Были два друга

    - А вы, дорогой, все-таки не спешите с выводами. Проверьте еще раз. Дайте ведущим конструкторам. Ум хорошо, а десять лучше. Тут надо десять раз отмерить.

    - Добре. Сделаем, десять раз отмеряем.

    Тараненко был прав, станок нуждался в значительной доработке. Пышкин позвонил в главк, сообщил, что заказ в таком виде принять нельзя. Оттуда последовало указание: срочно устранить недостатки и готовить станок для серийного производства. И вот конструкторское бюро, понукаемое директором, переключилось на доведение станка с лихорадочной поспешностью. Пышкин, шумный и оживленный, два-три раза на день забегал к конструкторам, полушутя, полусерьезно говорил:

    - Ну что, добры молодцы, копаетесь? Главк бомбит телеграммами, а вы не можете раскачаться. Темпов не вижу, милые, темпов!

    - Не понимаю, как могли одобрить недоработанный проект? Боюсь, что ничего не получится. Его надо делать заново, - отвечал Тараненко.

    - Ну, ну, голубчик, - улыбался своей добродушной улыбкой Пышкин. - Не будьте скептиком. У кого не бывает просчетов.

    - Сидят там дармоеды, оторванные от производства, - брюзжал Тараненко.

    - Ай-ай-ай, какой вы сегодня злой, Иван Федорович! Нехорошо, нехорошо, голубчик. - Пышкин качал головой, не переставая улыбаться. Его никто никогда не видел хмурым, раздражительным и злым.

    - Нет чтобы конкретно руководить производством…

    - Вы, дорогой Иван Федорович, везде и всюду видите бюрократизм. Нельзя так. Вот что, дорогой, давайте темпы. Страна ждет новый станок. Темпов не вижу, темпов!

    Геннадий Трофимович умел в шутливой, веселой манере требовать от своих подчиненных. Он никогда не повышал голоса, даже разнос он делал улыбаясь. Вынесет выговор и тут же скажет:

    - Ай-ай, как нехорошо! Как же вы это, а? Сплоховал, сплоховал, голубчик. Надеюсь, этого больше не повторится.

    В главке и министерстве Пышкин был на хорошем счету, завод выполнял планы, продукцию выпускал качественную, работал рентабельно, давал много экономии.

    - Добряк! - отзывались о нем рабочие.

    - Дипломат! - говорили инженеры.

    Проект станка доработали в конструкторском бюро. Тараненко скрепя сердце под нажимом Пышкина-подписал его. Станок отличался громоздкостью, сложностью регулировки. Но заказ был срочным.

    Когда станок был собран и поставлен на испытание, вот тут-то и обнаружились все минусы: он оказался очень капризным.

    - Ой, наберемся мы с ним хлопот, - почесывая висок, сказал Тараненко Пышкину. - От рекламаций не будет нам житья.

    - Рано еще панихиду петь, дорогой. Надо изучать его характер. Может, кое-что на ходу доделаем,- ответил Пышкин.

    И снова начались доделки.

    - Вот навязали нам чертяку на наши головы,- ворчал Тараненко.

    После многочисленных доделок и доводок на ходу приехала на завод приемочная комиссия. Тараненко по опыту знал, что члены приемочной комиссии обычно придирчивы к новым маркам станков, поэтому очень беспокоился за судьбу станка. Однако, к его удивлению, комиссия довольно снисходительно отнеслась к первенцу, благословила его, и он пошел в производство без дополнительных стационарных испытаний. Вскоре завод получил первые рекламации.

    - Вот вам, Геннадий Трофимович, и новый «гроб». Не було бабе хлопот, так вона купила порося, - сказал Тараненко.

    На румяном, добродушном лице Пышкина мелькнула горькая улыбка. В душе он считал себя виновником во всем. Надо было отказаться от этого заказа, тем более его предупреждал главный конструктор. Но он не сделал этого, доверился авторитетному мнению работников главка, научно-исследовательскому институту. А тут еще спешка. Но Геннадий Трофимович был не из тех, которые берут на себя вину.

