Были два друга

    - Геройский вы человек, - сказала Даша и, улыбаясь, посмотрела ему в глаза.

    Пришел прораб, он же парторг участка, - пожилой мужчина с русыми подстриженными усами, в парусиновом пиджаке и белой фуражке. Он сказал, что пятая бригада комсомольцев решила сегодня обогнать бригаду, где работал Николай.

    - Как бы не так!

    - Слепой сказал увидим! - зашумели в ответ рабочие.

    - Николай Емельянович, покажи-ка захаровский класс, - сказал прораб.

    Василию показалось странным, что пожилой человек величает Николая по отчеству.

    - Сделаем, Сергей Ефремович, - солидно ответил Николай. Глянул на Дашу. - Не подкачаем, а?

    Даша улыбнулась и кивнула головой.

    - Только такой уговор, Сергей Ефремович: дай нам еще одного подручного, - попросил Николай.

    Прораб глянул на Василия: в его прищуренных от солнца глазах было недоумение.

    - А твой дружок?

    - Подбился он малость. Тяжело ему с непривычки, - ответил Николай.

    Это задело самолюбие Василия, ему было совестно перед Дашей.

    - И вовсе я не подбился, - заявил он, расправив плечи.

    Прораб так распалил ребят и девушек сообщением о комсомольской бригаде, что они, не дожидаясь окончания обеденного перерыва, начали расходиться по своим местам. Василий тоже поднялся и молча побрел следом. Ноги у него были словно чужие.

    - Ну, Николай теперь загоняет нас, - весело сказала Даша.

    Николай сразу начал кладку в быстром темпе, движения его рук стали еще точнее и увереннее. Теперь он уже не перебрасывался шутками с Дашей.

    Прораб прислал Николаю новую помощницу - немолодую дородную женщину с хмурым, насупленным лицом. Работала она молча, расчетливо. Василий не мог поспеть за нею. Занемевшая было в спине и ногах боль стала донимать еще больше прежнего. Ко всему этому от солнца или напряжения разболелась голова. Пот лил в три ручья. Василий едва двигался, спотыкался на ровном месте.

    - Ты бы отдохнул маленько, паря, - участливо сказала женщина. В ее голосе Василий почуял материнскую заботу.

    - Ничего, поработаю, - ответил он, радуясь тому, что к нему проявили внимание.

    - Чего там ничего… Отдохни. Я сама управлюсь. Василий опустился на кирпичи.

    - Отдыхаете? - спросила Даша.

    Василий смущенно глянул на ее веселое лицо. Он заметил, что стена заметно выросла за день, у него посветлело на душе. Тут вот, в этом будущем корпусе какого-то цеха, вложены его труд и муки. Да, именно муки.

    - Ты бы, сынок, рубаху надел. Вишь, как плечи и руки сжег, - сказала напарница.

    Василий натянул рубашку.

«ЧТО С ТОБОЙ, СЫНОЧЕК»

    Василий обрадовался, как ребенок, услышав наконец звон рельса. Окончен первый трудовой день в жизни Василия Торопова. Изнурительным зноем, мучительной болью во всем теле, удушливой бурой пылью запомнился этот день.

    Даша выскребла из деревянного ящика остатки раствора, Николай уложил последние кирпичи, разогнул спину, вытер рукавом с лица пот и весело подмигнул Даше.

    - До двух норм все-таки дотянули.

    На усталых лицах юношей и девушек радостные улыбки.

    - Молодцы, ребятушки, - сказала напарница Василия.

    Один Василий равнодушно встретил сообщение Николая. Хотелось быстрее добраться домой и упасть на кровать.

    По дороге домой Николай говорил о том, что их звено завтра должно дать рекорд. Если бригадир и прораб обеспечат их материалом, рекорд будет. Не зря же он, Николай, учился у лучшего мастера страны. В словах друга Василию послышалось хвастовство. Что значит рекорд? Это снова день мучиться под палящими лучами солнца, калечить о кирпич руки, заливаться потом.

    - Устал я, - вздохнул он.

    - Завтра легче будет. Я поставлю тебя подавать раствор, а Даша будет помогать мне.

    Василий промолчал. Нет, с него хватит и одного дня. Труд человека должен быть светлым и радостным, а не таким, каким он выпал сегодня на его долю.

