Мост через Жальпе (Новеллы и повести)

— Чтоб только он… — испуганно заговорила жена учителя.

— Перестань! Насчет этого можешь быть спокойна. Вот не знаешь человека…

Осень. Поздняя осень.

Дожди поздней осени — не те, что в начале лета, что в начале сентября. Тучи опускались до самой земли, немилосердно разражаясь дождем. Вода, подгоняемая ветром, наискосок хлестала по воздуху — и не каплями, а целыми струями; Бенасу, сидящему в лодке, иногда казалось, что это не дождь, а кто-то спустил с тучи множество промокших веревок.

Холод проникал и через длинный тулуп учителя, поверх которого Бенас надевал свой непромокаемый плащ. На озере теперь он выдерживал недолго, волны захлестывали лодку. Ноги, как он ни берегся, промокли, хоть он и натягивал болотные сапоги. Редко уже проходил по хлюпающей тропе человек, люди попрятались, забрались в теплые гнезда.

Если и оставался еще на ольшине или тополе жалкий листочек, то дождь и ветер безжалостно швыряли его наземь, шмякали с яростью, словно летом они, сильные и зеленые, что-то нехорошее сказали о грядущей осени и она затаила месть.

Больше не пролетали над озером ласковые птицы. Всех, что остались, заманили в избы и кормили люди. А те из них, которые долгий месяц назад с жалобными воплями кружили над этой землей, сейчас бродили по теплому песку Египта…

Три дня назад он отослал письмо Дейме, и сегодня, если не стряслось чего, она должна бы приехать.

Промокнув и озябнув, Бенас в последний раз глядел на печальные берега, вспоминая, как они выглядели летом, каким красивым был костел и каким он теперь кажется одиноким. Невысокий клевер на склоне уже просвечивался, и трудно было даже представить себе, как выглядела бы сейчас на склоне та небольшая точка, чье платье тогда теребил ветер.

Не стало и базара на площади перед костелом, поскольку чужие разъехались, а своим он был почти не нужен — разве что для того, чтобы изредка встретиться и посудачить. Реже останавливалась машина и перед забегаловкой Фелиции, все спешили домой и как лошади прибавляли ходу перед тем, как свернуть во дворы. Набросив большой платок на плечи, изредка выглядывала из двери Фелиция и печально смотрела на опустевшее шоссе, за ней издалека наблюдал Балтазас.

Как и в тот раз, забибикала учительская машина, только теперь она стояла не на берегу озера, а прямо во дворе, и Бенас увидел, что по тропинке спускается Дейма. Над головой она держала японский зонтик, который даже издали казался совсем игрушечным, хотя это была только видимость — в Японии тоже бывают жуткие дожди, может, даже пострашнее наших ливней, если кинофильмы не преувеличивают.

Он торопливо греб к берегу, и ветер брызгами швырял воду с весел. Голова вроде была ясная, но он никак не мог придумать, что сказать, поэтому молчал, приближаясь к ней. Остановился, опустив голову и приподнимая промокшую кепку. С одежды струйками текла вода, и земля не успевала ее впитывать — извиваясь между блестящими мокрыми хвоинками, она устремлялась с пригорка в единое целое, в озеро.

Нахлобучив на глаза капюшон, учитель стоял поодаль, возле своего автомобиля, и глядел куда-то в сторону.

— Дейма, может, ты потерпишь немножко, мне бы еще хотелось вместе с тобой добраться до головы капуцина. Долго не пробудем, пару минут, у тебя же есть зонтик, может, сильно не промокнешь.

— Хорошо, Бенас. Давай доберемся, — вполголоса сказала она.

Бенас с силой налегал на весла, если бы не навыки, обретенные за долгое лето и осень, он вряд ли бы смог догрести до острова. Всякая погода и разные ветры попадались за те месяцы, и теперь без особого труда добрался до головы капуцина. Выскочил первым и подал руку Дейме. Потом оба взобрались на самую макушку острова, встали рядом, ветер тряс голые ольшины по берегам, задирал полы их плащей.

— Интересно, куда деваются кроты и мыши, когда начинаются такие ливни? Ведь все их тропы под землей сейчас полны воды, — сказала она.

— Отыскивают сухие местечки.

— Могут ли быть тут такие местечки? Или они перебираются к людям…

Бенас опустился на колени, наклонился и, приложив ухо к мокрой земле, долго слушал. Дейма затаила дыхание.

