Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

Кто знает, может, она до сих пор не вышла замуж. Или вышла и развелась, потому что подонок, скотина гулящая и пьянь несусветная попалась ей вместо хорошего мужа. Конечно!

Во всяком случае, зацепка у Выкрутасова в Краснодаре имелась, а без зацепок у человека нет будущего.

В здании вокзала, лишь на секунду задержавшись взглядом на величественных статуях Маркса и Ленина, подобных классическим Марсу и Венере, Дмитрий Емельянович отыскал телефон и набрал нужный номер. Слова, с которыми он придумал обратиться к прекраснейшей казачке, рвались с его языка, как свора густопсовых гончих с поводка охотника, но, увы, гудок следовал за гудком, а на том конце провода никто не спешил приветствовать вернувшегося из чеченского плена человека. Он еще раз и еще раз набирал номер — все безрезультатно.

— Эх, беда, — расстроился он. — Ну да ладно, ничего не поделаешь, работает, должно быть, или уехала на дачу.

Он сел в такси и сказал:

— Какая там у вас гостиница ближе всего к скверу Дружбы?

Помнилось, казачка жила за сквером Дружбы.

— «Красная» на улице Красной, — ответил шофер.

— Поехали!

Езды оказалось всего ничего, минут десять. И вот уже он входил в сверкающую огнями десятиэтажную гостиницу и услужливый швейцар открывал ему дверь. В холле, стоя в небольшой очереди к окошечку администратора, Дмитрий Емельянович обратил внимание на множество ослепительно красивых и нарядных девушек, о которых можно было бы невзначай подумать как о ночных бабочках, если бы не сознание того, кто тут губернатор. Он оплатил предварительный счет за сутки и получил ключ от номера на седьмом этаже, ничуть не удивляясь такой легкости вселения, поскольку в свое время он живал в гостиницах, лишь приезжая в качестве политинформатора вместе с командой, и не знал, что такое «Мест нет». Он даже капризно поинтересовался, на какую сторону выходят окна — на оживленную улицу Красную или во двор. Ему отвечали, что на Красную, но с седьмого этажа шумов не слыхать. Он поморщился, но смирился и пошел к лифту, мечтая об одном — остаться в одиночестве, принять душ и хорошенько выспаться без новых приключений. Лифт пришел быстро. Войдя в него, Выкрутасов нажал кнопку с номером семь и поехал вверх, но уже на втором этаже лифт тормознули.

Вошла красивая высокая девушка, ярко накрашенная и смело одетая — умопомрачительное декольте, юбка «седьмое небо».

— Вверх или вниз? — спросил Выкрутасов, ошпаренный волнующим запахом духов.

— Конечно, вверх, с тобой — на самое небо, — томно ответила красавица.

— Лично я — на седьмое небо, — отшутился Выкрутасов.

На третьем этаже снова тормознули. Там оказались две девушки на разный вкус, но спутница Дмитрия Емельяновича грозно отфутболила их:

— Занято!

На перегоне между третьим и четвертым этажами Выкрутасов понял, что его пытаются взять за жабры, если еще не взяли.

— Меня зовут Жанна, а тебя как? — спросила девушка.

— Дмитрий Емельянович, — кашлянул Выкрутасов, окончательно признавая, что едет в одном лифте с ночной бабочкой.

— Следующий! — отфутболила Жанна девушек на четвертом этаже.

Между четвертым и пятым она полностью прижалась к Выкрутасову и спросила:

— Ты возьмешь меня в жены? Я просто так не согласна.

— Простите, Жанна… — пробормотал Выкрутасов.

И тут все существо его возмутилось. Он твердо сказал самому себе мысленно: «Продажная любовь? Нет, нет и нет!» Он еле сдержался, чтоб не выпалить это в лицо падшей женщине, и между пятым и седьмым этажами, где остановок не случилось, повел себя достойно — спел:

— Милая моя, взял бы я тебя, но там в краю далеком есть у меня жена.

И с тем вышел на седьмом. Но не тут-то было.

— Миленький! — не отставала зараза. — Возьми меня с собой. Я тебе, знаешь, как улётно все сделаю — не захочешь расставаться. Не хочешь в жены брать, дай четыре сотняшки, разве это много? А мне детишек кормить надо.

Выкрутасов остановился перед дверью своего номера и решительно отверг порочную:

— Прости, мне не до тебя, я смертельно устал. Вот, — он достал из кармана пятидесятирублевку и протянул ее Жанне, — для твоих детишек.

