Дорога издалека (книга вторая)

Сдержанный вздох облегчения прошелестел над площадью.

Ефимов подходит к краю трибуны:

— Товарищи, первый акт торжественной встречи отряда Азиз-сердара завершен. Теперь дадим нашим новым друзьям отдохнуть, подкрепиться. Пожелаем им всем мирного труда, честной службы на свободной земле нашей республики! И поможем, чем сумеем!

— Пожелаем! Пусть живут в мире и достатке! Поможем, чего там!.. — тотчас откликнулись в толпе демонстрантов. — Ур-ра, джигитам Каракумов! Шохрат, Азиз-сердар!

Красные бойцы на этот раз молча стояли в строю. Тут оркестр грянул недавно разученный марш: «Мы, красная кавалерия…» Как было условлено, взвод джигитов Розыкула первым потянулся с площади. За ним следом — конники Азиз-Махсума. Их провожали приветствиями, рукоплесканиями, размахивали флагами. В арьергарде шагом прошел взвод милиции.

Вся колонна центральными улицами, огибая Орда-Базар, направилась к окраине — к месту, именуемому Таш-Сарай. Там, в пустующих домах индийских и афганских торговцев, выехавших за рубеж, решено было разместить гостей на время карантина и на срок, необходимый для того, чтобы специально созданная комиссия определила дальнейшую судьбу каждого из них. После встречи на площади, тут для них был приготовлен праздничный обед. Распоряжался Сапар с людьми из чека; у очагов, казанов и жаровен колдовали лучшие мастера кулинарного искусства из чайханы Латифа-ага, им же самим и возглавляемые. В одном из домиков накрывался дастархан [12] для представителей власти — Ефимова, предисполкома Акмета Хаджи, Нобата Гельдыева совместно с Азиз-Махсумом, его братьями и сотниками…

Так завершилась история одной из многих ватаг калтаманов, долгие месяцы действовавшей на левобережье Амударьи после падения эмирата. Не все из тех, кого привел в Керки Азиз-Махсум, остались верными клятве и условиям примирения: до полутора десятков человек бежало в разное время кто куда, иные прибились к мелким шайкам разбойников, кое-кого позже опознали среди убитых пли взятых в плен. Верным слову до конца остался сам Азиз-Махсум, также его братья и ближайшие сподвижники. Азиз получил в народной милиции должность командира добровольческого вспомогательного отряда, в состав которого он лично отобрал семьдесят шесть своих джигитов. Все они вновь получили огнестрельное оружие, снаряжение, инструкторов, им была придана конно-пулеметная команда. Ставка отряда находилась на окраине аула Эсенменгли, что неподалеку от Халача, на границе песков. Отсюда Азиз рассылал по дорогам летучих дозоры. Они устраивали засады, и вскоре к ним в руки стали попадать любители поживиться чужим добром, как пришедшие из-за рубежа, так и местные, днем скрывающиеся в песках либо у своих тайных сторонников в аулах, а ночами выходящие на «промысел». Тактика разбойников-калтаманов была Азиз-Махсуму превосходно известна, потому-то успешно, без потерь обычно действовали его бойцы. Стычки случались, и кровь лилась — теперь уже в борьбе за мирную жизнь людей труда. Сам Азиз-Махсум во главе дозоров тоже не раз обнажал саблю, которую принял из рук Ефимова, и ранен бывал в схватках. Слава его далеко разнеслась по Лебабу, вожаки калтаманов уже опасались соваться на земли приречных аулов, обирать караванщиков или чабанов в глубине песков.

Побывал Азиз-Махсум вместе с Нобатом и на тое у Сапара. Тому судьба послала сына — крепкого, горластого мальчишку.

Не раз жители окольных улиц города Керки примечали, как глубокой ночью со стороны песков молча подходила группа всадников, одни сидели в седлах свободно, другие — будто не люди, а статуи. Это азизовцы под покровом темноты доставляли в окрчека взятых в плен калтаманов. Не один десяток таких пленников привели джигиты-добровольцы к железным воротам чека и сдали дежурному.

