Оттепель

— Очень. И отец ее любил.

— Я ее почти не знаю.

— Сегодня день рождения Наума Борисовича, он меня позвал, конечно, с тобой. Я сначала подумала: Яша уехал, значит, будут одни старики, тебе неинтересно — и сказала, что ты, кажется, занята. Но Брайнин потом сказал, что Придут Коротеевы и Савченко. Пойдем — увидишь Лену… Знаешь, Соня, я хочу в ближайшие дни позвать к нам Брайнина, Егорова, Коротеевых, Соколовского. Может быть, Вера Григорьевна придет. Ведь ты у нас редкая гостья… Вот не знаю, удастся ли это сделать до отъезда Савченко…

— Савченко уезжает?

— Наум Борисович говорил. Я думала, ты знаешь…

— Куда он уезжает?

— В Париж, с делегацией…

Соня так рассердилась, что забыла про самолюбие.

— Мог бы сказать! Очевидно, считает, что раз его посылают в Париж, ему нечего разговаривать с простыми смертными! А между прочим, теперь многих посылают, у нас один инженер недавно ездил в Швецию…

— Это он постеснялся сказать: только ты приехала, а он уезжает. Соня, он о тебе всегда спрашивал.

— Ты думаешь, он меня интересует? Да я с ним разговариваю только потому, что он приходил к отцу, навещает тебя… Откуда сирень?

— Первая. Сережа принес.

— Ты погляди: повсюду «счастье» — семь, восемь, девять, считать надоело. Какая-то сумасшедшая сирень…

— Пахнет чудесно. Я поставлю тебе в комнату… Соня, ты сейчас что будешь делать? Погода хорошая…

— Хочу почитать. Я ведь утром выходила. Мне Суханов дал интересную книгу…

Вечером Надежда Егоровна спросила:

— Ну как-ты решила? Пойдешь к Брайниным?

— Нет. Начала читать и не могу оторваться…

На столе лежала начатая книга об электроупрочнении инструментов, но Соня не читала, все время она думала о Савченко.

Виновата, конечно, я. Но разве я знала?.. Удивительное дело, можно всему научиться, все понять, а что у себя внутри — загадка. Когда я приехала в Пензу, я была убеждена, что начинается настоящая жизнь, а Савченко — это прошлое, как подруги, как родительский дом, экзамены. Говорила себе: теперь нужно жить всерьез. На работе сначала не клеилось. Суханов язвил. Я забывала, где что. У себя, как только начинала читать, прибегала Ксения Ивановна, устраивала сцену, почему я на кухне свет не погасила. Казин предложил поехать с ним за город, я почему-то согласилась, он говорил на возвышенные темы, а потом схватил, порвал блузку, я едва отбилась. Все было не так, как я предполагала. А Савченко мне писал, что любит и так далее, как будто ничего в моей жизни не изменилось.

Конечно, мне хотелось, чтобы он не послушался и вдруг приехал. Но я себя за это ругала. Думала, пройдет. Получилось наоборот: у него прошло, а я схожу с ума. Готова ему кинуться на шею. Поздно… Подумать только — уезжает в Париж и не сказал мне, просто не счел нужным! А я сейчас на все готова. Даже при маме не удержалась. Впрочем, мама убеждена, что я влюблена в Суханова. Тем лучше… Но что со мной делается? Не могу ни читать, ни сидеть, — кажется, сейчас бы побежала к нему… А он у Брайниных, наверно, всех развлекает, душа общества…

Я с ним вела себя как последняя дура. Говорила: нужно подумать, проверить, подождать. Наверно, оттого, что ничего еще не понимала. Мне казалось, что взрослая женщина должна быть рассудительной. Отец меня за это ругал, а я не сдавалась. Говорила себе: мое призвание — математика, а не поэзия, нечего разводить драмы! Доходила до пошлости, стыдно вспомнить: сказала Савченко, что нужно подождать, потому что мы не получим квартиры. Ясно, что он меня в душе презирал. Ведь теперь я понимаю, до чего это глупо. Теперь мне все равно, где и как, лишь бы с ним…

Никогда я не видела, чтобы человек так изменился за один год. Он как-то сразу стал взрослым, уверенным в себе. Прежде он мне казался мальчишкой, а теперь я сидела вся скованная, боялась каждого его слова. Он даже помучить меня решил, отомстить за прошлое, вспомнил, как я повторила слова отца, что настоящее не забывается. И сразу обдал холодной водой: «У каждого теперь своя жизнь».

