Чащоба

В молодости кажется, что потребности развиваются лишь в одном направлении, они беспрестанно растут, лишь бы успеть скорее сгрести в охапку мир. Позднее незаметно подступает момент отступления, человек начинает от всего отстраняться, отвоеванный у мира для себя простор уже страшит, много ли нужно, хватит и закоулка.

Мать Лео в последние годы тоже пользовалась только кухней, комнаты стояли пустые. Она словно бы и не чувствовала себя дома, будто ютилась во временном жилье. Лео упрекал ее в неприхотливости, ну почему она должна спать на кухне, на убогой койке, если в комнате стоит большая кровать с шелковым одеялом и горой подушек. На недовольство сына мать смущенно и виновато улыбалась, она не могла объяснить, почему она избегает чистых и застеленных кружевными простынями и скатертями комнат и только изредка заглядывает туда, словно в безжизненные музейные покои.

Похвально, что три сестры еще ценят ощущение простора.

И Лео захотелось стать союзником старого дома. Хотя бы из почтения к творчеству неведомого ему коллеги. Подумать только, в зале был кассетный потолок, который потом забили фанерой. Лео не считается со временем, чертит планы этажей, на которых отмечает подлежащие слому ненужные перегородки, указывает, где под картоном и обоями упрятаны двери, обращает внимание на потолок зала, чтобы освободить его от позднего покрытия. Он внушает сестрам, что их владение может стать архитектурным памятником, подогревает их тщеславие, может, у них хватит упорства на реставрацию.

Если бы Нелла оказалась в компании сестер, она бы нашла подтверждение своему убеждению, что основная масса людей хорошая, деятельная и старательная, не похожая на недостойного друга Лео Вильмута. Рассуждения сестер за утренним кофе прозвучали бы для ушей Неллы музыкой. Дом, его окружение поднимают у сестер тонус. Они говорили о распределении труда между собой, принципы ведения планового хозяйства были ими хорошо усвоены. Постепенно они собирались открыть в хлеву скромную животноводческую ферму: корова — ее назовут Белладонной, — плюс свинья и с десяток овец — неприхотливость этой скотины общеизвестна, — куры уже поклевывают во дворе. Лео осторожно поинтересовался, каким они располагают транспортом — и услышал гимн велосипеду и лыжам. В социальном смысле сестры считали себя во всех отношениях положительной группой. Чем больше окажется тех, кто сам производит для себя пищу, тем меньше будет забот у государства. Они не были равнодушными к собственным интересам, это особенно подчеркивалось, когда речь шла о корнеплодах. Они увеличат количество грядок и в будущем станут потреблять лишь выращенные ими самими, не отравленные химикатами овощи. Продаваемая на городском рынке морковка обычно пахнет керосином. Уж у них-то хватит терпения, чтобы прополоть грядки, а не обливать их каким-нибудь вонючим составом.

У сестер был разработан план почти на десять лет вперед. В него входили и теплица и пасека. Возделать полоску земли и посеять ячмень было бы тоже неплохо. Можно будет иногда сварить пиво.

Наконец они дружно расхохотались.

Лео освободился от скованности. Слушая сестер, он печально думал, что столь оптимистичных людей ему трудно вынести. Или это был просто спектакль современных бабушек? Наконец-то явился зритель, которому можно было выдать за звонкую монету все что угодно. О сестрах Лео ничего не знал. Одни предположения и то, что видно с первого взгляда. Старшая Хельга несомненно выступала в роли ведущей. Такие женщины привыкли командовать. Еще неизвестно, на самом ли деле она бросила свою большую семью на произвол судьбы или же просто надоела молодым и ее выставили за дверь? По виду она была старомодной добродушной хуторянкой, хоть печатай портрет на обложке крестьянского календаря. Умеренная полнота деловитого и здорового человека, рыжеватые редкие и ухоженные волосы, чрезвычайно подвижные руки. Время от времени в желтоватых глазах Хельги зажигалась своеобразная готовность к действию, подобный взгляд бывает у людей, которые рьяно устремляются в бой, если кто-то ненароком затронет их права. Лео был уверен, что товарищи по работе вздохнули свободнее, отправив ее на пенсию. Такого рода люди, как Хельга, считают само собой разумеющимся, что их рабочий стол находится в наилучшем по освещенности месте; в то же время неудобно сидеть спиной к двери: не видишь, кто входит и зачем. Главное — прочное главенствующее положение в своей среде. Такие, как она, и не стремятся взлетать выше, чем крылья поднимают.

