролетал над гнездом кукушки». Индеец. Вождь. Он был огромным, но чувствовал себя маленьким. У меня аналогично. Я в 5.2 много дней к ряду сидел без дела и наблюдал людей. Там была одна огромная женщина. Секс-бомба, как я её про себя прозвал. Она казалась мне, сидящему в кресле, двухметрового роста. Когда же она ко мне как-то подошла на кухне, я удивился тому, что был на полголовы выше её. По-моему, так было у меня всегда. Просто раньше я на этот факт не обращал никакого внимания.

Врач: Вы говорите, что не были в состоянии содержать вашу семью, и это для вашей жены было одной из причин, чтобы расстаться с вами.

Я: Да…

Врач: Почему вы не пошли работать на фабрику? На завод «Фольксваген», например. Там бы вас взяли без квалификации, и вы бы вполне неплохо зарабатывали. Ваша жена была бы вами довольна. А на выходных вы бы могли заниматься своим искусством…

Я: Я не могу работать на конвейере. У меня вон от первого конвейера в моей жизни осталось два шрама на шее и груди. Носил с другом стёкла в школе. Сорок девять перенесли, а пятидесятое разбилось. Не могу концентрироваться на такой работе…

Врач: Нет, тут дело не в концентрации. Концентрироваться вы как раз можете. Всё дело в том, что вы интеллектуал.

Я: Я не интеллектуал. Это в Германии я отчего-то стал интеллектуалом. В России людей, читающих книги, интеллектуалами никто не называет. Интеллектуал — это очень умный, хорошо образованный и эрудированный человек. Я не такой…

Врач: Я не знаю, как это слово дефинируется в России, но здесь в Германии — интеллектуал — это человек умственного труда. Вам нравится работа в типографии?

Я: Нет. Это тот же конвейер без креативной составляющей. Там любой операции учишься за десять секунд…

Врач: Вот видите! Значит, я прав. Вы не можете выполнять такую работу. Если бы вы пошли на «Фольксваген», вы бы оттуда сбежали бы через две недели, а то и через два дня. Вы не в состоянии делать бездумную работу.

Я: Да, это не моё…

Врач: Совершенно верно. И поэтому я называю вас интеллектуалом. И ваша жена была не вправе требовать от вас устройства на любую неквалифицированную работу ради содержания семьи. Эта работа убила бы вас как личность.