Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

— А сколько стоит, к примеру, Березовский?

— Об этом, шишка, лучше и не спрашивай! — махнул рукой бывший экскурсовод. — Два миллиона долларов.

— Да кто же это купит! — хмыкнул Выкрутасов.

— Не волнуйся, уже купили, — сказал Алексей.

— И кто же, если не секрет?

— Не секрет. Гусинский.

— Как Гусинский?! — удивился Выкрутасов. — Он что же, не будет казнен?

— Ну да, не будет! Еще как будет. На него лицензию уже другой богатый мерзавец выкупил. Тоже за два миллиона баксов. А этого, в свою очередь, другой богатый лицензиат выкупит. И так далее. Теперь понятно? Здорово, скажи!

— Гениально! — похвалил обладатель тайны Льва Яшина обладателя страшных бланков. — Ну а подешевле кто-нибудь имеется?

— Тебе за сколько? — спросил коммивояжер смерти.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Дмитрий Емельянович. — Долларов за сто…

— Хвати-и-ил! — рассмеялся Алексей. — За сто долларов разве что какую-нибудь одноразовую подстилку генерала Димы купишь.

— Якубовского?

— Его, шишка.

— Ну а сколько, допустим, Миткова стоит?

— Танечка? Она уже за полмиллиона баксов продана.

— А эта, которая у Шамиля Басаева брала?.. Как ее?..

— Масюк?

— Во-во, Масюк.

— Сучку-Масючку чечены уже на корню закупили. Хотят ей снова полакомиться. И она до них охочая.

— А этот, с виолончелью?

— Рострожопыч? Куплен в комплексе с женой одним ценителем музыки за миллион швейцарских франков.

— А который бегемот с человеческим лицом? Прораб перестройки-то… Яковлев.

— Одним из первых был распродан по частям в масонскую ложу «Русское согласие»… Так, по частям, его и будут аннулировать. Хочешь собчачью жену?

— Небось, она тоже не дешевка.

— Да уж не девочка с Тверской.

— Не надо. А Светка Сорокина?

— Увы, она многим нравилась. По аукциону шла. Точно так же и Ирина Трихомонада.

— Да я смотрю, у вас уже все проданы!

— Все не все, но многие. Мелочовка осталась. Всякие там взглядовцы. Дибров. Новоженов. Валдис-Малдис. Как ни странно, Киселева никто до сих пор не купил. Ястреб Женский остался, никому не нужен. Ахеджакову Лию почему-то сначала купили, а потом назад принесли и половину денег выпросили. Хочешь Ахеджакову?

— Фу, — поморщился Выкрутасов. Вдруг его осенило, кого бы он и впрямь не прочь был бы собственноручно ликвидировать, и он оживленно спросил: — А Сванидзе?

— Сванидзе?.. Карлыча?.. Представь себе, Сванидзе до сих пор никто не купил. Вот ты, шишка! Даже удивительно. Скажи!

— И впрямь удивительно. А сколько он стоит?

— Сванидзе кусается! — почесал в затылке сокол возмездия. — Я бы тебе по дружбе его подешевле отдал. Тысяч за десять.

— Рублей или долларов?

— Долларов, конечно. Зачем нашей дружине деревянные демокративные рублишки?

— Откуда я тебе десять тысяч долларов возьму! Смеешься ты, что ли, Леш?

— Мне казалось, ты мужик состоятельный. На таком недешевом теплоходе катаешься… Ну да ладно. Давай еще хлопнем. А хочешь, я тебе одного мелкого бесенка продам совсем задешево, за полторы тысячи зеленых. А? Славика Огрызкова хочешь?

— На кой он мне чорт сдался? Я его знать не знаю, а для такого дела нужна укорененная ненависть. Онопко знаю, Ананко знаю, а Огрызко… Эх, мне бы Сванидзе! Или этот еще есть, противный такой… Караулов. Тоже дорого?

— Тоже кусается, шишка! Ладно, давай еще по маленькой, и я тебе Сванидзе, так и быть, за восемь тысяч баксов спихну.

Они выпили, но Дмитрий Емельянович сразу замотал головой:

— Да и за восемь, и за пять, и за три не смогу купить твоего Сванидзе! Хотя хотелось бы его поганую рожу наизнанку вывернуть.

— За три тысячи у нас рядовые сотрудники «Моськи» идут.

— Какой еще «Моськи»?

— Ну ты темнота! Не знаешь, что такое «Моська»?

— Впервые слышу.

