О дырявых башмаках и далёкой-далёкой галактике (СИ)

- Слушай, тебе вовсе не обязательно...

Ирса почувствовала, как внутри опять зашевелился червячок вины. А оттого, как сухо прозвучал голос Бруно, и вовсе стало обидно.

- Ты бы мог разослать рукопись в крупные издательства. В Осло, например. Чем больше редакторов заметят, тем лучше. Ты не должен переступать через себя, чтобы...

- Нет, должен, - на сей раз он взглянул на неё прямо. - Должен, понимаешь? Это единственный шанс заработать здесь и сейчас, - "даже если это означает принять условия твоего дядюшки-козла". Последнее читалось во взгляде столь явно, что Ирса поднялась с места.

- Прости. Не буду мешать.

Таким колючим она Бруно ещё не видела. Затворив за собой дверь, она поманила Галилея.

- Идём, приятель. Переждём грозу на кухне.

Если бы она знала, чем ещё помочь.

***

Тёнсберг горел сотнями рождественских огней. В зимнем воздухе на пару с ароматом домашней выпечки витал дух волшебства, о котором любили рассказывать детям.

Но только не для Ирсы, которая после бессонной ночи возвращалась домой из больницы. Вечером двадцать четвёртого деду стало плохо - пришлось вызывать скорую и ехать вместе с ним. К счастью, приступ вскоре закончился и врачи её обнадёжили, отправив домой отсыпаться. Хотя Ирса не была бы собой, перестав тревожиться. Пальцы по-прежнему подрагивали, когда она открывала дверь ключом.

У порога уже ждал Галилей. Соскучился.

Привычно налив коту молока, она поднялась наверх. Бруно, должно быть, всю ночь проспал у телефона, но она не сердилась. И уж тем более не жалела собственной кровати. Слишком устала, чтобы думать о мелочах.

- Вставай, лежебока, - Ирса с трудом выдавила улыбку, достав из шкафа заготовленный заранее свёрток, - тебя ждёт сюрприз.

- Как он? - Бруно сел на кровати.

- Уже лучше. Вот, держи.

Под подарочной бумагой скрывался настоящий норвежский свитер ручной вязки. Молочно-белый, с хитрой вязью узоров на груди.

- Ну как?

- Спасибо.

Конечно, Ирса ожидала большего. Но вместо этого лицо Бруно стало ещё пасмурнее.

- Не понравился?

- Не в этом дело, - он отвернулся к окну, будто боялся посмотреть ей в глаза. - У меня нет для тебя подарка.

Повисшую тишину нарушил мяукнувший Галилей, что вспрыгнул на кровать и запустил острые когти в подушку. Усталая голова отказывалась придумывать внятный ответ, и Ирса решила обернуть всё в шутку.

- Думаю, лучшим подарком сейчас станет пара часов сна...

- Почему ты не уехала? - спросил он.

Проследив за взглядом, Ирса заметила кипу бумаг, лежащих на столе. И папку с логотипом университета Осло, в который она была зачислена летом - сразу после выпуска и сдачи экзаменов.

- Ты ведь знаешь, почему. За ним больше некому приглядывать.

Это было неправдой. Дальберги могли бы взять деда к себе или, на крайний случай, устроить в дом престарелых. Но она не могла этого допустить.

Ирса Эскильдсен всегда жила для других, и никогда - для себя.

***

Деда выписали после Нового года. Теперь он совсем не поднимался с дивана, и время от времени требовалась помощь Бруно, чтобы его передвинуть. Из всей родни он узнавал только тётю Берит, считая её пятнадцатилетней девочкой. Ирса не могла смотреть, как та беззвучно плачет, сидя на полу и держа деда за руку. Но проходило полчаса, и она снова уходила: дети и муж не ждали.

Бруно целыми днями лежал на раскладушке под лестницей, пока за окнами завывал январский ветер. В спальню, где стояла пишущая машинка, он почти не поднимался. И даже Галилею было не под силу согнать его с места, несмотря на все попытки.

На вопросы Бруно отвечал односложно, продолжая витать где-то в собственных мыслях. Теперь он не спешил делиться, и Ирса начала тосковать по времени, когда они спорили, обсуждая перипетии сюжетов и судьбы героев.

Ей казалось, что та ниточка, связавшая их с первого дня, вдруг опасно натянулась.

Это пугало Кеплера больше всего.

***

- Ты точно не заболел?

- Нет, всё нормально.

"Нормально" - самое частое слово, которое она теперь слышала. От её Бруно осталась только оболочка, будто его подменили изнутри, высосав все планы и стремление к жизни. Последние недели он не ходил в редакцию к Эспену и даже не касался рукописи, листы которой постепенно покрывались пылью.

- Почему ты не дописываешь роман? Осталось ведь совсем чуть-чуть.

Ещё немного, и в голосе зазвучит отчаяние. От непонимания становилось только горше, и Бруно не желал помочь, бездумно глядя в потолок.

- Допишу позже. Сейчас не могу.

Ирса сглотнула. Ниточка трещала из последних сил, и не было больше того единения душ, за которое она цеплялась, как за спасительную соломинку. Только стена отчуждения и бесчисленные вопросы без ответов.

***

- Да что с тобой такое?

- Что со мной? Ничего, - Бруно стоял напротив, однако Ирса видела перед собой незнакомца. Безликого бродягу, что встретился ей в парке полгода назад. - Это просто я. Сам удивляюсь, как ты ещё за порог меня вышвырнула.

В голосе - горькая насмешка. Над ней или над самим собой?

- Зачем ты так?..

- Не хотел тебя разочаровать.

Тонкая ниточка лопнула окончательно, и из груди будто разом выбили весь воздух.

- Ты только это и делал в последние месяцы! - ни работы, ни денег, ни книги - той самой мечты, к которой, выходит, она стремилась сильнее Бруно. - Неужели просто сдашься? И что дальше? До конца жизни ночевать по чужим амбарам?

Бруно поморщился, будто его ударили наотмашь.

- Ты ничего не знаешь о моей жизни, - вот так просто. - Даже моего настоящего имени...

- Ты не рассказывал!

- Ты не спрашивала! В ту первую ночь увидела то, что захотела увидеть. Приняла меня за друга, которого не было. Придумала за меня истории, которые никому не нужны. И что мне оставалось делать?

- Быть им.

Голос сорвался, и ответ она почти прошептала, опустившись на кухонный стул.

- Я пытался. Но я не такой, Ирса! Людей не переделать под своё видение, не изменить так просто. Их можно только принять вместе со всей гнилью, что скопилась внутри... Или выгнать прочь.