Женщина до весны

Леонид Жуховицкий

Женщина до весны

— Мальчик, а мальчик!

Батраков не сразу понял, что это его. Хорош мальчик! Тридцать лет, ростом не обижен, плечами не беден, куртку купил пятьдесят второго размера, едва сошлась. В этой вот куртке он и сидел на лавке в скверике при станции, пристроив локоть на рюкзак. Рюкзак был большой, довольно тяжелый, но набит только нужным, а на нужное Батраков горба не жалел.

— Какой невежливый мальчик, а? Хоть бы пошевелился для приличия.

Тут уж обернулся. Две бабешки лет по двадцать пять — тридцать, одна симпатичная, другая никакая. У обеих через плечо одинаковые торбочки, вроде сумочек, только повместительней. Говорила симпатичная, а другая стояла, отвернув лицо, и вид у нее был то ли смущенный, то ли обиженный.

— Мальчик, а мальчик, где тут буфет?

— Буфет с утра будет, теперь все. В городе ресторан есть, там до одиннадцати, — ответил Батраков. Сдержанно ответил, потому что ситуацию понимал не до конца: то ли клеятся, то ли развлекаются. Вроде не местные, с вещичками, но, может, и местные, дурака валяют со скуки.

— Ресторан нам не подходит, — сказала симпатичная, — мы девушки небогатые, кроме души, золота нет. Алла Константиновна, подходит тебе ресторан?

Та просто шевельнула верхней губой.

— Вот видишь, Алле Константиновне ресторан не подходит

— Голодные, что ли? — спросил напрямую Батраков.

— Какой догадливый мальчик! — похвалила симпатичная.

— Ладно, — сказал Батраков, — присаживайтесь.

Теперь он знал, что делать. Голодные девки, и все. А это с любым бывает.

— Особого нет, но малость перекусить, это найдется.

Он распустил узел на рюкзаке, достал хлеб, сырки, пяток огурцов, тяжелый и рыхлый кусок вареной колбасы. Хотел поужинать в Овражном, с чаем, в тепле и покое, ну да ладно…

— Ого! Запасливый мальчик.

— Просто люблю ни от кого не зависеть. — Вышло грубо, Батраков покраснел и исправился: — В смысле, от обстоятельств.

Симпатичная вздохнула:

— Зависеть, это и мы с Аллой Константиновной не любим. Не любим, а приходится. Хотя от такого хорошего мальчика зависеть даже приятно. Тебя как звать-то?

— Батраков Станислав.

— Стасик, значит? А чего — красиво. Правда, Алла Константиновна?

Подруга никак не отозвалась, и симпатичная решила за нее:

— Вот и Алла Константиновна согласна.

Девки ели аккуратно, не торопясь и не жадничая, последний огурец и кусочек колбасы деликатно оставили на бумажке. Батраков велел доедать, не прятать же назад.

— Поровну — возразила симпатичная и умело поделила остаток трапезы на три дольки.

— А тебя как зовут? — запоздало спросил Батраков.

— Марина, — назвалась симпатичная, чуть помедлив, будто прикидывала, стоит знакомиться или нет.

Батраков, пока ели, успел ее разглядеть. Ладная девка и знает, что ладная: все, что надо, на месте, брючки легкие, летние, розового цвета, сидят, как целлофан на сосиске, и почти так же просвечивают. Блондинка, а глаза черные, умные, верхняя губа вздернута, словно целоваться собралась. В красавицы не зачислишь, но выбирать из мужиков может. Лет сколько? Вот тут вопрос: может, двадцать пять, а может, и тридцать, жизнь потрепала, этого не спрячешь…

— Стасик, а ты не шофер?

— Механизатор.

— Жаль. А, Алла Константиновна? Такой хороший мальчик, а не шофер.

— Шофером тоже могу, полтора года работал. Но не здесь.

— А где?

— В Читинской области.

— Это далеко, — огорчилась симпатичная Марина, — это нам не годится. Алла Константиновна, годится тебе Читинская область?

Подруга что-то бормотнула, послушно и вяло подыграв, и Марина с удовольствием развела руками:

— Вот видишь, Стасик, Алле Константиновне Читинская область не годится. Алле Константиновне годится Сухуми. На крайний случай, Сочи. Туда, случайно, не собираешься?

