Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы

— И вы все время так барабаните?

— Так точно! — воскликнул я, ударяя в барабан с удвоенной силой. — Во славу Отечества!

— Отлично, отлично, — поддакнул он, но как-то уныло. — И долго еще так будете?

— Пока хватит сил, ваше приятельство! — радостно ответил я.

— Молодец, — похвалил генерал и почесал в затылке. — И надолго вам их хватит?

— До конца! — крикнул я гордо.

— Ну-ну… — удивился генерал и замолк на минуту, размышляя над чем-то. Потом начал из другой оперы:

— Поздно уже, — сказал он.

— Поздно только для врага, для нас никогда! — крикнул я. — Завтра принадлежит нам!

— Совершенно верно, совершенно верно, — согласился генерал слегка раздраженно. — Я говорю, что поздно, в смысле — поздний час.

— Час сраженья, который пробил! Пусть заговорят орудия, пусть звонят колокола! — крикнул я в благородном порыве настоящего барабанщика.

— Нет-нет, только не колокола! — воскликнул поспешно генерал. — То есть, конечно, колокола, но время от времени.

— Правильно, гражданин генерал! — подхватил я, весь пылая. — Для чего нам колокола, если у нас барабаны. Когда звучит мой барабан, пускай молчат колокола! — И в подтверждение я подал сигнал к штурму.

— Ни шагу назад, правда? — спросил генерал неуверенно, незаметно прикрывая рукой рот.

— Ни шагу! — грянул я. — Наш барабан будет греметь неустанно, генерал, можете быть уверены в вашем барабанщике! — Я чувствовал, как меня охватывает огненная волна энтузиазма.

— Наша армия может гордиться вами, — сказал генерал кисло. Его слегка знобило, так как бивак окутал ночной туман. Из серой мглы торчал только конус генеральской палатки. — Да, гордиться. Мы не устанем, даже если бы пришлось маршировать, да… маршировать днем и ночью. А каждый наш шаг… да, шаг…

— Каждый наш шаг — это неутомимый барабан победы! — выпалил я, грохоча в барабан.

— Так, так, — буркнул генерал. — Да. Именно так, — и направился к своей палатке. Я остался один. Но одиночество только укрепило мою самоотверженность и чувство ответственности барабанщика. «Ты ушел, генерал, — думал я, — но ты знаешь, что твой верный барабанщик не спит. Ты сосредоточенно, со лбом, изрытым морщинами, обдумываешь стратегические планы, флажками обозначаешь на карте путь нашей общей победы. И ты, и я — мы оба добудем зарю, то светлое завтра, которое я — от твоего и своего имени — возвещу дробью барабана». И такая меня охватила нежность к генералу, такое желание пожертвовать собой ради общего дела, что я забил в барабан настолько быстрее и громче, насколько это было возможно. Была уже глубокая ночь, а я со всем жаром молодости, переполненный идеей, отдавался своему почетному делу. Только иногда, между отдельными ударами палочек, я слышал со стороны генеральской палатки скрип пружинного матраца, как будто кто-то не мог заснуть и переворачивался с боку на бок. Наконец около полуночи какая-то белая фигура замаячила на фоне палатки. Это был генерал в ночной рубашке. Голос его звучал хрипло.

— Значит, вы говорите, что это… что будете продолжать барабанить, а? — спросил генерал. Я был тронут, что ему захотелось подойти ко мне ночью. Настоящий отец своим солдатам!

— Так точно, генерал! Не одолеет меня ни холод, ни сон, я готов барабанить до последнего дыханья, как велит мне мой долг и дело, за которое мы боремся, как велит устав и честь барабанщика! Клянусь!

Я кричал это не за тем, чтобы показать генералу свое усердие, не за тем, чтобы понравиться ему. Это не была пустая похвальба, рассчитанная на благосклонность или отличие. Даже мысли у меня не было, что это можно было так истолковать. Я всегда был открытым, прямолинейным и — черт побери! — хорошим барабанщиком.

Генерал заскрежетал зубами. Я подумал, что от холода. Потом он сказал глухо:

— Хорошо, очень хорошо. — И ушел.

