Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы

— Ну, вы меня просто бесите! Кризис в двадцать девятом… а вы все с этим ребусом?..

— Может, я не очень способный, или, может, вы думаете, что у меня было очень много времени? Но ведь я должен был работать и решал его главным образом вечерами.

— А Гитлер вас не коснулся? А Испания? Что вы делали тогда?

— Но я же вам говорю, что все это я решал сам. Было много иностранных слов.

— Вы Соломон, — издевался я холодно. — Вы, наверное, и во время второй мировой войны над этим сидели? Вы Эйнштейн, но атомную бомбу не придумали. Не сумели!

— Я над ней не работал. Вы думаете, старому человеку все это так легко? Все, что я знал в школе, все забылось, и заботы уже другие. Но могу сказать, что я не отступил.

Я смеялся громко, издевательски. Он спохватился, встал и сказал:

— Не смейтесь, пожалуйста, не я выдумал бомбу, но что поделаешь? В девятьсот четырнадцатом меня забраковали, но все равно мне попало рикошетом в голову, только значительно раньше, в Чарногуже. Вы смеетесь, но человеческую мысль надо уважать, сударь. Вот он — ребус. Мысль человеческая не погибла.

В ящике

Сегодня утром, когда я выдвинул средний ящик стола, чтобы взять очки, я увидел, что в нем живут маленькие люди. Между футляром для очков и конвертом с фотографиями стояла крошечная, но очень милая молодая пара. Он — величиной в половину моей ладони, улыбающийся, с ясными глазами, она — с мой безымянный палец, изящная и золотая. Ее волосы, напоминающие блестящую стружку, были сзади собраны и спускались на плечи. Они смотрели друг другу в глаза, и в ту минуту, когда я выдвинул ящик, испуганно повернули головы в мою сторону и должны были высоко их поднять, чтобы взглянуть на меня. Я был для них большим, как бог, и могучим. Я улыбнулся, и моя улыбка должна была явиться для них чем-то вроде смены погоды на небе. Взявшись за руки, они приблизились на несколько сантиметров к моей грудной клетке, закрытой синим шерстяным свитером, в который упирался выдвинутый ящик. Под ногами у них шелестел иллюстрированный еженедельник, которым было выстлано дно ящика. Я наклонился, понимая, что каждое мое движение может быть для них землетрясением. Я не мог заметить выражения их глаз, потому что они были слишком малы: как темные зернышки. Они откровенно рассказали мне, что у них большие неприятности. Ее мать не хочет дать согласия на их брак. Я понял, что им была нужна моя помощь.

Я только что позавтракал и был в прекрасном настроении. В моем ящике скрывались миры, чувства, проблемы. То, что я увидел именно эту пару, было чистой случайностью. Оказалось, что у них здесь есть близкие и дальние родственники, что живут они в маленьких домиках, тоже расположенных в моем ящике, что там есть даже маленькая улочка, а может быть, что-то большее. Во всяком случае, мой ящик всегда был полон тоски, любви и антипатий, что я обнаружил с большим удивлением. У них были свои дела, а внезапно найденная связь между их жизнью и моими руками, моим голосом, мною доставила мне громадное, никогда еще не испытанное удовольствие. Ведь я неожиданно стал огромной силой, которая, случайно вплетаясь в ход их переживаний, могла на них влиять. Они были так малы, что, в сущности, были для меня просто ничем; я же мог быть для них всем.

Повторяю, я был в превосходном настроении и сразу же занялся их просьбами: я обещал поговорить с матерью золотоволосой малютки. Меня уже заранее радовало то, каким громадным авторитетом буду я для нее. Внимательно всмотревшись в ящик, я заметил там горизонт, о существовании которого в этой маленькой коробке и не подозревал. Я был с ними ласков и дружелюбен. Начинался чудесный августовский день. Я шутил, смеялся и даже подошел к зеркалу, чтобы увидеть свои глаза — серо-зеленые, неприлично большие по сравнению с изяществом их маленьких, похожих на зернышки, глаз. Наконец, деликатно дав им понять, что должен уйти, я отправился в город.

В кафе я встретил кое-кого, кто считал, что в отношении меня лучше заблуждаться. В это время небо заволокли тучи и пошел дождь. Потом, когда я возвращался домой, дождь уже не шел, но на плохо мощенной улице остались лужи. Проезжающий грузовик разбрызгивал жидкую грязь. Я стал к стене, но, увы, мои новые светлые брюки, которые я так берег, оказались забрызганными.

