Были два друга

    Василий так настойчиво уговаривал Николая поехать с ним, что тот согласился.

    Старики радостно приняли Горбачева. Ефросинья Петровна не знала, куда его посадить, чем попотчевать. Парень ведь вырос без семьи, без материнской ласки. И хотя она, как все сердобольные мамаши, души не чаяла в сыне, Николая окружила такой трогательной заботой, что тот чувствовал себя просто неловко. За обедом она так настойчиво предлагала подлить ему супу или съесть еще котлетку, что Николай первые дни объедался. После студенческой столовой домашние блюда казались ему чудом кулинарии. Ефросинья Петровна была большой мастерицей печь пироги с грибами, готовить вкусные наваристые щи и разные сдобы. Николай, привыкший к дешевым студенческим обедам, даже не подозревал, что на свете существуют такие лакомые кушанья.

    Иван Данилович не меньше, чем жена, радовался гостю. С первых дней он, как говорится, сошелся с Николаем характером. Разговаривать с ним было легко и интересно. Николай был на фронте, побывал в Польше, в Германии, имел несколько профессий, мог вести разговор о системах токарных станков, о характере металла

    На третий день по приезде Николай заявил Василию, что пойдет искать себе работу.

    - Мой дом - это твой дом. Или ты не видишь заботу моих родителей о тебе? - обиженно спросил Василий.

    - На твоем месте я тоже поразмялся бы. Мы не старики. Смотри, мать твоя трудится с утра до вечера. Когда она только и отдыхает? Иван Данилович тоже работает. Нам просто совестно бездельничать, - убеждал Николай.

    - Нам, будущим инженерам, важнее тренировать мозг, а не бицепсы. Надо кое-что почитать, а тебе тем более.

    Николай и сам не прочь был отдохнуть с недельку. Сдать за первый курс восемь экзаменов стоило ему немалых усилий. Последние два месяца он спал урывками. Но безделье для него было утомительнее самого тяжелого труда.

    За обедом он сказал Ивану Даниловичу:

    - Мы с Василием решили поработать.

    - Дельная мысль! - подхватил Иван Данилович. Ефросинья Петровна испуганно посмотрела на Николая

    - Господи, или у нас нечего есть?

    - Пускай поработают. У нас не хватает рабочих, а работы непочатый край, - сказал Иван Данилович. - Где же думаете работать? Идите к нам в депо. Подыщу вам работу подходящую.

    - Я решил пойти на стройку каменщиком, - ответил Николай. Василий сидел, уткнув глаза в тарелку, равнодушно хлебал суп. Николай понял - обиделся.

    - Каменщиком? - переспросил Иван Данилович - Пожалуй, тяжеловато будет. У нас три токаря пошли в отпуск. Ну, а Василия пристрою куда-нибудь

    - На стройке много работает девушек, а мы что, слабее их? Василий будет подручным.

    Ефросинья Петровна теперь уже опасливо покосилась на Николая.

    - Никак смеешься, сынок, - сказала она - Никуда я не пущу вас. Отдыхайте. Успеете еще наработаться. Мыслимое дело, чтобы ученым да кирпичи таскать Люди засмеют!

    Василий посмотрел на мать с чувством благодарности.

    - Я думаю, что нам нет смысла на полтора месяца устраиваться на работу, - как бы между прочим заметил он.

    Иван Данилович кольнул его взглядом.

    - Что ж, дело твое, сынок.

    В его сухом, тусклом голосе Василий уловил досаду и упрек.

    Николай понял, что своим разговором о работе внес разлад в семью, и поспешил переменить разговор.

    Утром он ушел один.

    Василий обиделся на друга. Отец определенно думает, что он, Василий, белоручка, испугался работы. «Рисуется своим знанием жизни, хвастает, что умеет работать», - думал он, лежа в садике на деревянном топчане. Полдня бродил по комнатам, брал книгу и принимался читать. Но то ли обида на Николая, то ли неприятный осадок в душе после вчерашнего разговора не давали ему сосредоточиться. Мать возилась у летней плиты, готовила обед. Ему вдруг стало жаль ее: она день-деньской хлопочет, не покладая рук.

