Прометей, или Жизнь Бальзака

"Напрасно письмо госпожи П. вызывает у тебя ревность, нужно, чтобы эта женщина была за нас; я польстил ее самолюбию и хочу, чтобы она думала, будто между тобой и мною ничего нет". Однако это вовсе не устраивало госпожу Ганскую, которая хотела слыть неотразимой. Ей писали, что у Бальзака есть любовницы. Он успокаивал Еву: "Ваш бенгали ведет себя благоразумно". Всякий, читавший переписку Бальзака с Ганской, знает, что он имел в виду под словом "бенгали", для которого у милой кошечки Эвелины была уготована "чудесная клетка". Бальзак уверял, что слишком много работает и потому не бывает в свете. Когда человек ложится спать в шесть вечера, а в полночь уже сидит за письменным столом, ему не до галантных приключений. Он даже поссорился (на некоторое время) с Жирарденами и их окружением, это произошло из-за пустякового недоразумения, связанного с какой-то публикацией. "Госпожа де Жирарден несколько раз пыталась залучить меня к себе, но ваш упрямый мужик - а ведь он не был бы мужиком, если бы не научился говорить "нет", - ответил ей: "Нет". Правда, самым учтивым образом, ибо он уже малость пообтесался, ваш преданный мужик".

Никто не может безнаказанно работать день и ночь. В начале апреля он ощутил крайний упадок сил и все нараставшую слабость. Доктор Наккар, пригрозив писателю, что у него может начаться воспаление мозга, предписал перемену обстановки и полный покой. Это уже превращалось в некий ежегодный ритуал. Бальзак отправился в Берри, где ненадолго остановился (на восемь десять дней) в поместье Фрапель, в просторном и уютном доме Карро. Однако пребывать в бездействии он не умел. Он работал там над "Цезарем Бирото" и "Щеголем" (впоследствии произведение это было названо "Старая дева") [Бальзак предполагал также дать это название ("Щеголь") своей повести, в окончательном варианте озаглавленной "Брачный контракт" (прим.авт.)]. Повесть "Серафита" давалась ему с трудом, и работа над ней подвигалась очень медленно.

Бальзак - маркизе де Кастри, 10 марта 1835 года:

"Вот произведение, которое требует изнурительного, непосильного труда. Я долго бился над ним и теперь еще бьюсь дни и ночи напролет. Пишу, переписываю и опять пишу наново; однако через несколько дней все будет ясно: либо я прославлюсь, либо парижане ничего не смыслят".

Книга эта его буквально убивала. У него было впечатление (увы, правильное), что он работает в какой-то разреженной атмосфере, точно где-то над землей. Но он верил в эту книгу, он хотел превратить ее в вершину своего творчества, да и она ждала от него этой книги.

Он гулял по саду с Зюльмой, которая тяжело переносила беременность. Помогал своей приятельнице обставлять дом и попутно описывал ей свои любовные успехи. Она уже слышала о них от молодого художника Огюста Борже - тот случайно встретил Бальзака в обществе супругов Ганских. Оноре сказал Зюльме, что вскоре вновь свидится со своими боярами в Вене. Вместе с майором Карро он бродил по Иссудену, расспрашивал жителей, и они рассказывали ему всякие истории. Все это в один прекрасный день должно было найти себе место в романе "Жизнь холостяка". Этот необыкновенный человек за несколько дней узнавал о любом городке больше, чем знали старожилы.

Жизнь его как бы шла в двух планах. В реальном мире он успокаивал Зюльму, писал ласковые письма Еве, интриговал Анриетту де Кастри, рассуждал в австрийском посольстве о магнетизме, завтракал с сыщиком Видоком и с парижскими палачами - отцом и сыном Сансонами, в своем воображаемом мире он мало-помалу создал целое общество. Определенное место там предстояло занять Иссудену, как и Алансону. Из воспоминаний о квартале Марэ медленно возникали контуры "Цезаря Бирото"; горестные воспоминания, связанные с виллой Диодати, породили "Герцогиню де Ланже". Одно соседствовало с другим: литературные поделки ради заработка, этюды о нравах и великие замыслы. Истинная сущность Бальзака не в денежных хлопотах, не в любовных интрижках, а в творческом горении.

Двадцатого апреля он отправился в Консерваторию послушать Пятую симфонию Бетховена и признал в композиторе собрата по духу, равного себе художника. Он писал Ганской:

"Ах, как я жалел, что вас не было рядом! Я сидел в ложе один. Один. Какая это невыразимая мука. Во мне живет потребность в душевных излияниях, я ее обманываю упорным трудом, но при первом же волнении слезы бегут у меня из глаз... Я завидую только знаменитым людям, которых уже нет в живых: Бетховену, Микеланджело, Рафаэлю, Пуссену, Мильтону, - словом, всякий, кто был велик, благороден и одинок, не оставляет меня равнодушным. Обо мне еще не все сказано; я создал только часть великого творения".

Он походил на зодчего, который носит в себе замысел кафедрального собора, но пока не располагает необходимыми средствами для осуществления своего грандиозного проекта и вынужден ваять и высекать лишь детали. Непосвященные, видя отдельные камни, осуждают их форму, не понимая их предназначения. "Мы замечаем только красоты стиля; когда же надо спешно воздвигнуть здание, не заботясь еще о резьбе капителей и о пропорциях колонн, во Франции часто, не дожидаясь конца работы, выносят беспощадный приговор". Временами он ощущает усталость.

"Боюсь, что я в значительной мере уже проел свой капитал. Курьезно будет, если автор "Шагреневой кожи" умрет молодым. Порою я с отчаянием думаю, что мне так и не удастся завершить труд всей моей жизни!"

Затем им вновь овладевает законная гордость. Какой урожайный год! "Евгения Гранде", "Шуаны" (он переработал эту книгу), "Щеголь"; вскоре увидят свет "Серафита", "Взгляд на мир", "Воспоминания молодой женщины". Без сомнения, он забегал вперед; только еще задуманные произведения уже казались ему законченными; но какой другой писатель успел уже создать столько шедевров?

Однако нужно было жить, и реальный мир предъявлял свои требования. Младший брат Бальзака Анри всегда был мечтателем, совершенно лишенным жизненной энергии, которой в избытке обладал Оноре. Избалованный, боготворимый матерью, он, "вступая в жизнь, уже заранее был обречен на поражение". Читатель помнит, что, безуспешно меняя одну должность за другой, Анри в конце концов очутился на острове Маврикий. Там ему предложили место школьного учителя. Он поселился у вдовы Мари-Франсуазы Балан, которой покойный муж (Констан Дюпон) оставил сына, дом и кругленькое состояние. Перезрелая вдова Дюпон влюбилась в Анри и вышла за него замуж. Молодой человек, как истинный представитель рода Бальзаков, потребовал лошадей, кабриолет, слуг, званых обедов и вскоре разорил свою супругу. Тем не менее Лора Сюрвиль, видевшая все в розовом свете и плохо осведомленная, писала своей приятельнице, жене генерала де Помереля: "Анри просто творит чудеса, зарабатывает много денег, хорошо себя ведет... Он только что женился на вдове, которая принесла ему в приданое сто пятьдесят тысяч франков. Мама бесконечно счастлива, узнав эти новости". Поначалу Оноре даже позавидовал брату: одному из Бальзаков все же удалось жениться на богатой! Но он довольно быстро исцелился от зависти, прибегнув к помощи своего пера: он поведал в своих романах, как люди создают себе состояние в колониях. Шарль Гранде был отправлен в Ост-Индию.