Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы

Вскоре, однако, все убедились: то, что этого чудака оставили в союзе, было большой ошибкой. Его особа послужила причиной неслыханного скандала, нарушившего четкие и прекрасные принципы авторитета.

Однажды в столице по бульвару прохаживался известный и уважаемый писатель-генерал-лейтенант. Навстречу ему шел вышеупомянутый писатель-рядовой в оранжевых брюках. Писатель-генерал-лейтенант важно смотрел на него, ожидая, разумеется, что рядовой отдаст ему честь. Вдруг он увидел на каске писателя-рядового наивысший знак отличия, присваиваемый только писателю-маршалу, — маленький красный бочонок. Уважение к иерархии у писателя-генерал-лейтенанта было настолько велико, что, не задумываясь над странностью всей картины, писатель-генерал-лейтенант сразу принял позу, полную наивысшего уважения и отдал честь. Удивленный писатель-рядовой поклонился, вследствие чего маленькая божья коровка, которая сидела на его каске и которую писатель-генерал-лейтенант принял за наивысший знак отличия, раскрыла крылышки и улетела. Разгневанный и униженный писатель-генерал-лейтенант сразу же позвал дежурного критика, который отвел писателя-рядового на гауптвахту в Дом литературы, отобрав у него авторучку.

Процесс велся в столице, во Дворце искусств. В длинном мраморном зале блестели эполеты судей. Генералитет занял место за столом из черного дерева с золотом. В его гладкой поверхности, как в черном зеркале, отражались знаки отличия и ордена. Писателя-рядового в оранжевых брюках обвинили в незаконном ношении знаков отличия.

Но обвиняемому повезло. Во время процесса состоялось совещание совета культуры, на котором резкой критике подверглось бездушное отношение к деятелям искусств, администрирование в искусстве. Отголоски этой критики уже назавтра докатились до зала суда. Речь произнес сам критик-вице-маршал.

— Мы не можем выдвигать обвинение чисто бюрократически, вникнем в суть дела. Без сомнения, суть дела, которое мы рассматриваем, есть нарушение принципов, благодаря которым мы достигли пышного, несмотря на некоторые явные ошибки, расцвета нашей литературы. Но разве обвиняемый совершил преступление преднамеренно, со злым умыслом? Мы должны подойти глубоко, видеть причины, а не только следствия. Разберемся, кто привел обвиняемого к его печальному положению? Кто поставил его вне закона, кто использовал его, так сказать, первичную несознательность? Какова была та творческая атмосфера, которая привела его к этому кризису? Кого мы должны наказать, чтобы избежать подобных случаев в дальнейшем?

Нет, друзья, главным виновником является не обвиняемый. Он был только орудием в руках божьей коровки. Это она, божья коровка, безусловно руководимая ненавистью к принципам нашей новой иерархии, кипящая от ярости к нашей абсолютной точности критериев, совершенству организации нашей внутрисоюзной жизни, предательски уселась на каску обвиняемого, имитируя знаки отличия маршала. Для нее наша иерархия — кость в горле. Итак, рука правосудия не слепой меч!

В речи вице-маршала все увидели проникновение в самый корень зла. Писателя-рядового реабилитировали, главное же острие обвинения было направлено против божьей коровки.

Взвод критиков нашел ее в саду на листке сирени, где она сидела, обдумывая свои подлые планы. Видя, что она демаскирована, божья коровка не защищалась. Процесс над ней состоялся в том же мраморном зале. Божью коровку положили на стол из черного дерева и прикрыли стеклянной тарелочкой, чтобы она не сбежала. Публика напрягала зрение, желая увидеть красную точку на черном фоне. Несгибаемая в своем позоре, она до конца сохранила гордое молчание.

Ее расстреляли на рассвете изданными на меловой бумаге в твердой обложке четырьмя томами последнего романа писателя-маршала, которые бросали на нее один за другим с высоты полутора метров. По-видимому, она страдала недолго.

Писатель-рядовой в оранжевых штанах долго находился под подозрением, потому что так или иначе действовал в сговоре с преступницей, и даже не исключено, что их соединяло нечто большее, так как он плакал, когда узнал о приговоре, и просил, чтобы ее выпустили на свободу, в сад.

Лебедь

В парке был пруд. Украшением парка был лебедь. Однажды лебедь исчез. Его украли хулиганы.

