Условия человеческого существования

35

На сыром пустыре за казармой лежал Охара', Покрытый рогожей. - Мертвого солдата не поставить по стойке "смирно"! - сказал Саса. Кадзи только мотнул головой, уставившись на торчащие из-под рогожи ноги Охары. Под носками они, верно, посинели, подумал он. - Хотя бы после смерти по-человечески... - В душе Сасы боролись жалость и страх. Самоубийцы в армии хуже преступников. Они расшатывают самые ее основы, а следовательно, это враги отечества. Опаснее дезертиров. С их трупами обращаются без воинских почестей. Завтра останки Охары обольют керосином и сожгут. Разумеется, родные не успеют прибыть, да и ротный командир не разрешит свидания. Армия отвернется от родственников самоубийцы. Кадзи молча стоял над трупом. Его все беспокоили ноги Охары. Они из-под рогожи молили Кадзи потребовать ответа за случившееся. И Кадзи мучился от того, что не мог доказать даже себе самому свою непричастность к смерти Охары. Теперь он уже не считал, что во время похода сделал для Охары все, что мог. Теперь он упрекал себя, что не выполнил по отношению к товарищу своего долга. Тяжесть, которая сейчас обрушилась на плечи Кадзи, была куда тяжелей двойной походной выкладки... - Слабый, несчастный человек, чего ты от меня хочешь? - шевелились губы Кадзи. Перед обедом Хасидани заставил всех новобранцев стоять тридцать минут на вытянутых руках, упершись ногами в землю. - Гниль, плаксивые бабы! Недоноски! Если среди вас нашелся самоубийца - значит, все вы слякоть, гниль негодная! Что, так я вас воспитывал? Ну, отвечайте! Но двадцать человек молчали, уставившись в землю. Да и спрашивал он себя, а не их. Это был крик души Хасидани, который теперь не мог смотреть в глаза начальству. Ровно через тридцать минут Хасидани вышел во двор и снял взыскание. Приказал разойтись и сам поспешно ушел. - У-у, сволочь! - сквозь зубы процедил Кубо. - Даже после смерти гадит! И все поняли, кого он имел в виду. Держать тело тридцать минут на вытянутых руках совсем не просто. Они вспотели и тяжело дышали от напряжения. - Это еще что, - вставил Сирако, - а как мне досталось из-за этого Охары. Растяпа чертова, все мы из-за него натерпелись! Никто не заметил, как Кадзи переменился в лице. Его кулак разрезал воздух, и Сирако, вскрикнув, повалился на бок. Кадзи схватил за грудь Кубо. - Я отвечу тебе за Охару. Он бил, не останавливаясь: это за Охару, а это от меня! Внутри у него прорвалась какая-то плотина. Отшвырнув Кубо, Кадзи пошел искать Хасидани. В третьем взводе он столкнулся с Синдзе. Пока он с ним разговаривал, старослужащие не сводили с них обоих настороженных глаз. Ёсиды во взводе не оказалось, он отсиживался в каптерке. - Ладно, обойдемся без твоей помощи, - бросил Кадзи, когда Синдзе заявил, что сейчас протестовать не время, что ничего хорошего из этого не выйдет, что никаких шансов добиться осуждения Ёсиды нет. Собранный, решительный, Кадзи подошел к двери унтер-офицерской комнаты. Пусть никаких шансов. Но он выполнит то, что задумал. Совесть не позволяет ему оставаться сторонним наблюдателем. Кадзи вошел, вытянулся по стойке "смирно". - Требую наказания ефрейтора Ёсиды. Густые брови Хасидани дернулись. - Требуешь? Разве так обращаются к старшему по званию? - Так точно. Господин командир взвода как-то сказал, что табуном к начальству не ходят, поэтому я пришел один. Господин командир взвода осведомлен о расправе, которой Ёсида подверг вчера Охару? - Нет. Ясно, что лжет. Отлично осведомлен, но не хочет в этом признаться. - Пусть Ёсида ефрейтор, но и ему не дозволяется чинить самосуды, - выпалил Кадзи. - Мы, солдаты второго разряда, зная, что самосуд - обычай армии, мирились с этим... Однако то, что произошло вчера, выходит за всякие рамки... - Стыдись, - позеленев, прервал его Хасидани, - доносами занимаешься! Я не стану тебя слушать! - Это не донос, господин командир взвода, а требование наказания. Ефрейтор Ёсида ответственен за самоубийство Охары. И я, несмотря на то, что я простой солдат, настаиваю на наказании. Ёсида должен получить свою меру. Охара был жалким, безвольным человеком, но это не дает права... - Прежде всего он нарушил воинскую дисциплину, - бросил свысока Хасидани, - а этому нет оправдания! - А Ёсида соблюдал воинскую дисциплину, когда заставлял несчастного, загнанного новобранца изображать проститутку? - Молчать! Хасидани залепил Кадзи пощечину. Кадзи был готов к этому. Он промолчал. Он видел, как Хасидани все поглядывал на дверь. Хасидани боится скандала. - Что бы ни сделал ему Ёсида, это не причина для самоубийства! Можешь оставаться при своем мнении, но не воображай, что я буду плясать под твою дудку вопреки воинскому Долгу! - Я и не говорю, что это единственная причина. Во многом виноват я. Но последний удар нанесли Ёсида и Баннай. Несчастный не мог снести позора... - Кадзи, слушай меня внимательно, - Хасидани понизил голос. - Ты знаешь, в тебя я вложил сил больше, чем в кого-либо другого. То, что ты находишься под наблюдением, для тебя тоже, наверно, не секрет. Я всегда заступался за новобранца Кадзи, я прочил его в правофланговые! Но не лезь не в свое дело, Кадзи, не то пожалеешь. Это говорю я, унтер-офицер Хасидани. Ну и что? Он и к этому готов. Кадзи усмехнулся. Он всегда знал, что борется негодными средствами. - Я о себе не думаю. Вернее, я все уже продумал. И Кадзи еще раз напрягся: - Если вы, господин командир взвода, не накажете Ёсиду, я обращусь к командиру роты. - У тебя голова варит? - удивился Хасидани. - Или ты первый день в армии? Поди попытай счастья, посмотрим, что получится... - Посмотрим. А если и это не поможет, - выкрикнул Кадзи, - я буду действовать сам! Кадзи в упор посмотрел на Хасидани. Ему самому хотелось узнать, насколько он готов осуществить задуманное. Откуда-то со дна живота по телу пополз страх, - То есть? Кадзи напрягся, как для прыжка. - Сам буду действовать, в одиночку, Хасидани ничего не понял. - На гауптвахту угодишь, - предупредил он. - Один на один пойду! - Кадзи вызывающе глядел на Хасидани. - Если и командир роты мне не поможет - один на один пойду. Прошу посоветовать Ёсиде не попадаться мне на глаза. Это было слишком. Кадзи и сам понял. Хасидани поднял руку, но не ударил. Сдержался. Если он сейчас ударит этого болвана, трудно ручаться за последствия. Лучше посоветоваться с Хино.

