Два мецената

Они без приглашения сняли в передней пальто и прошли в гостиную.

Пристав вежливо поклонился хозяевам этой квартиры; Кусанов же не поклонился, он еле взглянул на Сергея Петровича и Надежду Николаевну, повертел пальцами массивную золотую цепь на жилете, заложил руки за спину и, подняв голову, стал сквозь очки рассматривать обстановку этой незнакомой ему квартиры, в которой он чувствовал себя хозяином.

– Я, судебный пристав, явился к вам по предписанию суда для описи вашего имущества на обеспечение иска с вас вот… г-на Кусанова.

– Я не знаю г-на Кусанова, – сказал Сергей Петрович.

Кусанов отвёл глаза от картин, опустил голову и молча взглянул через очки на Сергея Петровича с некоторым удивлением: что это за наивный такой господин – порядков не понимает…

Сергею Петровичу показалось, что смотрит на него удав, который уже охватил его своими кольцами и вот-вот сожмёт, сдавит на смерть.

Пристав подошёл к письменному столу, положил свой портфель, вынул несколько бумаг и продолжал монотонно, немножко звенящим голосом:

– Дворянин Евгений Александрович Кусанов приобрёл от коллежского асессора Захара Васильевича Бузунова два ваших векселя: на сумму сто пятьдесят и триста, а всего на четыреста пятьдесят рублей. В обеспечение иска на эту сумму и должен я приступить к описи вашего имущества.

– Но зачем же… к описи?.. Я и так уплачу… всё уплачу… до копейки…

– Когда уплатите, – тогда мы снимем арест, – сказал Кусанов баском, отчеканивая каждое слово, – а пока, г-н пристав, потрудитесь приступить к описи имущества г-на Воронина.

Из детской слышался плач грудного ребёнка, – Зои. Надежда Николаевна вышла, притворив за собою дверь в столовую. Ребёнок скоро умолк.

Сергей Петрович подумал:

«Сейчас Зоя сосёт молочко из груди матери… А эти примутся сосать кровь из меня»…

V

– Письменный стол… – отчеканил Кусанов, – красного дерева, покрытый кожей… пять рублей…

– Помилуйте… – воскликнул Сергей Петрович, – любой старьёвщик за этот стол сейчас даст… сорок рублей… может быть, больше…

– Пять рублей, – хладнокровно и настойчиво повторил Кусанов и опять взглянул на Сергея Петровича глазами удава.

Пристав перестал на минуту писать и объяснил Сергею Петровичу:

– Закон предоставляет взыскателю полное право оценивать имущество должника по своему усмотрению… Если вы не согласны с оценкой г-на Кусанова, – имеете право просить о назначении экспертов, – за ваш счёт, – для переоценки имущества.

Сергей Петрович сел на кресло в уголок и уже оставался безмолвным зрителем дальнейшей описи.

– Книжный шкаф с разными книгами… – продолжал Кусанов, – перечислять книги не стоит: мы опечатаем шкаф… с разными книгами… двадцать рублей…

Небольшая, но хорошо составленная библиотечка Сергея Петровича стоила, по крайней мере, триста рублей.

Кусанов продолжал перечислять вещи – мебель, лампы, и всему назначал цену невероятно низкую.

– Бронзовая фигура: женщина играет на скрипке, – два рубля…

– Картины разных художников…

– Ну, это уж вы потрудитесь перечислить, – каких именно художников, – сказал пристав.

Тут Сергей Петрович должен был помогать называть, какая вещь какого художника. Кусанов внимательно рассматривал подписи на этюдах и картинах…

– Всего в этой комнате картин в рамах двадцать шесть штук, – диктовал Кусанов, – общая оценка – сто рублей.

– Да это глумление какое-то… – вырвалось со стоном у Сергея Петровича.

– Мы ничего не продаём, – как бы в некоторое оправдание себе, сказал Кусанов, – когда уплатите долг, – всё ваше останется в вашей собственности.

И Кусанов добавил:

– Перейдёмте, г-н пристав, в следующую комнату.

– Но, может быть, уже и в этой комнате набралось на сумму долга? – возразил пристав. – Нужно подсчитать. Г-н Воронин, есть у вас счёты?

– Есть, в письменном столе, вот в этом ящике.

Пристав открыл ящик, достал счёты и спросил:

– Может быть, вы желаете, г-н Кусанов, осмотреть ящики письменного стола… Нет ли там ценностей?

