Яна и Ян

— Вы сумели отстоять свое счастье, — сказал отец в свадебном тосте, — так берегите его впредь, боритесь за него с отвагой ваших пылких сердец!

Перед отъездом в часть Ян припомнил этот тост и подарил мне картинку. Она походила на карточку из детской игры, на ней был изображен слон и подпись гласила: «Отважное Сердце». Ян получил ее еще в первом классе от зубного врача за то, что даже не пикнул, когда ему удаляли зуб.

— Мне она уже не потребуется, любимая, — сказал он, великодушно расставаясь с картинкой, — а тебе может пригодиться.

Отважное Сердце показало свою силу почти тотчас же, как только появилась пани Балкова. Она принесла нам свадебный подарок — миниатюрный серебряный молочник, вещицу из своего фамильного серебра. Мол, пригодится для сливок, когда я буду устраивать кофепитие для гарнизонных дам.

Ян и бровью не повел, а мне стало не по себе. «Кофепитие для гарнизонных дам»! Отважное Сердце, защити меня!

Итак, наша совместная жизнь началась. Прошло уже целых пять недель. Но нам принадлежала только одна-единственная. Три раза я ждала Яна, предварительно поджарив цыпленка в электрическом гриле — его нам подарили на свадьбу Лацо и Вера. Три раза, и все напрасно.

— Ты, Яна, как жрица из греческой мифологии, которая приносит жертвы неблагодарным богам, — иронически заметил Пушинка. — Только жрицам было легче, — добавил он сочувственно, — им не приходилось жарить жертвенных птиц на гриле.

Вчера вечером Ян позвонил по телефону и сказал: «Я приеду, даже если для этого мне придется украсть вертолет!»

Ночью мне снилось, будто, услышав рокот мотора, я выбегаю из дома, а в солнечном небе плывет вертолет, словно неповоротливый черный жук. Потом из него выпрыгивает Ян с парашютом и летит вниз, к земле, а я вдруг начинаю возноситься вверх. Мое нетерпение столь велико, что плевать я хотела на законы земного тяготения. И вот Ян заключает меня в свои объятия. «Ты хочешь на Землю, Яна?» «А что нам там делать? — говорю я. — Опять пылесосить?!» И мы продолжаем возноситься над нашей крошечной Землей под гигантским шелковым зонтиком. Красота! Ян заслоняет меня от солнца, чтобы не высыпали лишние веснушки.

И вдруг в эту идиллию врывается голос мамы:

— Раз ты не пылесосила вчера, надо было сегодня встать пораньше. Ты же замужняя женщина!

Боже мой! Представления матерей о супружестве столь же прозаичны, сколь прозаичен их собственный брак. Пылесос, кухонные полотенца, кастрюли, филейная вырезка… Нет, я хочу, чтобы наша супружеская жизнь строилась совсем на иных началах. Ну, вот как в моем сне…

Я пропылесосила квартиру, сходила в магазин, накрутила волосы. «Зеркало-зеркало, как выглядит замужняя женщина? Нет, подожди, я еще подкрашу глаза…»

В полдень повалил снег. Пани Балкова принялась счищать его с тротуара.

— Послушай, Яна, мне интересно, какое приданое дают теперь за девушкой? В мое время давали не менее тридцати тысяч.

— Я вышла замуж без приданого.

— Без приданого?!

— Ну да! Мы же любим друг друга.

Пусть поудивляется.

Скорый прибывает в 14.26. Я приехала на вокзал за час: вдруг поезд прибудет с опережением графика?! На мне был новый синий костюм, и сама я медленно сипела от холода. Но Ян меня в нем еще не видел, поэтому я согласна даже померзнуть.

Какая-то толстая дама в кроличьем манто с разбегу налетела на меня и, не извинившись, принялась проталкиваться к парапету. Через секунду мы уже знали о причинах ее волнения.

— Девушка, не пришел еще поезд из Будеёвице? Я жду мужа!

Я удерживаю свои позиции у парапета. Я тоже жду мужа, к ее сведению. «Девушка»! Разве она не видит, что у меня на пальце кольцо? Где там! Знай ораторствует:

— Двадцать лет мы прожили вместе, ни шагу друг без друга, а теперь ему дали путевку на курорт, нервы у него…

Живут же люди! Двадцать лет вместе — и ни шагу друг без друга. Но мой друг, Отважное Сердце, нашептывает: «Разве временем можно измерить жизнь двух людей? Что такое время? Оно мчится, когда вы вместе, и тянется невыразимо долго, когда вы в разлуке…»

— Скорый поезд из Ческе-Будеёвице, Весели, Табора прибыл на третий путь.