— Да пока что не зовут.

Сентябрь кончался, он был в этом году довольно теплым, но пасмурным, вот и сейчас за станцией, за путями, пустырем и лесом, похоже, набирал силенки дождь.

— Ночевать-то есть где? — спросил Батраков просто из сочувствия.

— Эта проблема у нас с Аллой Константиновной еще не решена, — без выражения отозвалась Марина.

Батраков помедлил. Но и девки медлили. И от этой дыры в разговоре вопрос получился как бы и не вопросом, а предложением. Выходило, что не девкам, а Батракову, мужчине, эту проблему положено решать. Мог бы, конечно, и отвертеться, увести разговор на другое, но жалко стало девок, бездомных и безденежных. Он знал этот городишко, маленький и грязный, — ну где им тут искать крышу на ночь, какому случайному мужику (чем — понятно) за ночлег платить?

— В Овражное еду, — сказал он, — не Сухуми, правда, но переночевать можно.

— А чего там, в Овражном? — с сомнением спросила Марина.

— Райцентр. Молокозавод строим. Полчаса поездом.

Та повернулась к подруге:

— Как, Алла Константиновна?

Алла Константиновна неожиданно прорезалась:

— А шоссе там есть?

— Как раз на шоссе и стоит. Можно на Курск, можно на Киев.

— Ну и нормально, — с готовностью подхватила Алла Константиновна, — чем здесь торчать…

Интонация у нее была просительная, что Марине, видимо, не понравилось.

— Все, едем. Овражное — звучит красиво, а Алла Константиновна у нас девушка романтическая, ей главное, чтобы красиво.

До поезда было часа полтора. Дождь и вправду пошел, они спрятались в вокзальчик, похожий на сарай, но с двумя колоннами у входа. Батраков взял три билета. Что дальше, загадывать не стал, он вообще не любил загадывать. Как будет, так и будет. Одному с двумя девками делать нечего, тем более Марина себе цену знает, сразу видно, а насчет себя Батраков не заблуждался. Урод, может и не урод, но планы лучше не строить. Давно еще, до армии, в училище механизации напросился провожать незнакомую девчонку с дискотеки. Она вроде бы и согласилась, но всю дорогу раздраженно топырила губы, а когда он у дома хотел ее поцеловать, отпихнула его и бросила со злобой: «Да твоей мордой только гвозди забивать!» Потом, конечно, случалось всякое, с бабами Батраков теленком не был, но и фразу ту грубую не забывал…

В вокзальчике девки устроились на длинной лавке у стены, Батраков хотел сесть сбоку, но Марина подвинулась, оставив ему место в середке.

— Ну что, Алла Константиновна, — сказала она, — повезло нам со Стасиком?

— Повезло, — согласилась Алла Константиновна и покраснела.

Батраков все не мог привыкнуть, что он Стасик. Так его никогда не звали. В детстве был Славка, в школе в училище Батрак, в армии Батраков, после армии опять Батраков. И когда случалось думать о себе, даже в мыслях называл себя — Батраков. А теперь, выходит, перекрестили. Но не вылезать же с такой мелочью! Стасик, так Стасик.

Он спросил девок, откуда они. Марина ответила уклончиво — из-под Брянска. Уточнять Батраков не стал, но Марина, видно, сама устыдилась ненужной скрытности и начала объяснять:

— У нас там рабочий поселок, три тысячи народу, в общем-то деревня. Жить можно, но не Москва. Вот мы с Аллой Константиновной и намылились на майские праздники в Москву. Так до сих пор и празднуем.

Что ж, подумал Батраков, и так бывает, понять можно. Он сам рос в поселке, сперва любил его, потом возненавидел, бежал с другом в Тулу, в училище, начинать новую жизнь, а после оказалось, что новая жизнь всего лишь долгая увольнительная от старой, цветной лоскут, вшитый между двумя ее кусками. Училище, армия, три последующих, уже вольных года в Забайкалье, стройка под Минском, а кончилось тем же поселком, который собирался забыть навек, тем же кровом, под который сам себе клялся не возвращаться, материнским домом, до отвращения не своим. Всяко бывает…

— Родные не беспокоятся?

— Кому мы нужны? — сказала Марина.