Полгода спустя, когда в Восточной Бухаре объявился Ибрагим-бек, крупный басмаческий вожак, и власти республики отовсюду собирали силы в помощь войскам Бухарского фронта, Азиз-Махсуму с отрядом предложили участвовать в операциях, отправиться на восток — в горную область Локай. Азиз согласился и со всем своим отрядом не одну неделю провел в боях с басмачами, которые в конце концов были разгромлены. За личную доблесть, мужество, умелые действия во главе отряда Азиз-Махсум был награжден орденом Красного Знамени Бухарской НСР. Он прожил долгую жизнь, ни разу не сойдя с верного пути, который выбрал однажды и бесповоротно.

Спрямляется русло жизни

Зимой того же года — двадцать второго — важные новости достигли Керки и всех аулов округа: в Москве, на съезде Советов, было образовано великое и могучее государство трудящихся — Союз Советских Социалистических Республик. Бухарская НСР входила в Союз на договорных началах.

О том, как было встречено известие об этом событии в столице республики, Нобату рассказал Владимир Александрович, прибыв из Бухары с очередного партийного съезда.

— Знаете, кто сейчас представитель союзного правительства при нашем Совете народных назиров? — спросил Ефимов. — Орджоникидзе Григорий Константинович! Серго — так издавна его называют в партии. О, это орел! Слышали про него?

— Слышал. В Питере, накануне Октября, мои товарищи в полку, большевики, говорили: Орджоникидзе и с ним наш Феликс Эдмундович Ленина в подполье оберегают. Где скрывался Ильич, мы тогда не знали, конечно. Оказалось, в Разлизе, неподалеку от станции Левашово, где стоял наш полк… Знаете, Владимир Александрович, мы, солдаты, поезд с Лениным встретили и проводили, на перроне нашей станции держали караул…

— Вот как? А в партии вы совсем недавно, хотя в перевороте октябрьском участвовали, в боях за Петроград. Почему же?

— Владимир Александрович, не забывайте, — Нобат невесело усмехнулся, — все-таки я сын Лебаба. Сразу было не решиться, себя достойным не считал… Только в Фергане почувствовал: теперь оправдаю звание большевика.

— Что ж, не торопились — это правильно. Зато решили твердо. А сейчас, дорогой Нобат, будем смотреть в завтрашний день. Не хочу вас интриговать, но все же… Сейчас я ожидаю из центра, от ЦК партии Бухары, важных депеш. Определенно это коснется и вашей дальнейшей судьбы, вашей службы.

— Скоро ли ждать новостей? — Нобат почувствовал знакомое, все еще не забытое волнение.

— Скоро. Днями.

Не пришлось долго Нобату раздумывать о том, что его ожидает. Сразу после начала нового года его опять вызвал Ефимов.

— На пороге больших перемен стоим мы все, товарищ Гельдыев. Сейчас в новом, всесоюзном ЦИКе и Центральном Комитете РКП большевиков поднят вопрос о национальном размежевании территории Средней Азии. Иначе говоря, речь идет о переделе границ нынешних Туркестанской автономной, частично Киргизской [13], а также обеих народных республик — Бухары и Хорезма, с выделением национально-административных единиц. Прежде всего, очевидно, будут созданы союзные республики — Узбекская и Туркменская. Согласно указанию Ильича. Наша Бухарская республика — государство переходного типа. Его роль сейчас постепенно будет сведена к тому, чтобы подготовить нац-размежевание тех народов, которые населяют республику. Понятно, какие дела? Ваш народ будет иметь свое самостоятельное государство! Впервые в своей тысячелетней истории, не так ли?

— Да, впервые. А мечтают о своем государстве туркмены испокон веков. Поэты наши столько стихов об этом сложили! Великий Махтумкули еще два столетия тому назад предсказывал, что туркмены в конце концов обретут единство.

— Революция претворяет в жизнь вековые чаяния народов, в этом ее сила и величие. Вот сейчас нам предстоит пережить крупнейший поворот в истории целого края. И в качестве одного из первых актов намечается создание местных партийных органов на территории Бухарской республики. На бюро окружкома мы наметили кандидатуры секретарей райкомов партии. В Ходжамбас думаем первым секретарем рекомендовать вас, товарищ Гельдыев. Уверен, в центре утвердят. Ваше согласие?