— Спасибо, заяц, до завтра, — мурлыкнула она. — Отдыхай, не буду тебя сегодня тревожить.

И, чмокнув щедрого дядю в щечку, удалилась, виляя роскошными бедрами. Дмитрий Емельянович распахнул дверь, ворвался в свой номер, тотчас заперся и заскакал, ликуя:

— Молодец, Выкрутасов! Победа! Не поддался! Так держать!

В номере зазвонил телефон. Ласковый голос спросил:

— Вам помощь не требуется?

— В каком смысле?

— Девоньку для поднятия тонуса.

— Нет! — рявкнул Дмитрий Емельянович и зло бросил трубку.

Покуда он принимал душ, телефон еще пару раз трезвонил.

Вытираясь огромным и нежным махровым полотенцем, Выкрутасов вышел из ванной, подошел к телефону и еще раз на всякий случай набрал номер казачки Гали, поскольку придумал особенно остроумное начало для разговора, связанное с понятиями красного цвета. Там снова никто не брал трубку. Тем временем в дверь решительно постучали, и на седьмом или восьмом гудке Дмитрий Емельянович расстался с телефоном и подошел к двери.

— Кто там?

— Дмитрий Емельянович? — раздался приятный женский голос.

— Я. — Выкрутасову померещилось, что это она.

— Можно к вам?

Он открыл дверь. Там была не она. За дверью стояла красивая блондинка с длинной и толстой косой, как у Анны Курниковой. Огромные голубые глаза, чувственный рот, но юбка не «седьмое небо», а лишь чуть выше колена, «пятое».

— Простите за столь поздний визит.

— Пожалуйста, чем могу быть полезен?

— Я из партии «Женщины России». Мне нужно с вами поговорить. Всего пять минут. Можно войти?

Понимая, что впускать ее нельзя, Выкрутасов все же отдал дань рабской вежливости. Войдя, представительница известной партии, но только не партии «Женщины России», тотчас села в кресло и эротично забросила ногу на ногу.

— Видите ли, Дмитрий Емельянович… Я так волнуюсь… — заговорила она, хотя было видно, что она нисколько не волнуется. — Да, простите, я не представилась. Меня зовут Клавдия Петровна. Шиффер. — И хихикнула собственному остроумию, но тотчас снова придала лицу наигранно страдальческое выражение. — Ах, я так несчастна!

— Да неужели! — хмыкнул Выкрутасов немилостиво.

— Да, представьте себе. Мне так не хватает двух важнейших составляющих счастья. Каких, спросите вы? И я отвечу: любви — раз и небольшого количества денег — два.

— Четырехсот рублей, насколько мне уже известно.

— Ну вот, вы уже все знаете. Так не будем же друг друга мучить. Если хотите, чтобы я осталась до утра, добавьте сколько не жалко — рублей двести-триста, я девушка с весьма скромными запросами.

Тут она стала расстегивать верхние пуговицы своей блузки, неумолимо обнажалась грудь, но Дмитрий Емельянович и в этой ситуации оказался на высоте. Он решительно плотнее запахнулся банным полотенцем, встал в позу патриция и произрек:

— Да поймите же вы наконец, что человек, быть может, только что совершил побег из чеченского плена, что у него лишь одна мечта — лечь в кровать и как следует выспаться. Понятно это или нет?

— Из чеченского? — заморгала глазами условно именуемая Клавдия Шиффер. — Что ж ты мне раньше не сказал, родненький! И долго ты там пробыл?

— Год!

— Го-о-о-д?! И целый год не знал женской ласки?!

Она вскочила и бросилась ему на грудь:

— Остаюсь до утра за четыреста пятьдесят!

Но несмотря на то, что неуправляемая часть тела уже готова была совершить предательство, Дмитрий Емельянович и теперь остался на достигнутом уровне морального совершенства. Он высвободился из объятий лжепредставительницы «Женщин России» и уже совсем строго выпалил:

— Прошу вас немедленно покинуть помещение! И не заставляйте меня обращаться за помощью к администрации гостиницы!

— Очень напрасно, очень! — горестно вздохнула Клавдия Петровна. — До чего же ты глупо себя ведешь — не хочешь сделать приятное и полезное. Ладно, спи с миром. Может быть, завтра станешь другим.