Дома я выдвинул ящик стола, разыскивая в нем одежную щетку. В ящике стоял знакомый юноша и подавал мне знаки. Смущенно улыбаясь, он объяснил, что сейчас самое удобное время, чтобы помочь им, что…

Я смел их всех одним нетерпеливым движением руки.

Факт

Покаюсь вам, святой отец… Ах, не знаю, хорошо ли… Можете ли вы, святой отец… Я замужем.

?..

Что вы? Ах, нет, нет, откуда? Разумеется, я с ним венчалась. Играл орган, на мне была длинная белая фата. И кадило было, и лилии. И я сказала: «Да» — и все радовались, и мама плакала, и…

?..

Сейчас, сейчас дойду. Я была молодая бедная девушка. У меня были большие глаза и длинные косы. Он приехал на автомобиле. Он был высокий и сильный. Водил меня на прогулку и говорил громким и звучным голосом о будущем. Он был полон планов. Я прижималась к его блестящим металлическим пуговицам. Я любила дотрагиваться до них щекой, могла в них смотреться как в зеркало…

?..

Да, да, конечно, святой отец, знаю, это было легкомысленно, да, очень жалею. Потом мы повенчались.

?..

Нет, не изменился и после свадьбы. Всегда был решительным, но деликатным. Конечно, случались недоразумения, но несерьезные. Надолго мы почти никогда не расставались.

Ну что вы, святой отец, что вы делаете… Да, я слышала об этом, но он нет, то есть… Никогда, как можно, ничего подобного.

?..

Может быть, не знаю. Но ведь это я исповедуюсь, а не он. Это я… Это я прихожу… я… нуждаюсь… в помощи… совете… у… те… ше… Нет, не плачу. Святой отец, уберите руку.

Конечно, я вышла за него по любви. В чем я, бедная, виновата? Пожалуйста, святой отец, спросите кого хотите, все его уважали, он был такой способный…

?..

Простите?

?..

Я? Никогда! Честное слово, никогда. Не изменяла ему ни разу, даже в мыслях. Была ему верна. Не верите, святой отец?

?..

Нет.

?..

Нет.

?..

Тоже нет.

?..

В чем дело? Ах, святой отец, я пришла сюда… Этому действительно трудно поверить. После семи лет жизни… В этом году поехали мы на дачу. Уговорила его, чтобы он отдохнул. Такой пост, такая работа, огромная ответственность. Сидим мы утром за завтраком, друг против друга. За его спиной окно, открытое в сад. Комната оклеена обоями в маленькие розовые цветочки, десятки тысяч маленьких розовых цветочков. И в ту минуту, когда он подносил ко рту стакан, я посмотрела на него. Один из таких обычных, случайных взглядов. И тут я увидела…

?..

Вот именно — что? И почему? Ведь семь лет я делила с ним стол и ложе, почему же только теперь? Посоветуйте, святой отец, и если это грех…

?..

Тогда, только тогда я увидела, что он из пластилина.

?..

Да. Весь искусственный. Я наклонилась над ним. Видимо, глаза у меня были широко раскрыты, так как он отставил стакан и спросил спокойным голосом: «Что случилось?» Но на этот раз я не ошиблась. Он всегда был из пластилина. Весь! Почему я заметила это только теперь?! И что теперь будет?

?..

Признать брак недействительным? Но, святой отец, это же глупость! У меня от него дети!

Приключение барабанщика

Я любил свой барабан. Я носил его на широком ремне через плечо. Барабан был большой, я бил по его матово-желтой поверхности дубовыми палочками. Со временем мои пальцы придали палочкам блеск, свидетельствующий о моем трудолюбии и усердии. Я шел с этим барабаном по дорогам — то белым от пыли, то черным от грязи, а мир по обеим сторонам был то зеленый, то золотой, то коричневый, то белый, в зависимости от времени года; и над всем беспрестанно раздавалась частая дробь барабана, потому что мои руки принадлежали не мне, а ему, и когда барабан молчал — я чувствовал себя больным. Так я бодро барабанил, когда однажды вечером ко мне подошел генерал. Генерал был не в полной форме: в мундире с незастегнутым воротничком и в кальсонах. Он поздоровался, покашлял, похвалил правительство и государство и, наконец, сказал, как бы нечаянно: