Подруги

Хлоя. Естественно, как же иначе.

Марджори. Естественно? Не скажи. Не очень-то мы кидались на помощь друг другу в трудную минуту.

Хлоя (удивленно). Мы делаем, что в наших силах.

Хлоя, чей сад звенит от непечатной переклички Иниго, Имоджин, Кевина, Кестрел и Стэнопа.

Марджори. Нужно решительнее вмешиваться в жизнь друг друга, а не трепать языком. Мне бы следовало поехать и застрелить Оливера, а тебе — поместить Грейс в психушку, а меня давным-давно сводить в брачную контору. Ты видишь, чем все кончается…

Марджори показывает на мать и всхлипывает.

Марджори. Мне сказали, она может протянуть в таком состоянии не одну неделю. У меня сегодня запись на студии, а я просто взяла и не пошла.

Хлоя. Разумеется, это понятно.

Марджори. Плевать мне, как отрезало сразу.

Хлоя. Это пройдет.

Марджори. Да нет, почему-то не думаю. Как мне жить без нее, Хлоя? Добро бы еще были дети. Ведь, кроме нее, у меня никого.

Хлоя. У тебя остается Би-би-си.

Марджори. А зачем это мне? Знаешь, мама никогда даже телевизора не держала в доме. Чтобы, не дай бог, не увидеть на экране мое имя, это точно.

Как бы в подтверждение, Элен шевелится и открывает глаза. Она забирает руку из-под Марджориной ладони и опять затихает. Марджори проглатывает это.

Хлоя. Съездила бы домой поспать, а, Марджори? Я тут побуду.

Марджори. А вдруг она очнется, и ей будет неприятно, что меня нет.

Хлоя. Не можешь успокоиться, да? Все надеешься выжать из старой, высохшей косточки хоть каплю ласки. Неудивительно, что ты так пристрастилась стирать белье.

Марджори усмехается, оценив такой поворот мысли, ложится на одну из незанятых коек и закрывает глаза.

Марджори. Мне все Мидж приходит на ум.

Хлоя. Мне тоже.

Марджори. Стояли себе сложа руки и смотрели, как она погибает.

Мидж, масонова дочка. Патрик, выставленный Элен из Фрогнал-хауса, идет и водворяется к Мидж. Кто бы мог подумать?

Кто угодно, только не родители Мидж, не миссис Марта Маклин и ее супруг, мистер Мервин Маклин, владелец лавочки канцелярских принадлежностей и масон третьей степени. Мидж — их четвертый ребенок и единственная дочь, в четырнадцать лет — победительница ежегодно проводимого в Лутоне конкурса на лучший детский рисунок.

У миссис Маклин основное занятие — волноваться. Ее волнует здоровье и счастье Мидж, волнуют тайные обряды масонской ложи, к которой принадлежит мистер Маклин. Других тайн у Мервина от нее нет — что же кроется за этим его вероломством? Марта пытается проникнуть в чемодан, где Мервин держит под замком свое масонское облачение. Марта пускает в ход ласки, слезы, уговоры — все тщетно. Мистер Маклин свято хранит тайну. Мидж словом и делом всегда на его стороне. Папина дочка, не мамина.

Миссис Махони, соседка Маклинов, сообщает Марте, что масоны на своих тайных сборищах занимаются тем, что приводят козу и целуют ее в зад. «Эти мужчины — сущие дети, — говорит она. — Так мальчишки любят состязаться, кто кого переписает. Мало им забора, из крыши устраивают мишень». После этого Мидж запрещают разговаривать с миссис Махони.

Мидж — гордость Маклинов, живое воплощение мечты, с которой они жили, работали, плодились на протяжении многих поколений; та, что вырвется из мира глухих улочек и захудалых лавчонок и шагнет в мир иных, высоких ценностей, недоступный и великолепный. Мидж — их приношение к алтарю среднего класса.

Мервин с Мартой провожают Мидж в Художественную школу, полные страхов за ее целомудрие, ее будущее, ее рассудок. Уж больно оно хиленькое, это их приношение, эта худышка, совсем еще девочка — ножки как палочки, волосики мышиной масти, практически никакой груди и сердце, способное на беззаветную преданность.