    - Мама, давай я помогу тебе, а ты отдохни. Ефросинья Петровна радостно посмотрела на него

    - Непривычна я отдыхать, сыночек, - ответила она, вытирая фартуком вспотевшее лицо. - А ты чем скучать дома, сходил бы на речку или побродил по лесу. Благодать там!

    Василий подумал: на самом деле, чего он скучает дома, когда можно искупаться в реке, полежать на прибрежной зеленой траве, а то и в лес сходить. Природа всегда действовала на него умиротворяюще. Он предвкушал уже удовольствие окунуться в студеную, освежающую воду реки.

    - Ты права, мама, пойду на реку. Вернется Николай, пусть ищет меня возле моста.

    - К обеду не запаздывай, - предупредила мать. Улицы города были безлюдны, и Василию стало вдруг неловко, что все взрослые заняты делом, а он от скуки не находит себе места. На берегу реки шумно резвились мальчишки, прыгали с небольшого обрыва в воду, взметая каскады искрящихся на солнце брызг, плавали наперегонки, ныряли, кувыркались в воде. Над рекой стояли звонкий гомон и смех. Василий невольно позавидовал этому беспечному народу. С полчаса он сидел на берегу, глядя на сверкающее русло реки. Попробовал рукой воду, она показалась ему слишком холодной, и он раздумал купаться. Посмотрел на заречную сторону, где темнел лес.

    На душе Василия почему-то было неспокойно, он не мог понять, что же раздражает его. Вчерашний разговор за обедом? Но ведь Николай, пожалуй, прав. Безделье действительно вызывает скуку, отупляет. Почему бы и ему не размяться! С третьего курса начинается практика, нужно подготовить себя к этому.

    Василий пошел в лес. Но и там не нашел успокоения. После сутолочной Москвы его угнетали тишина и безлюдье. «Странное существо человек, - думал Василий, шурша ногами по сухой хвое. - Он никогда не довольствуется тем, что имеет. В Москве мечтал о лесе, а что в нем хорошего? Скука.»

    В лесу пахло хвоей и травами, было очень душно.

    Василий выбрал зеленую лужайку под березой и лег на траву, с наслаждением потягиваясь. Тотчас же по лицу, по рукам побежали колючие муравьи. Поблизости оказался муравейник. Маленькие злые насекомые окончательно испортили ему настроение. Он встал и, досадуя, побрел домой.

    Николай пришел вечером. Василий посмотрел на его растрепанные волосы, на усталое лицо, прихваченное первым загаром, на брюки со следами бурой кирпичной пыли.

    - Устал? - участливо спросил он.

    - Немножко. Отвык от работы. Завтра будет легче, - ответил Николай.

    - А я был на реке, по лесу бродил. Хорошо там! Я обещал показать тебе наши места, да вижу, что тебе теперь не до них.

    Николай почистил брюки, снял рубашку и долго с наслаждением мылся над медным тазом, плескал в лицо пригоршнями воду, фыркал. Василий из ковша лил ему на шею воду и только сейчас заметил, что у Николая хорошо развиты мышцы шеи, рук, спины. На груди виднелся шрам осколочного ранения.

    За обедом Николай ел с завидным аппетитом. Иван Данилович, присматриваясь к его обветреннему лицу, спросил:

    - Где это прихватило так? На реке?

    - Работал на стройке, - весело ответил Николай. На лице Ивана Даниловича засветилась добрая улыбка.

    - Ну и как?

    - Ничего. Думал, что забыл свою старую специальность.

    - Что знаешь - век не забудешь.

    - Это верно, - согласился Николай.- Привел меня прораб на участок и говорит бригадиру каменщиков, вот, мол, новый мастер, студент. Бригадир смотрит на меня с недоверием, опрашивает, работал ли я на кладке. Приходилось, отвечаю. Вижу, мнется, не верит. Хотел поставить на подсобные работы. Я присматриваюсь к мастерам. Работают по старинке, каждый себе. Эге, думаю, с этими и потягаться еще сумею. Прошу прораба дать мне самостоятельную работу. Долго не решались. Бригадир дал мне кельму, на, мол, ученый, покажи класс. Взял я ее, чувствую, что не забыл держать в руках. Обступили меня, присматриваются. А у меня от волнения руки дрожат. Первые кирпичи ложатся плохо. Потом все пошло. Бригадир хлопнул меня по плечу и говорит: «Ну, паря, вроде бы подходяще кладешь!»