Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

Далее началось невообразимое.

Глава вторая

УРАГАН

Атака должна быть ураганной, иначе это не атака. Пеле

Стон обрушился, и все затрещало, заныло, загрохотало, заревело. Почудилось, что и колонна со Святым Георгием падает, сломанная мощным выдохом ненастья, как спичка. В испуге Дмитрий Емельянович даже перекрестился, хотя и не считал себя религиозным человеком. Его главным богом был футбол, а Россия — бескрайним футбольным полем, над которым этот бог распростер свои крыла, и близятся времена, когда на Россию изольется великая футбольная благодать.

Но в эти мгновенья Выкрутасова охватила постыдная паника, он не на шутку испугался, что может и не дожить до благодатных времен, поскольку на него, грохоча, летел огромный рекламный щит с надписью: «Передохни — КИТ-КАТ отломи». Казалось, он падает на Дмитрия Емельяновича, отломившись прямо с небес. И Выкрутасову как раз не захотелось передохнуть, а захотелось спасти свою жизнь, столь ценную для футбольного будущего России, ибо великий Яшин, явившись Выкрутасову во сне, открыл ему великую тайну.

Он со всех ног пустился бежать, уворачиваясь от губительного рекламного щита. Казалось, спастись не удастся, щит пущен и нацелен именно на него, как на хранителя и обладателя тайны, опасной для множества именитых футбольных держав мира. Но Выкрутасов все же уцелел. Грозная рекламная конструкция со скрежетом ударилась о подножие памятника погибшим милиционерам, не задев и не поцарапав хранителя тайны. Он очутился на Цветном бульваре, бьющемся и рвущемся во все стороны мощными кронами деревьев.

— Мамочки, как страшно! — раздался рядом с Выкрутасовым перепуганный женский голос. Оглянувшись, Дмитрий Емельянович увидел весьма миловидную женщину одних с ним лет и вознамерился было как-нибудь приободрить ее ради продолжения знакомства. Ненастье сближает людей куда лучше самой распрекрасной погоды, и в голове Выкрутасова мелькнула лихорадочная мыслишка о возможном сегодняшнем устройстве ночлега, но он не успел и рта раскрыть, как его кто-то подхватил и понес по воздуху.

В душе Дмитрий Емельянович до сих пор оставался ребенком, а потому по ночам ему часто снилось, как он летает. Идет, допустим, по улице и вдруг чувствует в животе у себя нечто подобное рыбьему плавательному пузырю, только — летательный. И — хоп! Он уже летит на удивление прохожим. Низко летит, но если хочет, может и повыше подняться, взлететь над крышами домов, сесть кому-нибудь на балкон, а там — все его друзья, развеселая пирушка, его ждут, а он — нате вам, по небу к ним добрался.

Правда, с возрастом летать становилось все труднее и труднее. Особенно тяжело давался миг перехода из ходячего состояния в летучее. Взлетишь и опять на землю грохнешься. Снова взлетишь и делаешь рывки локтями, грузно, как какой-нибудь Ан-24, набираешь высоту, будто у тебя гиря в животе, боишься упасть на дорогу под колеса снующих автомобилей, медленно раскачиваешься и все же обретаешь летучую уверенность, паришь на низких высотах, радуешься…

Сейчас чувства были похожие на летание во сне, только сам миг взлета оказался совсем иным, без какого-либо усилия со стороны Дмитрия Емельяновича, будто его и впрямь схватили под белы руки дюжие омоновцы типа новораисского Гориллыча, схапали и понесли по воздуху вон из Москвы, как недавно из обжитой квартиры.

Но выкинуть хранителя яшинской тайны совсем из столицы у незримых недругов духу не хватило, и, пронеся его несколько метров, они ограничились тем, что втемяшили его в ствол ближайшего дерева. В голове у Выкрутасова что-то вспыхнуло и погасло, как перегоревшая лампочка. Но тотчас засветилась другая. Дмитрий Емельянович вскочил на ноги и с каким-то внезапно проснувшимся восторгом взглянул на происходящее.

— Ураган! Боже мой, какой ураганище! — воскликнул он торжественно. — Это обновление! Это очищение!

— Ничего себе очищение, — снова раздался неподалеку женский голос, и Дмитрий Емельянович увидел ту же самую миловидную незнакомку, на которую успел нацелиться до полета. Она тоже испытала радость парения и теперь, поднимаясь на ноги, сердито отряхивалась.