Городское Управление парков позаботилось о новом лебеде. Чтобы уберечь его от судьбы предшественника, к нему приставили специального сторожа.

Это был маленький старый вдовец. Как раз когда сторож приступил к своим обязанностям, вечера стали длинные и холодные и в парк никто не приходил. Старичок бродил вокруг пруда и наблюдал за лебедем, а иногда смотрел на звезды. Ему пришло в голову, что было бы неплохо пойти в небольшой трактирчик, рас положенный недалеко от парка. Он уже сделал не сколько шагов в том направлении, как вдруг вспомнил о лебеде. Старик испугался, что в его отсутствие лебедя могут украсть и он потеряет место. Тогда он от этой мысли отказался.

Но холод мучил его все больше и больше и усиливал одиночество. Наконец он решился пойти в трактир, а лебедя взять с собой. «Даже если кто-нибудь придет в парк, — рассуждал он, — чтобы насладиться красотой природы, он все равно сразу не заметит отсутствие лебедя: ночь звездная, но безлунная. А мы тем временем вернемся», — решил он.

Итак, он взял лебедя с собой.

В трактире было тепло и уютно, разносился запах горячих сосисок. Старичок посадил лебедя на стул напротив себя, чтобы не выпускать его из виду, и заказал себе скромную закуску и рюмку водки, чтобы согреться.

Уплетая с большим аппетитом баранину, он заметил, что лебедь смотрит на него как-то по-особенному. Ему стало жаль птицу. Он не мог есть, чувствуя на себе взгляд, полный упрека. Он подозвал кельнера и заказал для лебедя белую булочку, вымоченную в подогретом пиве с сахаром. Лебедь повеселел. После ужина оба, добрые и довольные, возвратились на свой пост.

Следующий вечер тоже был холодный. На этот раз звезды светили необыкновенно ярко и каждая из них была как холодный гвоздь, вбитый в теплое одинокое сердце старичка. Однако от посещения трактира он решил отказаться.

На середину пруда выплыл лебедь. Он был похож на белое светящееся пятно.

Мысль о том, какая же дрожь должна охватить каждого, кто в такую ночь соприкасается с водой, растрогала старичка. Бедный лебедь, ну чем он хуже других? Наверно, он охотно посидел бы сейчас где-нибудь в тепле, съел бы чего-нибудь…

Итак, взял он лебедя под мышку и пошел с ним в трактир.

И снова наступил вечер, и снова он пронзил старичка острием меланхолии. Но на этот раз старичок твердо решил в трактир не ходить. Вчера, когда они возвращались в парк, лебедь танцевал и напевал что-то несусветное.

И вот, когда старичок сидел на берегу пруда в пустом и холодном парке, уставившись в небо — он почувствовал, как кто-то деликатно дернул его за штанину. Это лебедь, подплыв к берегу, напоминал ему, что пора идти. Пошли.

А месяц спустя старичка выгнали с работы вместе с лебедем. Из-за детей. Лебедь среди белого дня качался на воде. На это пожаловались матери маленьких детей, приходившие в парк отдохнуть и посмотреть на птицу.

Даже самая скромная должность требует моральных устоев.

Малютка

Существовала некая театральная труппа лилипутов, выступающая под названием «Крошки». Труппа солидная, постоянная, дающая представления не реже, чем четыре раза в неделю, смело поднимающая разные проблемы. Ничего удивительного, что со временем Министерство культуры возвело труппу в разряд образцового театра лилипутов и присвоило ему название, которое в просторечии звучало так: «Центральный Крошка». Это обеспечивало театру хорошие условия труда, а получить места в этом театре стало мечтой каждого лилипута, как любителя, так и профессионала. Однако труппа была укомплектована и располагала прекрасными силами. К самым ярким ее звездам принадлежал лилипут, который играл роли любовников и героев, потому что был самый маленький. Он хорошо зарабатывал, имел успех, критика подчеркивала его великолепное мастерство. Однажды ему удалось сыграть Гамлета с таким совершенством, что, несмотря на то, что он находился на сцене, зрители его совсем не заметили, такой он был маленький, такой непостижимо, гениально маленький. Наш по содержанию и лилипутский по форме. Если театр стал известен, то прежде всего благодаря ему.