Неодушевленный враг

иром. В подземной тьме я не видел лица Рудольфа Вальца, и я подумал, что, может быть, его нет, что мне лишь кажется, что Вальц существует, -- на самом же деле он один из тех ненастоящих, выдуманных людей, в которых мы играли в детстве и которых мы воодушевляли своей жизнью, понимая, что они в нашей власти и живут лишь нарочно. Поэтому я приложил свою руку к лицу Вальца, желая проверить его существование; лицо Вальца было теплое, значит, этот человек действительно находился возле меня.

-- Это все Гитлер тебя напугал и научил, -- сказал я противнику. -- А какой же ты сам по себе? Я расслышал, как Вальц вздрогнул и вытянул ноги -строго, как в строю.

-- Я не сам по себе, я весь по воле фюрера! -- отрапортовал мне Рудольф Вальц.

-- А ты бы жил по своей воле, а не фюрера! -- сказал я врагу.-- И прожил бы ты тогда дома до старости лет, и не лег бы в могилу в русской земле.

-- Нельзя, недопустимо, запрещено, карается по закону! -- воскликнул немец. Я не согласился:

-- Стало быть, ты что же,-- ты ветошка, ты тряпка на ветру, а не человек!

-- Не человек! -- охотно согласился Вальц. -- Человек есть Гитлер, а я нет. Я тот; кем назначит меня быть фюрер! Бой сразу остановился на поверхности земли, и мы, прислушиваясь к тишине, умолкли. Все стало тихо, будто бившиеся люди разошлись в разные стороны и оставили место боя пустым навсегда. Я насторожился, потому что мне теперь было страшно; прежде я постоянно слышал стрельбу своих пулеметов и винтовок, и я чувствовал себя под землей спокойно, точно стрельба нашей стороны была для меня успокаивающим гулом знакомых, родных голосов. А сейчас эти голоса вдруг сразу умолкли.

Для меня наступила пора пробираться к своим, но прежде следовало истребить врага, которого я держал своей рукой.

-- Говори скорей! -- сказал я Рудольфу Вальцу. -- Мне некогда тут быть с тобой.

Он понял меня, что я должен убить его, и припал ко мне, прильнув лицом к моей груди. И втихомолку, но мгновенно он наложил свои холодные худые руки на мое горло и сжал мне дыхание. Я не привык к такой манере воевать, и мне это не понравилось. Поэтому я ударил немца в подбородок, он отодвинулся от меня и замолк.

-- Ты зачем так нахально действуешь! -- заявил я врагу.-- Ты на войне сейчас, ты должен быть солдатом, а ты хулиганишь. Я сказал тебе, что ты в плену,-- значит, ты не уйдешь, и не: царапайся!

-- Я обер-лейтенанта боюсь,-- прошептал неприятель. -- Пусти меня, пусти меня скорей -- я в бой пойду, а то обер-лейтенант не поверит мне, он скажет, -- я прятался, и велит убить меня. Пусти меня, я семейный. Мне одного русского нужно убить.

Я взял врага рукою за ворот и привлек его к себе обратно.

-- А если ты не убьешь русского? -- Убью, -- говорил Вальц.-- Мне надо убивать, чтобы самому жить. А если я не буду  убивать, то меня самого убьют или посадят в тюрьму, а. там тоже умрешь от голода и печали, или на каторжную работу осу- дят -- там скоро обессилеешь, состаришься и тоже помрешь.

-- Так тебя тремя смертями