Причуды Артура

На пути они встречались с различными вымыслами, может быть, это были всего лишь галлюцинации, вдохновленные их слабостью, воспоминания из детских книжек. Таким образом, на закате сорок шестого дня, когда на море был штиль, необоримый голод толкнул их прыгнуть в воду, словно чтоб покормиться планктоном, и им казалось, что море кипит, а, поскольку садящееся солнце струило в него свой кровавый сок, они подумали, что купаются в крови только что вспоротого кита, и глотали этот бульон и даже видели огромный черный остов животного, зацепленный судовыми талями. На палубе вдали суетились крошечные силуэты, и Артур стал выкрикивать имена Ахава и Исмаила [4], но не услышал ответа.

На пятьдесят четвертый день они заметили корабль-призрак, который однажды встречал во время дрейфа Артур Гордон Пим [5], они видели омерзительное гниение чумных тел, привязанных к мачте и раздираемых, словно марионетки, клювами морских грифов.

На рассвете шестьдесят седьмого дня их разбудил горн, затем ясно различимый приглушенный хор сотни скорбящих моряков, и они увидели, как в небе вырисовывается величественный танцующий силуэт марсового матроса Билли Бадда, подвешенного к фок-рею за непокорность, и каждый раз пронзительное сияние солнечного луча или вечернее скопленье плотного тумана восхищало их своими видениями, они щипали себя, кричали, и все пропадало.

ГЛАВА XXI

АНТРОПОФАГИЯ

Страдая лунатизмом, происходившим от притупления нервов, по которым в безумии скрежетали смычками усталость и голод, Артур начал отрицать, что земля — это сфера, и, словно тронувшийся ученый, расстелил последние куски пергамента, чтоб рисовать на них круги и нелепые пересекающиеся линии. Губы Лапочки растрескались из-за соленой воды, которую он пил каждую ночь исподтишка, тайком, с жадностью, привязывая себя к мачте и свешиваясь за борт до самой пены, прошло уже четыре дня, как в бутылях не осталось ни капли пресной воды, а только лишь слишком быстро испарявшиеся слезы и моча, превратившаяся в густую жидкость с темно-желтыми сгустками. Ночью семьдесят второй вахты Артуру приснился спасительный сон, в котором он надрезал живот Лапочки, чтобы пригласить его, словно на пиршество, вместе отведать липкого зародыша, у которого уже были видны ротик и пухленькие пальчики. Сон вовсе не развеялся с пробуждением и неотступно преследовал Артура, и он рассказал бы о нем Лапочке, если бы семьдесят четвертый день не был отмечен новым явлением.