— Слышно, — сказал Бенас, еще крепче прижимая к земле ухо и медленно передвигаясь на коленях. — Уже у самой поверхности. Подойди, увидишь.

Дейма приблизилась к нему.

— Видишь, жмет почти по поверхности. Видишь?

Дейма кивнула. Земля шевелилась, кое-где даже трескалась, и в трещинах виднелась лоснящаяся шкура крота.

Бенас встал. Его колени промокли, запачкались.

— Дейма, настало время ехать туда. Всяко я пробовал держаться. На меня тут опять находил долгий мрак, а это так страшно, особенно потом, когда наступают часы посветлее.

— Ты измучился, Бенас. Поедем. Может, само это решение тебе поможет. Поедем. Бенас, ты говорил, что все равно, как только сможешь, всегда будешь рядом со мной. Там будет видно, Бенас… Бенас, ничто не пропадает из того, что дано людям, ничто…

— Не должно бы пропасть. Давай верить в это, Дейма.

Они приближались к лодке, которую волны бросали о берег, закидывая белой пеной. Ни он, ни Дейма не глядели на тоскливые берега озера и на одинокий серый костел.

Бенас снова помог ей выйти из лодки, привязал было ее, но торопливо подошедший к ним учитель сказал, что привязывать не стоит — все равно придется уносить ее в сарай, никто до весны не сядет на весла.

— Я вам помогу, — сказал Бенас.

— Покамест давайте вытащим ее на берег. Потом я сам управлюсь.

Когда лодку вытащили на берег, с ее кормы вдруг выскочили две рыжие мышки, промокшие и перепуганные. Они спрыгнули наземь и стремглав пустились прямо к хутору.

— А ты говорил, что они на голове капуцина найдут сухое местечко, Бенас.

— Эти, видно, не нашли.

— Хорошая это или дурная примета? — спросил учитель, — Бегут с корабля…

— Зато в ваш дом… Для них это, наверное, отличная примета… И все-таки давайте отнесем лодку под крышу.

— Промокла, очень тяжелая, вдвоем не поднять.

— Не может быть. Не станем скромничать. — Бенас напрягся и приподнял корму лодки. — Давайте выльем воду и понесем. Вы беритесь за нос, а я пойду сзади. — Подбежав, он помог учителю водрузить нос лодки на плечо, потом, напрягаясь, поднял корму. Дейма смотрела во все глаза. Ноги подгибались от тяжести, но они поднимались на холм. Бенаса заносило в сторону — на его плечо лодка ложилась всей своей тяжестью. Дейма, держа над собой зонтик, шагала рядом.

— Борта облупились, — сказал Бенас, когда они повесили лодку в сарае.

— Каждый год краска лупится. Придется весной подновить.

— Конечно. Такой же краской.

— Такой же. Другая хуже пристает.

Учитель подошел к своему автомобилю и въехал прямо во двор. Сейчас автомобиль уже не казался Бенасу похожим на черного пса — наверное, потому, что все вокруг побурело и почернело.

Бенас пошел попрощаться с женой учителя. Дейме показалось, что походка у него какая-то скованная. Жена учителя в эту минуту как раз выходила из дома. Вскоре они оба подошли к автомобилю.

— Промокнете, — сказал жене учителя Бенас. — Не лето ведь…

— Пустяк. Да поможет вам бог, доктор.

— Вы тоже живите счастливо. Еще счастливее, чем до сих пор.

Дейма попрощалась с ней кивком головы.

— Счастливо и вам, Дейма.

— И вам всем, всему дому. Спасибо за все.

Когда Бенас садился в автомобиль, мимо ног жены учителя вдруг шмыгнула полосатая кошка, она прыгнула к автомобилю, потом метнулась в сторону и, осторожно ставя лапы в поисках места посуше, засеменила к своему дому.

Бенас проводил ее жалобной улыбкой.

— Доктор, осенью у нее все помешалось — приходит уже по нескольку раз в день, — счастливая, даже сияющая, говорила жена учителя.

— Сколько живут кошки? — спросил Бенас.

— Живут не долго. Не очень-то долго, — ответила жена учителя.

— Может, и доведется еще ее увидеть когда-нибудь… А молоко есть?

— Пока еще есть. Потом придется ходить к соседям, у кого коровы еще доятся.