    Их обогнали девушки. Среди них Василий увидел Дашу. Теперь на ней было серое платье в полоску, на голове голубенькая косынка. Походка Даши легкая, и ни малейшей усталости, ни в лице, ни в движениях. Девушки обогнали товарищей, быстро пошли вперед, видно, торопились куда-то. Даша оглянулась, помахала рукой.

    - Славная девушка! Правда? - сказал Николай. - Хочет учиться на врача. Мачеха у нее злая. У мачехи две дочери дома сидят, а Даша работает. Не веселая у нее жизнь, а смотри, духом не падает.

    Василий с трудом добрался домой, кое-как помылся и в ожидании обеда лег в саду на топчан. Тело казалось налитым горячей ртутью, болела обожженная кожа на руках и плечах. Он чувствовал себя совершенно разбитым, опустошенным. Восемь часов, проведенных на стройке, измотали его.

    После обеда ж нему подошел Николай в новом темно-синем костюме и желтых скрипучих туфлях.

    - Пойдем в кино.

    - Куда мне в кино! Я не могу двинуть ни рукой, ни ногой, - ответил Василий.

    - Это ты погорячился.

    Василию неприятно было вспоминать о сегодняшнем дне.

    - А мы с Дашей договорились пойти в кино, - признался Николай.

    - Что ж, желаю тебе успеха, - сухо проговорил Василий.

    Николай ушел, а Василий долго лежал под деревом, смотрел, как в синем небе зажигались первые звезды, прислушивался к шороху листвы и вздыхал. Перед глазами стояло лицо Даши, ее черные ласковые глаза.

    Что такое любовь, каковы ее законы, где ее истоки? Почему она имеет над человеком почти магическую силу? Ради нее люди шли на эшафот, гибли в поединках, кончают жизнь самоубийством. Это волновало Василия давно. Ответы он старался найти в книгах. Ученые всегда слишком приземляли любовь, поэты же слишком романтизировали ее. А она, древняя, как мир, и вечно молодая, живет и будет жить.

    Утром Василий не в силах был подняться с постели.

    - Ой, боже! Что с тобой, сыночек? - встревожилась мать.

    - Ничего, мама, это пройдет.

    - Может, врача позвать?

    Николай подсел к Василию на кровать, взял его за руку, осмотрел изуродованные кирпичом ладони.

    - Я виноват, - сказал он. - Недосмотрел.

    - Вот еще! - Василий сконфузился. - На себя я сержусь.

    - А чего на себя сердиться? Работал ты жарко, увлекся работой, вот и сказалось.

    - Не говори только там… Смеяться будут.

    - Никто смеяться не будет. Мы с тобой еще рекорд дадим. Ну, мне пора идти.

    Весь день Василий провалялся в постели. Брал книгу, старался отвлечься от беспокойных мыслей, но взгляд механически бегал по строчкам, а смысл прочитанного не улавливался. Перед глазами то и дело вставали картины стройки: штабеля леса и кирпича, корпуса в лесах… Николай быстро укладывает кирпичи… Рядом с ним улыбающееся лицо Даши.

    Было стыдно за свою беспомощность. Там, на стройке, - жизнь, там люди строят новый завод, а он лежит больной и разбитый. Скорее бы кончились каникулы! Еще полтора месяца. Пожалуй, все-таки придется поработать еще. Отдохнет день-два, а там снова на стройку.

    Николай с работы пришел мрачный. Рекорд сорвался. Бригада полдня простояла без дела: не подвезли вовремя цемент. Звено Николая не выполнило норму.

    - Ну, а ты как? - опросил Николай.

    - Неважно, - ответил Василий, стараясь придать лицу страдальческое выражение.

    - А ты не валялся бы в постели. В таких случаях надо разминаться… Как задумаю что-нибудь, обязательно сорвется, - досадливо сказал Николай.

    - Всех денег не заработаешь…

    - Деньги тут ни при чем.

    - А что - слава? Николай нахмурился.

    - Хороша слава, заработанная потом и мозолями! Вчера ты сам почувствовал это.

    - А что же тогда?

    - Тебе трудно понять это.

    Василий обиженно поджал губы. Оба они сейчас были колючими, как ежи.