Ясно, что и любовь у него другая, отсюда уверенность. А обо мне вспоминает с усмешкой: был мальчишкой и почему-то мне понравилась практическая особа, которая все время считала, взвешивала. Не должна я больше о нем думать!.. А о чем, спрашивается, мне думать?.. Мама говорит, что Володя запил с горя. Это не выход. Терпеть не могу пьяных… В Пензе буду работать и меньше о нем думать. А здесь это мука: знать, что он близко и чужой… Конечно, и сумею совладать с собой. Если мы встретимся до его отъезда, не подам виду. Пусть думает, что и у меня своя жизнь… Но я-то знаю, что мне от этого не освободиться…

Позвонили. Наверно, пришел к маме какой-нибудь из папиных мальчишек. Рыженький Сережа в полном восторге: сдал экзамены и гуляет по Ленинской с Ниной…

Соня открыла дверь. Савченко!

Она спокойно с ним поздоровалась, провела к себе.

— Мамы нет, она у Брайниных.

— Я знаю. Меня тоже звали.

— Что ж ты не пошел?

— Хотел зайти к тебе.

— Очень мило с твоей стороны. Хочешь чаю?

— Нет, спасибо. Я ненадолго — у меня работа. Как ты проводишь отпуск?

— Очень хорошо. Отдыхаю. А вот сегодня решила немного поработать. Видишь?

— Я эту книгу читал. Как раз из той области, которая меня теперь занимает. Кстати, у меня интересная новость…

— Уже знаю. Ты, кажется, на седьмом небе?

— Да. Но ты не знаешь, почему. Сегодня Голованов сказал, что заказчики заинтересовались проектом Соколовского. Посылают сюда двух инженеров. На следующей неделе должно состояться совещание. Теперь и Голованов заколебался. Ужасно обидно, что я не смогу присутствовать!

— Зато ты будешь гулять по улицам Парижа. Это не Пенза… Почему ты мне не сказал, что едешь в Париж?

— Я и сам не подозревал. Голованов мне сказал на следующий день. А насчет проекта я узнал только сегодня. На заводе все об этом говорят… Ты понимаешь, что это значит? Соколовский думал не только о нашем заводе, но о заказчиках, ведь для них это огромный шаг вперед. Демин сразу понял… Жалко, что я не могу тебе подробно рассказать…

— Почему? Меня это очень интересует. Ты так спешишь?..

— Нет. Но сейчас я не могу объяснить — не выйдет…

— Понимаю: твои мысли уже далеко.

— Наоборот. Слишком близко…

Он спохватился: «Зачем я это сказал?.. И голос меня выдал… Не нужно было на нее смотреть!» Он хотел сказать, что Соня, наверно, не так его поняла: он имел ввиду завод. Он даже выговорил:

— Ты думаешь…

А договорить не смог. Он стоял в смятении у стола. Соня подошла к нему, тихо сказала:

— Я ничего не думаю…

И начала его целовать.

В столовой стенные часы пробили десять, одиннадцать, двенадцать. Они ничего не слышали.

Вдруг Соня вздрогнула: «Это мама!..» Она быстро вскочила и повернула ключ в двери.

Сильно пахла сирень, и Соня шепнула Савченко:

— Я еще днем подумала, что это сумасшедшая сирень: чуть ли не каждый цветок — «счастье»…

16

Поздно ночью Соня тихо провела Савченко по темному коридору. Уехал он день спустя. На аэродроме Соня сказала:

— До твоего возвращения я маме ничего не скажу, а в Пензе сразу поговорю с директором. Надеюсь, отпустят, хотя Журавлев, конечно, постарается напакостить. Егоров мне говорил, что здесь меня возьмут… Но ты мне пиши, это главное. И потом, когда будешь ходить по Парижу, помни — я иду рядом. Гляжу с тобой. Вообще живу с тобой. Понимаешь?..

Надежда Егоровна слышала, как Савченко ушел под утро, но не стала спрашивать: у Сони был такой счастливый вид, что она поняла все без слов.

С утра она суетилась, ходила на рынок, готовила ужин. За вином пошел Володя, и он помогал раздвинуть стол. Надежда Егоровна думала: может быть, его гости развлекут, ведь Соколовский придет, а Володя его любит… Но Володя неожиданно исчез. Надежда Егоровна вздохнула: опять побежал к Бушагину… Хоть за Соню я теперь спокойна… Обидно, что Егоров не сможет прийти, расхворался. Как Мария Ивановна скончалась, он все время болеет. Да это понятно — жили они душа в душу… Я всем сказала: приходите, отпразднуем приезд Сони. Если бы сказать: «Соня-то замуж выходит», — вот бы отпраздновали!.. Не такой у нее характер, даже мне не рассказала…