История роты М

Бигелоу продолжал думать. Явившись в палатку информации, он вручил свою желтую анкету капитану, сидевшему за пыльной машинкой.

- Вы учились в Аризоне! А я в Неваде! - воскликнул капитан, и Бигелоу стал армейским публицистом.

Через несколько минут счастливый бывший минометчик появился в палатке, где М распихивала пожитки по вещевым мешкам.

- Эй, вы слышали, - сказал Бигелоу, бездумно улыбаясь, - я буду газетным репортером.

- Трус, - с завистью отреагировал один из минометчиков.

- Спорим, что мы больше получим медалей, чем ты?

Потом М погрузилась в вертолеты, с шумом поднялась и полетела на север, а Бигелоу остался в своем относительно спокойном убежище.

Местность, где расположился их батальон, была так поэтична, что хотелось читать стихи. Далеко тянулись ряды высоких деревьев, посаженных в далекие, безмятежные годы. Куковали кукушки. М уселась полукругом на землю, чтобы выслушать приветствие своего батальонного командира по случаю их прибытия на место, которое станет их домом на 1966 год.

- Я знаю, что вы много уже слышали о нашем батальоне. Что вы слышали? - спросил подполковник, наклонясь в ожидании ответа. Одной рукой он напряженно держался за кобуру револьвера, другой - за флягу.

Поза не располагала к искренности. Ответь не то, и, казалось, он выстрелит сразу с обеих рук - пиф-паф! И ответивший ему идиот упадет замертво.

- Я знаю, вы о нас слышали, не прикидывайтесь!

Проведя с толком уик-энд во Вьетнаме, М узнала: этому батальону, куда бы он ни сунулся, суждено было встречать Чарли. Число потерь в нем было дикое. Это был роковой батальон Вьетнама - так утверждала молва. Более того, в этот поучительный уик-энд чуткое ухо М услышало и о самой "Операции", помеченной грифом "секретно".

В следующий понедельник весь злосчастный батальон сядет в серо-зеленые вертолеты и отправится в логово Чарли. В течение семи дней М будет идти по каучуковой плантации Мишелин, по тому самому аду, где однажды утром был уничтожен целый полк союзников-вьетнамцев.

- Ты! - подполковник ткнул пальцем в одного из минометчиков.

- Я слышал, сэр, на вас приходилось большинство военных действий.

- Ты слышал, что нас ранят и убивают, не так ли? Но ты слышал и то, что мы перебили кучу вьетконговцев. Что во Вьетнаме нет батальона, который перебил бы их столько, сколько мы. Это наша главная задача во Вьетнаме.

М слушала молча, ни по одному лицу нельзя было узнать, убедили ли ее слова подполковника.

А подполковник уже рассказывал, как им всем будет здесь удобно, их батальон - часть железного кольца радиусом в целых полторы мили с неприступной оградой из колючей проволоки. Салливану предстояло стоять в надежном, обложенном мешками с песком бункере и всматриваться в ничейную землю через едва заметную щелочку. К его услугам был весь арсенал американского гения: винтовки, пулеметы, ружья без отдачи - длинные, как пушки, их называют "лучи смерти", - все это будет у Салливана, даже ядерные бомбы...

"А где же девушки?" - гадал Салливан. Подполковник подходил к этому вопросу. В самом центре этого бастиона лежала вьетнамская деревушка с населением в 3200 душ, многие из которых, большинство, все - кто знает? коммунисты. Некоторые настолько красные, что крадутся по темному лесу и стреляют в спину американским солдатам. Месяц назад они убили одного подполковника.

- Я сказал, что вы здесь для того, - продолжал подполковник, - чтобы убивать вьетконговцев. Но есть и другая задача - завоевать умы и сердца вьетнамцев, сделать их лояльными своему правительству. У вас это не получится, если вы будете гоняться за девками. У вас это не получится, если вы выглядите неряшливо, если у вас рубаха торчит наружу.

Подполковник подходил к своей любимой теме. За эту манию его прозвали "Дым".

- Если у вас расстегнута пуговица, если вы не бреетесь, не стрижетесь, вьетнамцы сразу поймут, кто вы есть - лодыри. А к лодырям повсюду в мире одинаково относятся и особенно на Востоке...

Еще пять минут этой душеспасительной беседы, и подполковник удалился.

М стала в очередь у палатки адъютанта, чтобы заполнить завещания. Говорили мало. М была подавлена не фейерверком речи Дыма, а тем неземным молчанием, которое он после себя оставил.

В этом батальоне, как и в любом американском батальоне, было три роты. М прибыла, чтобы их укрепить. Завещав свои посмертные 10 тысяч отцу, Мор-тон получил направление в одну роту; Демиржин - в другую, а Вильяме (тот самый, который опасался удавов и помышлял о перископе) - в третью. Один за другим расходились притихшие рядовые М по темным бункерам, чужаки на чужой земле. Ветераны читали имена новеньких на ярлыках и корчились от смеха.

- Эй, Салливан, ты что, ирландец?

- Да.

- С таким имечком только и быть ирландцем. Ха-ха-ха!

Над ними пролетел серо-зеленый вертолет с красным крестом.

- Эй! Гляди, еще трупы едут, ха-ха!

Они искали спасения в смехе. Ветераны не задавались целью быть жестокими. Целых полгода пробыли они во Вьетнаме, много исходили они за это время по джунглям, по минам. Вот убило рядового из Оклахомы, которому они давали галеты из своего пайка, а они ушли дальше... Сегодня ветераны отдыхали, а парни из М пришли на место тех, чьи койки были пусты.

В понедельник утром их батальон и три других батальона летели на каучуковую плантацию Мишелин. Коммунисты, эти суетливые бобры, целыми днями строгали там бамбуковые палки, клали их в ямы-ловушки, прятали мины, гранаты. Каким-то непостижимым образом коммунисты узнали об "Операции" за неделю вперед, несмотря на ее особую секретность.

В вертолетах тоже были сюрпризы. Главным из них была черная, грозного вида винтовка. Она стреляла какими-то особыми пулями. Накануне отделенный сержант Демиржина держал одну такую пулю в руке, рассматривая ее долге, и философски - ни дать ни взять Гамлет, созерцающий свой обнаженный клинок, и говорил.

- Эта вот штуковина, - начал он монолог, - два или три круга в тебе сделает прежде, чем выйдет наружу. Войдет в живот, а выйдет из макушки.

...Деревья стали больше, рыжая земля ближе - вертолеты медленно спускались. Багажа у М было хоть отбавляй: у каждого патронташ, две фляги, лопата, противогаз, ранец, ручные гранаты.