36

Хасидани напрасно опасался. Кадзи не пошел к капитану. Он решил не спешить - может, все-таки командир взвода что-нибудь предпримет. Через несколько дней приехала жена Охары. Ей разрешили увезти на родину прах мужа. Ее не удивил холодный прием, она и не ждала ничего другого. Она молча выполнила формальности и только в последнюю минуту заявила, что хотела бы поговорить с другом покойного. Очень неохотно Хино разрешил ей свидание с Кадзи - разумеется, в своем присутствии и в присутствии Хасидани. Жена Охары была крупная, костистая женщина, по манерам - школьная учительница. Было видно, что смерть мужа выбила ее из колеи. Но она держалась ровно, сдержанно, по крайней мере старалась казаться такой. - Да, действительно, ваш муж очень терзался семейными неурядицами, - сказал Кадзи под внимательными взглядами Хино и Хасидани. - Еще он очень тяготился службой, был слаб здоровьем. Вы это знаете, наверно. Со мной он говорил обычно только о семье. - Вы знали о моем последнем письме мужу? - Да, он мне прочел ваше письмо. - И оно, вы считаете... - Да, это письмо было сильным ударом для вашего мужа. - Так, значит, это я... убила Охару? - женщина впилась глазами в Кадзи и как-то сразу поникла. - Не буду этого отрицать, - сказал Кадзи. - Вы лишили его покоя... - Я поняла. Зачем только я написала это проклятое письмо! - Да, не посетуйте на правду. Ваше решение уйти и ваше письмо - одна из основных причин его самоубийства. Здесь есть и моя вина. Он упал на марше во время инспекторского смотра. Если б я потащил его на себе, если бы я не дал ему упасть - может, он был бы сейчас жив. Как вы думаете, господин командир взвода, если б я вместе с Охарой выбыл из строя? Хасидани замялся, растерянно глянул на Хино. Хино холодно произнес: - Солдат не имеет права выбывать из строя. Потерявших способность двигаться подбирают санитары. - Хотя господин подпоручик и говорит так, я все же очень жалею, что не выручил Охару. Это на него так же подействовало, как ваше письмо. - Он очень подвел остальных тем, что, как вы говорите, выбыл из строя? - спросила женщина, - Спросите об этом господина подпоручика. - Выбывший из строя - позор роты. Позор, - повторил Хино. - А самоубийство тоже позор? - Так точно, - подтвердил Хино с недоброй усмешкой. - Поступок, недостойный воина. - А если солдат выбывает из строя, его наказывают? Каждый по-своему воспринял этот вопрос, но все трое, словно сговорившись, молчали. Потом Хасидани сказал: - Ничего подобного. Просто задерживается с продвижением по службе. Кадзи молча смотрел в окно. Разве здесь выяснишь истину? Заберите прах домой и там расспросите его; он скажет вам больше, воскреснув в раскаянии. Ваш муж поведает о своем позоре... - Нет, не могу поверить, - в голосе вдовы прозвучала невыразимая горечь, - не могу поверить, - что такой мягкий, нерешительный человек мог вот так покончить с собой. Только что-то невероятное могло толкнуть его на такой шаг. Женщина оглядела их всех и наконец попросила Кадзи: - Расскажите мне правду. Кадзи встретился с ней глазами, но промолчал. А ответ рвался наружу. Хино резко отчеканил: - Что тут рассказывать? Будто вы сами не знаете! Без крепкой семьи не бывает хорошего солдата! Но женщина словно не слышала его, она не отрываясь смотрела на Кадзи. - Лучше не искать причин, - наконец выдавил он. - В армии свои законы... У вашего мужа не хватило воли, вот он и выдохся раньше времени. Все очень просто. Ваши нелады со свекровью мучили его, а я еще добавил, бросив его в походе. И потом жернова армии... - Кадзи почувствовал, как Хино и Хасидани злобно впились в него глазами. - Если бы я всегда был с ним рядом, может, он еще и пожил бы... Да, скорей всего так. Мучительное раскаяние сдавило Кадзи грудь. Пусть она возмутится и пусть ее глаза скажут: "Вы могли спасти моего мужа и не сделали этого!" Хино и Хасидани переглянулись. - Все, Кадзи, можешь идти, - бросил Хино, - Через полчаса явишься к командиру роты.