Их родительские страхи не напрасны. Мидж снимает в Камберуэлле квартирку на чердаке — неотапливаемую, необставленную и дешевую, по той причине, что по нижним этажам носятся два доберман-пинчера, и не проходит месяца, как к ней водворяется на жительство Патрик.

Черепаха-самка выбирается из вод морских на берег, роет яму, откладывает туда ценой бесконечных усилий сотен шесть яиц, засыпает их сверху песком и, обессиленная, умирает. Из яиц вылупляются черепашки и опрометью устремляются к морю. А их уже ждет засада: тысячи морских птиц. Единственной черепашке, возможно, посчастливится прорваться и юркнуть в волны. Самой проворной, ловкой, самой приспособленной к выживанию — или, может, просто самой удачливой.

Что такое Патрик — удача или неудача? Мидж до последнего вздоха — а его не так уж и долго ждать — утверждает, что удача. Стоит на своем до конца.

Почему же тогда она все время плачет? Что это — натура такая, или Патрик таков, или такая натура, что от нее и Патрик становится таков?

Мистер Маклин приезжает в Лондон на выручку дочери.

— Это моя жизнь, — говорит Мидж. — Дай мне прожить ее по-своему.

— От тебя остались кожа да кости, ты больна, — говорит мистер Маклин, — ради этого типа ты гробишь себя и свой талант — наш талант. Я пойду к школьному начальству и добьюсь, что его исключат.

— А он уже сам ушел из школы, — говорит Мидж, — и я тоже. Пустая трата времени. Чему Патрик может научиться? Он пишет портреты, отлично зарабатывает. Я прекрасно устроена.

Но это не так. Патрик скорей удавится, чем согласится давать ей деньги. Ему желательно, чтобы Мидж сожительствовала с ним исключительно из любви, без всякой примеси корысти. Что она и делает.

Полуживая от истощения, Мидж попадает в больницу. Как она горько плачет в разлуке с ним.

У мистера Маклина созревает план отравить Патрика. Он присылает по почте коробку шоколадных конфет, которыми осмотрительный Патрик угощает доберманов. Доберманы подохнуть не подыхают, но в память об их поносе обширный пятачок посреди парка Камберуэлл-Грин по сей день испещрен пролысинами, на которых ничего не произрастает. (Сторож в парке требует, чтобы собак прогуливали на поводке, и доберманы шастают вокруг хозяина, сколько им позволяет длина веревки, на каких дети запускают бумажного змея.)

Мидж едет домой на поправку, живет там три недели, изнывая от тоски, в комнате над отцовской лавчонкой и возвращается к Патрику, который женится на ней — по его словам, в отместку мистеру Маклину за злокозненное покушение на его жизнь, а также ущерб, нанесенный парку Камберуэлл-Грин.

Мидж, которую Патрик выдворяет из дому на то время, пока пишет портреты, обнаруживает, что он спит с женщинами, которые ему позируют. Для всех, кроме нее, это давно не новость. Она уезжает домой. Опять возвращается. И что же? Как она горько плачет.

Патрик снял в городе мастерскую и крутит роман с Грейс, которой все равно, с кем он спит, пока это совершается в интересах искусства; он завел себе блестящих и беспардонных друзей, в том числе Оливера с Хлоей, в присутствии которых Мидж робеет. С каждым днем все больше тушуясь, тихая, как мышка, Мидж одиноко всхлипывает и шмыгает носом в постели.

У Мидж рождается Кевин. Патрик, покоренный зрительными образами материнства, опять перебирается к ней. Наступают тяжелые времена. Мидж готова безропотно ходить голодной, одеваться в старье, купленное на дешевой распродаже, или в обноски с плеча Грейс, Хлои и Марджори, но, когда малыш кричит от голода и приходится занимать деньги у Хлои, а Патрик каждый вечер просаживает сотни в покер, Мидж не выдерживает и плачет, ребенок тоже плачет, и Патрик тоже не выдерживает и опять перебирается к Грейс.

Так Патрик и живет на два дома. По будням — в мастерской, по субботам и воскресеньям — у себя на квартире. Проходят годы. Он покупает жене кости для варки. Питательная штука — кости, говорит он.