В двадцати шагах от них раздался страшный треск. Вывороченное с корнем дерево, проклиная свою судьбу, стало клониться и падать, хлестая во все стороны ветвями. В испуге женщина кинулась к Выкрутасову, и он, держа в правой руке чемодан, левой схватил ее за руку.

— Держитесь за меня! — прокричал он, стараясь перекричать рев новой волны урагана, стук и грохот, с неистовой силой поднявшиеся вокруг. — Вместе ему труднее будет поднять нас.

— Мне страшно! — пискнула женщина. — Не бросайте меня.

— Я провожу вас. До метро?

— Нет, я живу неподалеку отсюда. Идемте!

В следующий миг с небес обрушилось. Тяжкий, чугунный ливень накрыл собою бульвар, превращая все в воду. Дмитрий Емельянович и его подопечная побежали, с трудом пробираясь сквозь эту стену дождя, подобно тому, как историческая правда вырывается сквозь толщу времен. Кругом них бушевало, ломались ветви, выворачивало с корнем деревья. Через одно, поваленное поперек бульвара, пришлось перелезать. Поначалу казалось, можно с ума сойти, но когда на одежде не осталось ни единой сухой нитки, стало легче, вспомнилось любимое выражение Гориллыча — «не колышет».

Добравшись до перехода, перешли через водный поток, несущийся по проезжей части вместо автомобильного. Вода бежала так стремительно, что едва не сбивала с ног. Треск ломаемых деревьев остался за спиной.

— Оборона противника трещит по швам! — ликовал Выкрутасов. — Наши нападающие ломят и сминают ее. Удар! Еще удар! Гол!

— Сумасшедший! — восклицала женщина, но уже несколько веселее. — Чему вы радуетесь?

— Стихии, красавица моя, стихии! Ведь такое редко случается. И надо же, в такой день…

— Скорее под козырек, там переждем малость, — тянула его подопечная к небольшому двухэтажному особняку, над крыльцом которого имелся небольшой козырек. Они взбежали на ступеньки и оказались немного защищены от тяжких струй дождя. Но лишь немного — брызги летели в них со всех сторон.

— Какое великолепие! — продолжал восторгаться Выкрутасов. — Этот день все переменит. С сегодняшнего дня наступит полное обновление всего вокруг.

— Выпивший? — спросила женщина весело.

— Похож? — усмехнулся Дмитрий Емельянович, рассматривая ее лицо и гадая, сможет ли он полюбить эту женщину. Ведь неспроста она досталась ему в роковые минуты изгнания из рая и точного попадания в ураган. У нее были светлые волосы и ясные голубые глаза, в уголках которых весело лучились морщинки. Пожалуй, в такую можно влюбиться.

— Типичный шизик, — со своей стороны оценила внешность Дмитрия Емельяновича спасенная незнакомка. — Почему с чемоданом? Командировочный?

— О нет, — рассмеялся Дмитрий Емельянович. — Я не командировочный. Я — лодка, выброшенная из затхлых струй реки в бурную пучину океана.

— Из дому выгнали? — угадала женщина.

Выкрутасов сообразил, что было бы глупо рассказывать про ультиматум, срок которого истекал накануне прихода гостей к Лжедимитрию, про то, как Гориллыч вышвырнул его вон, позорно и страшно. К тому же теперь он видел, что женщина эта отнюдь не одних с ним лет, а лет на десять моложе, ей не больше тридцати, и вряд ли она готова пожалеть брошенного мужа-неудачника.

— Никто меня не выгонял, я сам решил уйти, — сказал он. — Я бежал из затхлой атмосферы семейного благополучия.

— К любовнице, что ли? — засмеялась незнакомка.

— Возможно, — улыбнулся Выкрутасов. — Только я еще не знаю ее имени. Меня Дмитрием зовут. А вас?

— Ма… Ну вот еще! Я назову имя, а вы назовете меня своей любовницей. Не выйдет.

— Но я уже знаю две первые буквы, — сказал Дмитрий Емельянович. — Ма. Марина? Мария? Маргарита?

— А может быть, Марфа. Или Матильда.

— Еще есть Марианна, Мальвина, Магдалина. Ладно, не колышет, — махнул рукой Выкрутасов. — Я буду звать тебя просто Ма.