Вскоре меня арестовали. Патруль молча окружил меня, снял с шеи барабан, вынул из ослабевших озябших рук палочки. В долине воцарилась внезапная тишина. Я не мог разговаривать с товарищами, которые, направив на меня штыки, вели меня куда-то за лагерь. Это было запрещено уставом. Только один из них дал мне понять, что я арестован согласно приказу генерала по подозрению в измене. В измене!

Начало светать. Появились первые розовые облачка. Их приветствовал здоровый храп, который я отчетливо слышал, когда мы проходили мимо генеральской палатки.

Кооператив «Одинокий»

Председатель поднял трубку:

— Алло… да… да… улица Победителей? Да, принято. Сейчас пошлю дежурного.

Он положил трубку.

— Вот видите, — сказал он, — на отсутствие клиентов мы не жалуемся. Я должен сходить на минутку к персоналу. Можете пойти со мной, если хотите.

Бюро кооператива «Одинокий» помещалось в наскоро переделанной частной квартире. Из комнаты председателя кооператива, с балконами и окнами на улицу, мы вышли в коридор, а оттуда в следующую комнату. Когда-то это была ванная, очень большая, но из оборудования осталась только ванна, газовую колонку сняли, трубы вырвали, и стена зияла своими кирпичными внутренностями. Вдоль кафельных стен в желтом свете лампочки сидели и лежали на лавках бледные мужчины в грязных костюмах. Большинство из них спало, некоторые ели второй завтрак, состоящий из корнишонов и борща.

— Кто следующий? — крикнул председатель, останавливаясь в дверях.

С лавки поднялся человек средних лет с редкими волосами и припухшими веками.

— Какой адрес, шеф? — хрипло спросил он.

— Победителей, 3. Подробности в магазине.

— Порядок, — буркнул опухший, застегивая пуговицы.

Мы возвратились в комнату администрации. На стене висел плакат, посвященный году Мицкевича.

— Наши организационные принципы просты, — объяснил председатель. — Мизерного вознаграждения, из которого складывается наш материальный фонд, едва хватает, чтобы оплатить телефон, аренду помещения, а также выделить постоянную зарплату для руководства, бухгалтера и уборщицы. Излишки мы передаем в фонд строительства школ.

— А сотрудники?

— Когда как. В основном мы базируемся на энтузиастах, которых вы видели в дежурке. Они составляют команду, готовую к действию круглые сутки. Они работают на принципе вознаграждения натурой, то есть, иначе говоря, получают только за посредничество. Но кроме того, мы располагаем кадрами специально обученных сотрудников.

— Какова история возникновения кооператива?

— О, пожалуйста! Сколько людей в данный момент нуждаются в компании! Каждый из нас знает ту минуту, когда хочется выпить, а не с кем. Вы пьете с коллегой, потом коллега должен уезжать. Вы провожаете его на вокзал, возвращаетесь с вокзала, и что? Страшное одиночество. Или же у вас выходной, утро, знакомые на работе, в буфетах еще никого нет. Что вас ждет? Полное сиротство. Или поздней ночью, вас грызут заботы, все спят, вы купили пол-литра и сидите за пустым столом. В общем, я назвал только некоторые из бесконечного ряда ситуаций, когда одиночество, столь несносное для пьющих людей, дает себя знать, так вот, услуги нашего кооператива состоят в том, что мы предлагаем выход, простой и эффективный. Нет уже страха перед отъездом, нет судорожных и изнурительных поисков знакомых, которые не всегда хотят и могут с нами пить. Просто вы набираете соответствующий номер телефона и указываете адрес. Сразу же является наш сотрудник, один из членов команды, благожелательный, приветливый, сердечный, компанейский, готовый побеседовать о чем угодно, посочувствовать, такой, который никогда не скажет «нет». Команда комплектуется из людей подготовленных, которые тоже хотели бы в данную минуту выпить, да не на что. Кооператив только указывает путь к взаимопониманию. Благодаря нам отыскиваются те, которые хотят и имеют, и те, которые не имеют, но хотят. Если бы не мы — те и другие блуждали бы по улицам неприкаянные, жаждущие и печальные, без всякой надежды найти понимание, как холодные звезды разных галактик.

— Значит, гуманизм.

— Да, но не только. Мы играем определенную хозяйственную роль, способствуя увеличению торгового оборота. Подумайте о тех дополнительных литрах, которые не были бы выпиты, если бы не мы. Ведь известно, что в компании пьется лучше, охотнее, больше.