    - Проект-то был одобрен институтом и главком, утвержден министерством, - напомнил Пышкин. - Рано еще нам отчаиваться, дорогой. Заводы просто не успели освоить станок. У нас при испытании он дал неплохие результаты. Придется послать своих людей, пусть помогут наладить. А нет, пусть главк пришлет авторов проекта, - сказал Пышкин.

    - Мой совет: чем скорее снимем его с производства, тем лучше. Нехай ему черт!

    - Крайности, дорогой, крайности! Мы его еще испытаем у себя, может, кое-что подправим.

    Николай Горбачев в это время работал в сборочном цехе за бригадира участка, где собирался злополучный станок. Еще при сборке он видел в новой модели много недостатков, просчетов, хотя замысел был хороший. Приблизительно над таким же типом универсального станка работал и он с Василием.

    Вечером Николай развернул чертежи и долго рассматривал их. «А ведь мы были на правильном пути,- подумал он. - Пожалуй, есть смысл продолжить работу».

    Днем он зашел в конструкторскую. Василий сидел за своим столом, производя на бумаге математические расчеты.

    - Колдуем? - спросил Николай.

    - Как видишь, - ответил Василий, положив тонко отточенный карандаш. Лицо его было усталым, видно, расчеты утомили его, и он обрадовался поводу отвлечься от цифр.

    - Вчера и сегодня я просматривал наши чертежи. Мы уже многое сделали. Мне кажется, надо быстрее заканчивать проект станка, - сказал Николай.

    - Какой же теперь в этом смысл? Нас опередили, - ответил Василий.

    - Никто нас не опередил. У нас совсем другая модель, проще, экономнее, вернее.

    В тот же вечер снова засели за работу. По самым грубым расчетам выходило, что их станок обойдется в два раза дешевле того, который сейчас готовился к серийному производству. Станок новой конструкции обещал дать заводу большую экономию.

ИСТОРИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

    Через две недели схему будущего станка изобретатели показали Тараненко. Иронически посмеиваясь в усы, он долго всматривался в чертежи. Василий с тревогой следил за выражением его лица. Вдруг сейчас скажет:

    - Ерундистика! На городи бузина, а в Киеве дядько.

    По мере того, как Иван Федорович вчитывался в чертеж, с его лица сходила скептическая усмешка.

    - Це дило! - неожиданно произнес он, хлопнув, ладонью по ватману. - Вы быка берете за рога. Только вот тут надо подумать. Так не пойдет. - Он карандашом обвел рабочий узел. - И тут треба помараковать. И тут, и тут…

    В результате почти весь чертеж был в овалах карандаша.

    Не одну неделю пришлось поломать головы над замечаниями главного конструктора. Теперь они трудились с удвоенной энергией, убежденные в том, что идут по правильному пути.

    Когда второй раз показали проект Тараненко, он уже без иронической усмешки просмотрел его и заявил:

    - За такую работу я поставил бы вам пять с плюсом. Надо еще доработать кое-что. Но это мы сделаем сами. Усажу за это дело человек двенадцать, они его быстренько доведут, - сказал он.

    Тараненко доложил директору и главному инженеру о новом проекте станка. Пышкину понравился проект, он немедленно пригласил к себе авторов.

    - Милые, хорошие мои! Где вы были раньше со своим станком? Поздравляю, дорогие, поздравляю. - Геннадий Трофимович тепло пожал изобретателям руки.

    Проект был одобрен главным конструктором, БРИЗом, дирекцией. Пышкин пообещал лично отвезти его в главк и быстро продвинуть по всем ведомственным каналам, добиться того, чтобы вместо неудачного станка, навязанного сверху, пустить в производство новую модель. Изобретателей поздравляли с победой. Окрыленные успехом, они ходили именинниками. Конструкторское бюро в короткий срок подготовило технический проект.

    Одно дело спроектировать хорошую машину, другое дело довести ее до производства. Пышкин по приезде из Москвы пригласил к себе изобретателей. Они оба были уверены, что их станок одобрен в главке. Лицо Геннадия Трофимовича, как обычно, было веселое, свежее, румяное, и у товарищей окончательно утвердилось предположение, что все в порядке. Директор в главке и министерстве был на хорошем счету, к тому же он сам заинтересовался новой моделью станка.