ГЛАВА XXII

ПОДВОДНАЯ ЛОДКА

Их окружал густой туман, они израсходовали сигнальные ракеты на третий день, когда впервые напились и икали от пунша. Туманный горн, на который они уже столько раз жали, значительно ослабел. В непроницаемой белизне заунывно звучало эхо далекого колокола, закрепленного на бакене. Ни один порыв ветра не гнал корабль; море, скрытое белесой курящейся пеленой, застыло. Они стояли на палубе, держа руки козырьком, пытаясь различить бакен, дабы бросить возле него якорь, когда в нескольких метрах появилось жуткое чудище: словно стальной кашалот, ржавое доисторическое животное с входным люком, прожектором и сходнями, с которых стекали последние капли, образовавшиеся от пара, всплыла гигантская подводная лодка и фасеточным взглядом уставилась на них, замерев в угрожающей тишине. Вначале они укрылись в каюте, потом вновь поднялись на кокпит, чтобы посмотреть и подождать, когда лодка, казавшаяся очередным видением, соблаговолит исчезнуть, лопнет, словно пузырь. Артур не переставал давить на туманный горн, Лапочка прижался сзади, словно Артур был укрытием, оба забыли о голоде. Подводная лодка больше не двигалась, она всплыла полностью, казалось, в ней никого нет, хотя лишь человеческая рука могла привести в движение рычаг, заставивший ее подняться над водной гладью. Артур запрыгнул в маленький ялик, плававший позади корабля, как ореховая скорлупка, и сделал знак Лапочке, чтобы тот присоединился. Гребя веслами, они трижды обошли подводную лодку, выкрикивая ругательства на трех языках, но никто так и не высунул головы из люка, крышка не сдвинулась ни на миллиметр, иллюминаторы оставались темными, словно задернутые занавесом; прежде чем запрыгнуть в ялик, Артур засунул разделочный тесак за голенище сапога. Голод заставлял течь слюну, словно у дикого зверя, на ворот его рубашки, Лапочка за его спиной читал молитву. По прошествии часа животное по-прежнему не двигалось, они решили причалить к нему, но мостки были очень высоко, Лапочка поднялся на плечи Артура и оперся о боковую часть, Артур протянул ему швартовый трос ялика, чтобы закрепить его на кнехте подводной лодки, Артур забыл поставить судно на якорь, прежде чем его покинуть, обманутый отсутствием течения, он второпях прыгнул в спасательную шлюпку; теперь корабль плыл в тумане так далеко, что взгляд его уже не мог различить. Подтянувшись на руках, Артур тоже поднялся на мостки подводной лодки, и они оба принялись расхаживать взад и вперед, их шаги гулко отдавались в стальном корпусе. Они даже стучали по обшивке, как стучат в дверь, но никто не отвечал, и чудовище не хотело даже выпустить вздох пара; в конце концов, они проникли внутрь, без труда открыв входной люк. Там обнаружилась длинная темная кишка с начинающимися прямо возле проема ступеньками лестницы, сделанной как попало, из простых приваренных друг к другу стальных стержней. И вот, наконец, они вошли в пещеру, освещенную, словно для торжественного вечера: там были обрамленные гравюры с видами извергающихся вулканов, искусно украшенные множеством арабесок шелковые ковры, где-то недалеко звучала легкая музыка, напоминавшая польку, посередине возвышался стол с белой скатертью, на нем блюдо с гусиной печенью, пара нежных свежих омаров, разложенных на листках маш-салата, жаркое из оленины, бутылка игристого вина в ведерке со льдом, корзинка с малиной; для кого же приготовили такой праздничный ужин? На одном из двух стоявших напротив друг друга кресел был перекинут длинный офицерский плащ, подбитый горностаем, а на краю лежала фуражка с галунами, на другом кресле — узкое прямое платье и, также на краю, брошен парик из светлых локонов, а в ногах красные туфельки. Но Артур уже обеими руками загребал гусиную печень, а Лапочка, пренебрегая жарким, танцевал джигу, в каждой руке держа по омару, пробка шампанского вылетела, разбив вазу, и никто не появлялся, чтобы застать их врасплох и наказать.

ГЛАВА XXIII

ВСЕ РАЗДЕВАЮТСЯ

Слишком быстро захмелев, так как они не пили ничего крепкого с тех пор, как Лапочка выбросил весь запас айвовой наливки за борт, Артур приказал ему раздеться донага, а потом надеть женский наряд, сам же сменил колючую куртку из грубой шерсти на офицерский плащ, который напялил наизнанку, демонстрируя его снежную белизну. Глубокий вырез прекрасно смотрелся на хрупкой спине Лапочки, усыпанной на лопатках веснушками, полька по-прежнему не прекращалась, хотя они не могли обнаружить, откуда она исходила, и они протанцевали вместе два-три шага, прежде чем рухнуть, очумев от счастья, на китайский ковер.

Но в то же время, развеяв туман, началась буря, и подводная лодка была уже близка к бездне. Разбуженные резкими толчками, они продолжили разведку, Лапочка даже не заметил смехотворность своего нелепого наряда и делал все так, словно был одет, как мальчик. Парик из светлых волос он сорвал во сне, и было странно видеть его опрятный мальчишеский затылок и женскую одежду. Но Артур особо не беспокоился, он только что нашел в большом пластиковом пакете бальные принадлежности, тещины языки, серпантины, а еще глубже, среди остатков еды — женский скальп с выдранными прядями черных волос и тонкую, холодную женскую руку, которая зацепилась за его пальцы, как если б всю жизнь за них держалась. Он содрогнулся, отбросил мешок с рукой в сторону и поспешно завязал на нем узел, он не хотел, чтобы Лапочка видел подобные вещи. Они попробовали выбраться наружу, но буря была очень сильной, цепь ялика порвана, их корабль за пределами видимости, и следовало теперь погрузиться поглубже, чтобы избежать качки.