— «Московский комсомолец» сокращенно.

— Ах вот оно что… Смешно… — Дмитрий Емельянович вдруг резко опьянел и ему до смерти захотелось если и не купить, то как-нибудь выиграть лицензию на казнь Сванидзе. Зачем ему, к примеру, рядовые сотрудники «Моськи», всякие там поегли! Нет, если уж иметь лицензию, так именно на крупного гада.

— А хочешь, я открою тебе тайну Льва Яшина, а ты мне взамен отдашь лицензию на Сванидзе. Идет?

— Смотря какая тайна, — ответил сокол возмездия. — Хотя…

После этого Выкрутасов вслух читал Алексею принесенный из своей каюты манифест тычизма и долго втолковывал, как важно для грядущего великого возрождения России начать с великого возрождения русского футбола, а точнее — русского тыча. Тот в чем-то возражал, но в общем — соглашался, а под конец даже кричал:

— Митька! Ты великий человек! Иди к нам в соколы возмездия! Будем вместе лицензиями торговать.

— Нет! — тоже кричал Выкрутасов. — У тебя своя стезя, у меня своя. У тебя свой окоп, у меня свой. Давай обнимемся, брат!

Еще он успел сходить за четвертой бутылкой водки, но эту они только успели откупорить и слегка надпить.

— Чорт с тобой, уговорил! — крикнул Выкрутасов отчаянно. — Беру Сванидзе за сто долларов!

— Триста, шишка! Последняя моя цена — триста! И то от переизбытка любви к тебе!

— Чорт с тобой, даю триста!

И он побежал в свою каюту относить и прятать манифест тычизма, а вместо него брать деньги для совершения неожиданной, но столь необходимой русскому человеку покупки.

Глава двадцать четвертая

ЛЕНИН БУДЕТ ЖИТЬ

Больше всего мне хотелось бы, чтобы и на том свете давали играть в футбол. Ди Стефано

Он проснулся в огромной тревоге, сразу рванулся проверять, все ли вещи на месте, целы ли манифест и деньги. Не потому, что помнил все подробности вчерашнего вечера, но потому, что помнил о некоторых странных пристрастиях попутчика Алексея и не мог точно определить, жулик ему попался или честный человек.

Денег в его портмоне заметно убавилось. Сначала он вспомнил, сколько заплатил за путешествие из Камышина в Ульяновск. Затем увидел на столике каюты лицензию. Он взял ее дрожащей рукой и прочитал следующее: «Боевая дружина Соколы Возмездия, принадлежащая к Партии Великого Возрождения России, удостоверяет, что данная лицензия выдана 5 июля 1998 года Дмитрию Емельяновичу Выкрутасову, паспорт V-МЮ № 636103, выданный 20 ноября 1976 года, на исполнение всего необходимого, связанного с возмездием г-на Сванидзе Николая Карловича…»

Он вскочил на ноги и рванулся к двери. Одежда была на нем, ибо он и спал одетым. В каюте соседа Леши уборщица застилала новую постель.

— А где он? — спросил Выкрутасов.

— Так еще в Жигулевске сошел ночью, — ответила уборщица.

— Все ясно… О люди! — простонал Дмитрий Емельянович. Не то чтоб ему было до смерти жаль трехсот долларов, уплаченных за лицензию на Сванидзе, но зачем же было драпать в Жигулевске, тайком, как тать в нощи! Неужели бы он сегодня потребовал свои триста зеленых назад?.. Хотя…

Да, жулика Лешку, торгующего дурацкими лицензиями, можно было понять. Он сделал свое дело и — в жигулевские кусты. Ведь не ограбил же, а честно продал лицензию, с согласия покупателя… И все равно Дмитрию Емельяновичу было противно. Разве можно облапошивать попутчиков, играя на великой идее возрождения родины? Нет, это кощунственно!

Он привел себя в порядок, принял душ, побрился, надел чистую сорочку с короткими рукавами — у него в чемодане она оставалась последней из чистой одежды — причесался и отправился в кафе-ресторан пить пиво с похмелья. Он успокаивал себя, рассуждая так: во-первых, деньги у него были выкачаны не просто так, а за весьма ценную лицензию, по которой — а бог его знает! — глядишь и можно будет когда-нибудь получить на расправу врага России; во-вторых, о пагубности гориллычевых денег уже составилось мнение; в-третьих, вечер вчера, как ни крути, удался, было весело, радовало единодушие, собутыльник был приятный.