У меня задрожали ноги. Я в полуобморочном состоянии — каждый раз одно и то же!

— Франя! — вопит дама в кроличьем манто и самозабвенно машет обеими руками. — Вон мой муж!

«Худ как щепка», — сказала бы мама про этого Франю. Мне до ужаса хочется, чтобы вслед за ним появилась высокая фигура Яна в офицерском форменном пальто, чтобы дама в кролике увидела, как выглядит мой муж, но той уже и след простыл. Пространство перед парапетом пустеет, толпы на лестницах редеют…

Наконец появилась группа офицеров. «Тихо! — приказала я своему сердцу. — Не дури…» Но оно зря колотилось, Яна среди офицеров не было. Станционный служащий уже вешал цепь, закрывая проход.

— Скажите, пожалуйста, это действительно был скорый из Будеёвице?

Служащий обернулся — старый, худой, хмурый:

— А вы думали, из Монте-Карло? Разве не ясно объявили?

— Не будет ли еще какого-нибудь… ну, особого скорого?

Он лукаво подмигнул:

— Что, не приехал ваш голубчик? Дело знакомое, мужикам верить нельзя…

Закрывая собой расписание поездов, дама в кроличьем манто душила в объятиях своего Франю. Но я и без расписания знаю, что следующий поезд приходит только в десять вечера. Значит, нужно ждать еще семь часов. Я уже ждала семьсот двадцать часов, а предстоящее семичасовое ожидание мне просто не под силу. Я чувствую, как вся съеживаюсь и поникаю.

— Всего несколько часов, — говорит мама спокойно.

Ей легко говорить! Она живет с папой двадцать лет, и они тоже не сделали ни шага друг без друга. Даже на работе они ездят в одном трамвае. Но отец меня понимает и пытается успокоить:

— Может, его кто-нибудь согласился подвезти на машине? Помнишь, так уже было однажды, когда он учился в училище.

«А может, он украл вертолет? — шепчет Отважное Сердце. — На вокзал больше не ходи. Все уйдут на концерт, и ты встретишь его дома одна. Пусть он позвонит подольше у дверей, а потом ты подойдешь, и откроешь, и засмеешься. Что, где-нибудь пожар? Ни слова упрека, ни расспросов, ничего, ведь ты клялась быть разумной, нежной и все понимающей женой!»

Играя роль такой жены, я насадила на вертел уже четвертого по счету «жертвенного» цыпленка. Потом достала скатерть, фарфор, хрусталь — все из приданого — и накрыла стол на двоих. Над тахтой повесила репродукцию «Клеопатры» Зрзавого, которую купила с последней зарплаты. Мама непременно скажет: «Опять новая картина? У вас будет не дом, а картинная галерея». По ней, так лучше купить скороварку. Когда я наконец задернула занавески и включила электрокамин, в моей каморке стало совсем уютно…

Я уже три раза причесалась и подкрасила губы. Выключила и опять включила камин. Принесла бутылку вина из холодильника и унесла ее обратно. Взяла в руки книжку и не прочла ни строчки… Ждать, ждать! За те три года, что я знакома с Яном, я могла бы написать целый роман. Героиней романа, конечно же, была бы я, жена, которая сидит в одиночестве за столом, накрытым на двоих. Почему Пушинка не написал до сих пор психологическую драму об ожидании? Но разве мужчины знают, что это такое?

А цыпленок все сохнет. На это невозможно смотреть. Вот досчитаю до десяти, нет, до двадцати, до пятидесяти, до ста — и раздастся звонок…

Была полночь, когда я услышала, как поворачивается ключ в замке. Это вернулись наши. Вошли тихо, как призраки. Они не хотели нас будить. Я не вышла из своей комнаты, чтобы не портить им настроения. Пребывая в глубокой жалости к самой себе, я откупорила бутылку и выпила залпом целый фужер. Вино оказалось замечательное, и я налила второй фужер. А третий…

Я сидела уже за свадебным столом, который тихо колыхался передо мной вместе с приглашенными на свадьбу гостями. Ян взял его у меня из рук: «Не пей больше, любимая, нам предстоит долгий путь». На улице нас ждал «крайслер», нагруженный лыжами и рюкзаками. Мы переоделись в лыжные костюмы и отправились в заснеженные Изерские горы — Пушинка разрешил нам пожить неделю на своей даче.