Девочка с лейкой

пешком, а шофер вел машину сзади, держась за руль и перебирая ногами.

Дальнейшая судьба предгора складывалась драматично.

Отдав деньги за кирпич, Мощин оставил шофера с машиной, а сам побрел обратно к шоссе, чтобы там проголосовать и вернуться в город.

Время было к вечеру, пятница, ни одной машины к городу не встретилось, а те, что встретились, не остановились.

Только к шести часам вечера (вы представляете, в каком состоянии?) Леонид Борисович вступил в Гусляр, который уже издали дал о себе знать легким запахом тления, издаваемым «розочкой». Над городом царил мир. Кое-где в окнах мерцало голубым — работали телевизоры. По мере продвижения руководителя к центру города глубина грязи увеличивалась. Одно дело ездить по Гусляру на персональной машине, совсем другое — оказаться в положении пошлого пешехода.

Мощин был зол на фирму «Ауди», которая выпускает такие негодные автомобили, на глупого шофера, на черную грязь, на плохое освещение на улицах, на проезжавшие мимо и обдававшие его черной грязью машины, на молодежь, которая не уступает дороги, на жену, которая не ждет его обедать…

Жена действительно не ждала его обедать. У жены было горе, и она ждала мужа, чтобы поделиться с ним.

— Герасима Ксюша привезла, — заплакала она, увидев на пороге мокрого, несчастного, осунувшегося мужа. — С утра доктора надо вызвать.

— Что еще? — Мощин уселся на стул в коридоре. Дорогой был стул, из итальянского мебельного гарнитура.

— Сказать нельзя, — ответила жена. — У них в садике эпидемия, но такая страшная, что нельзя даже сообщить…

— Опять бабские сплетни, — досадливо отмахнулся Мощин и пошел на кухню, забыв раздеться. — Покормила бы…

— Ты что не разуваешься! — закричала вслед мужу Мощина. — Опять мне за тобой подтирать. По колени промок!

На крики из комнаты выбежал, постукивая копытцами, милый ребенок Герасик.

— Это что еще за мода? — возмутился Мощин, стягивая мокрый ботинок. — Сейчас же сними!

Ботинок стягивался с трудом, настолько одеревенела, окостенела от мокрого холода нога.

— А у Нинки из младшей группы копыта зеленые, — сообщил Герасик.

Мощин хотел было накричать и на внука, и на жену, и на дочку — на всех, кто занимается чепухой, когда человеку так плохо, но тут наконец его ступня выскочила из мокрого ботинка и оказалось, что она очень похожа на копыто.

— Этого еще не хватало! — сказал Мощин. — Где мои шлепанцы?

Жена кинула ему шлепанцы, она была недовольна.

Мощин решил не говорить жене о своих копытах. Он знал, что она скажет. Поэтому кое-как надел шлепанцы и пошел в туалет, но по дороге один шлепанец потерял, и жена заметила. И крикнула ожидаемое:

— Козел, ну прямо козел!

— Ты на своего внука посмотри! — огрызнулся городской голова. — А потом обзывайся.

Это было несправедливо, и жена зарыдала. Внучок тоже начал плакать.

Открылась дверь, пришла дочка.

— Эй, что за лужа? — закричала она с порога.

Все стали смотреть на лужу — оказалось, что это не лужа, а киселеобразная масса из ботинок