– Денег, бриллиантов или золота в вашем столе, должно быть, нет? – спросил Кусанов Сергея Петровича с презрительной уверенностью в том, что ничего этакого там нет.

– Вы не ошиблись: у меня таких вещей не водится, – с горькой усмешкой подтвердил Воронин, – в письменном столе только деловые бумаги, фотографические карточки, письма…

– Осматривать стол не нужно, – решил Кусанов.

Пристав стал подсчитывать. Итог получился триста шестьдесят рублей. Нужно было перейти в другую комнату, продолжать опись на сумму девяносто рублей.

Столовая Воронина напоминала скорее маленькую гостиную с обеденным столом посредине комнаты. Стены этой комнаты, более светлой, чем кабинет, были украшены картиной Зимина и несколькими этюдами известных художников.

«Во сколько-то оценит этот удав „Тоску“ Зимина?» – думал Сергей Петрович, переходя в столовую, взглянул с грустью на то место, где висела картина Зимина и отступил с изумлением: картины не было. Сергей Петрович, чуть не закричал, но увидел жену – она смотрела из детской и улыбалась, приложив палец к губам.

Сергей Петрович понял, что жена спасла картину от описи.

В этой комнате набралось-таки вещей более, чем на сто рублей, даже по низкой оценке Кусанова.

Приостановив опись, как только сумма превысила долг и обеспечила так же и «судебные расходы», пристав сказал:

– Сообразите, г-н Воронин, – не можете ли вы уплатить весь долг в течение семи дней? Если можете и дадите в том подписку, то я могу и не накладывать печатей и вещи оставить у вас же на хранении, под вашу расписку… и не публиковать об описи… Если же не можете в течение семи дней внести всю сумму долга, то я наложу печати, публикую… Кроме того по закону, от взыскателя зависит, оставить ли вещи на хранении у должника или вывезти в другое место…

Сергей Петрович на минуту задумался. «В течение недели можно будет продать что-нибудь»… – решил он, воспрянул духом и твёрдо сказал:

– Через семь дней, а может быть и раньше, я уплачу мой долг сполна.

Когда пристав и Кусанов уходили, Сергей Петрович попрощался с приставом за руку и только ответил небрежным кивком на довольно усердный поклон Кусанова.

VI

Через два дня после описи имущества, Сергей Петрович был в Москве и звонил у шикарного подъезда на Мясницкой. Швейцар открыл дверь.

– У вас живёт художник Грошев, из Петербурга?

– Да-с, они у нас гостят.

– Он дома?

– Дома-с.

– Передайте карточку и возьмите у извозчика маленький тюк… только осторожно, – там картины, – не попортите рамы…

Было десять часов утра. В это время Грошев в Петербурге в своей мастерской работал, дорожа каждым часом дневного света.

Сергей Петрович вошёл в переднюю дома одного из богатейших москвичей, – архимиллионера Дарина, у которого гостил петербургский художник Грошев.

Швейцар, предварительно нажав кнопку звонка, помог Сергею Петровичу снять пальто.

Явился лакей, швейцар передал карточку лакею и сказал:

– Они к г-ну Грошеву.

Оставив тюк с картинами у швейцара, Сергей Петрович стал подниматься вслед за лакеем по широкой лестнице, устланной толстым плюшевым ковром. В полутьме по сторонам лестницы чахли дорогие экзотические растения. На стенах висели огромные картины, которые нельзя было теперь рассмотреть: окно с живописью на стёклах давало мало света. На эти картины мимоходом смотрели вечером, когда горела небольшая электрическая люстра. Хотя дом Дариных был только в два этажа, но была устроена подъёмная машина. Каретка этой машины с зеркальными стёклами в окнах оставалась поднятой на верхнем этаже, чтобы служить болезненному старику Дарину, когда он вздумает спуститься вниз. Цепи и под самым лепным потолком колесо подъёмной машины лишали уютности роскошную лестницу и портили общее впечатление.

Верхняя площадка лестницы переходила в полукруглую комнату. Здесь были все стены унизаны картинами разных размеров в ярких золочёных рамах; картины были и на полу, – по несколько штук приставлены были к разным углам, нагромождённые одна на другую. Этим ещё не нашли места в огромной квартире мецената, собирателя картин – Дарина; все стены всех комнат уже были увешаны картинами. У камина – дорогие бронзовые часы, канделябры. В открытую дверь виднелся большой зал с роялем, с картинами на стенах.