Если бы сестры, знакомясь, не выстроились по возрасту, Лео посчитал бы Урве самой молодой. Этой даме, видимо, раньше никогда не приходилось хлопотать возле закопченной плиты и носить из колодца воду. Несмотря на утреннее время, она была слегка накрашена. Хотя она и поддакивала сестрам, хохоча с ними наперебой, с ее лица не сходило высокомерие. Бросалось в глаза, что она озабочена своими руками: при малейшем действии пользовалась перчатками, они у нее были разные, и кожаные и простые. Резиновые перчатки она хранила от солнечного света в бумажном мешочке. Припудривала их после употребления тальком и ловким движением выворачивала наизнанку. Зато Сильви, младшая наверное, до того как поселиться в деревне, вообще не вела упорядоченной жизни, ее манера держаться выдавала несобранность и лень. Все время забывала, что за столом следует сидеть прямо, с удовольствием переставляла локти по обе стороны тарелки и не обращала внимания, если под локоть попадалась ложка или вилка. Старшие сестры явно занимались перевоспитанием младшей. Лео казалось, что Сильви любит по ночам бодрствовать и, подперев рукой подбородок, читать в постели романы. Видимо, иногда ранним утром она ни с того ни с сего вставала, натягивала теплый халат, варила себе крепкий кофе, всматривалась в темноту за окном, думала о бренности жизни и снова забиралась в постель, чтобы сладко и беззаботно проспать до позднего утра.

Почему все же сестры велели Вильмуту доставить его сюда?

Могли бы сразу сказать, что нужно составить поэтажный план дома. Лео отлично знал, как трудно в нынешнее время получить квалифицированную услугу; чтобы найти соответствующего специалиста, приходилось изворачиваться и хитрить. Но к чему здесь напускать дурацкую таинственность? Какое-то странное знакомство пятидесятилетней давности. Хорошенькая компания: шестилетний Лео, сестры, соответственно, трех, четырех и пяти лет. О чем они только могли философствовать, чтобы так запомниться друг другу!

Чем старше становится мужчина, тем меньше он выносит женские хитрости. Если есть что сказать, пусть выкладывают напрямую. Подразнивание выглядит просто нелепо. Лео не собирался ни с кем из них заводить шашни, он уже не в том возрасте, чтобы ворковать голубком, сестры — тем более.

Мысли Лео снова перекинулись на Неллу. Будь она тут, взаимоотношения сразу бы определились. Все бы уложилось в привычный масштаб: есть отдыхающие, которые, к примеру, снимают на верхнем этаже две комнаты, договариваются с хозяевами о столовании, обязанности и границы установлены, никаких путаных отношений.

Человек и без того постоянно заходит в тупик со своими мыслями и чувствами, и чем старше он, тем чаще. Ориентироваться в своем внутреннем мире становится все сложнее. Повседневная жизнь должна быть проще. В противном случае смешивается внутреннее и внешнее напряжение, и человек превращается в несносного недотрогу. И себе беда, и другим забота.

Лео дошел со своим планом до второго этажа. Он начал с комнаты на северной стороне, расположенной над кухней. Одну стену разделял громоздкий дымоход. Возле него стояли комоды, справа светлый, слева темный. У части ящиков отсутствовали ручки. На комодах в изобилии громоздился всякий хлам: выщербленные по краям вазы, старомодные фаянсовые кувшины для умывания, украшенные синими мельницами и крестьянскими девушками, угольные утюги. Один из них, тот, на который капала с потолка вода, был покрыт ржавчиной. Повсюду лежал толстый слой пыли, годами тут никто не прибирался. Лео поискал место посвободнее, куда положить свои бумаги. На хромой плетеный столик — неужто у него одна ножка усохла? — также была навалена всякая всячина. Бутылки и банки, журналы послевоенных лет, на развалившихся стопках журналов валялись пожелтевшие от времени бумажные самолетики. Со светлого комода свисал краешек какой-то красной ткани, после небольшого колебания Лео решил использовать ее как тряпку, чтобы стереть пыль. Он взялся за этот краешек, осторожно потянул — если мыши устроили там гнездо, то пусть уберутся на лучшие угодья. Тряпка тянулась и тянулась, пока не соскользнула на пол. Лео понял, что держит за рукав хламиду рождественского Деда Мороза. Белый ватный воротник был в целости, мыши не растащили его по своим норам. Расставив ноги, Лео застыл посреди кладбища старой мебели, среди бутылок и банок, старой одежды и прочего тряпья, чувствовал себя паршиво. В воображении своем он уже освободился от оцепенелости, натянул на себя красный халат, нацепил обнаруженную в комоде бороду из пакли и направился через солнечную лужайку, прошел под шелестевшими березами, вошел в кусты, перепрыгнул через заросшую канаву и достиг густого темного леса. Впереди должна быть поляна, где падал разлапистый снег вперемешку с мягкими варежками и носками, шарфами и перчатками. Мать была очень молода и хохотала посреди поляны. Смешило, что все, что падало с неба, ей предстояло еще связать и раздарить.