Прометей, или Жизнь Бальзака

Виктор Ратье, живший по соседству с Бальзаком (на улице Нотр-Дам-де-Шан, неподалеку от улицы Кассини), в январе 1830 года привлек своего приятеля к сотрудничеству в "Силуэте", главным редактором которого был он сам, а позднее - в журнале "Мода", также издававшемся группой Жирардена. Вот как описали Гонкуры первую встречу Гаварни с Бальзаком; "Он увидел невысокого кругленького человека с красивыми темными глазами, чуть вздернутым носом с ложбинкой на конце, много и очень громко разговаривавшего. Он принял его за приказчика книжной лавки". Но когда этот невысокий человек говорил или писал, его гений прорывался наружу. Его остроумие оживляло самые заурядные сюжеты. Трудно с точностью составить полный список статей, принадлежащих Бальзаку, ибо журналисты, входившие в группу Жирардена, часто подписывали свои опусы вымышленными инициалами, то и дело менялись псевдонимами.

"Этюд о нравах, угаданных по перчаткам" принадлежит, бесспорно, Бальзаку: перчатки были его слабостью! В этом коротком трактате "изящная и остроумная графиня" определяет по перчаткам характеры и любовные похождения нескольких мужчин. "Шарлатан", "Бакалейщик" - примеры других, весьма живо написанных этюдов о нравах. В статье "Модные слова" автор остроумно потешается над новым в ту пору словечком злободневный: "Ныне требуется, чтобы книги, как и все прочее, отличались злободневностью". Теперь (в 1830 году) уже нельзя сказать об актрисе: "Вчера она была просто великолепна", полагается говорить: "Она была сногсшибательна". Сногсшибательно - это верх восхищения в современном языке; в случае другой крайности следует говорить: "Это чертовски плохо". Если вы пишете на философские темы, облекайте свою мысль приблизительно в такие фразы: "Возможность воспроизведения размышления не распространяется на некоторые явления, ибо если размышление есть совокупность, то совокупность весьма туманная". Мода на подобные выражения сохранилась и поныне.

Несмотря на успешное сотрудничество в газетах, на успех в салонах госпожи Гамелен, госпожи Ансело, барона Жерара, Бальзак чувствует себя неуютно среди множества людей, уже достигших славы. Что он такое рядом с Кювье, Виктором Гюго, Виньи, Шарлем Нодье, Эженом Делакруа? Его остроумие поражает, а манера одеваться раздражает. "Господин де Бальзак здесь, пишет Фонтана в своем дневнике. - Наконец-то я вижу своими глазами эту новую звезду, чья слава только восходит: толстый малый в белом жилете, с живым взглядом, манерами аптекаря, осанкой мясника и жестами золотильщика; а в общем он весьма обаятелен". Делакруа отмечает что-то безвкусное в его манере одеваться. "И уже без передних зубов!" Граф де Фаллу находит Бальзака слишком тяжеловесным и неуклюжим. "Многих очаровывает его живое воображение и красноречие, но разочаровывает тщеславие и полное отсутствие здравого смысла". Бальзак получил доступ в "хорошее общество" (он принят в нескольких домах), но своим его там не считают. К счастью! Это позволяет писателю "незаметно наблюдать общество и обнаруживать то невидимое, что скрывается за видимостью".

Его появление всякий раз поражает присутствующих: плохо причесанные, торчащие во все стороны напомаженные волосы; полное и словно влажное лицо. Когда он входил в гостиную - рано погрузневший, слегка отдуваясь, - в первую минуту его читательницы спрашивали себя: "Как? И это наш Бальзак?" Но едва он устремлял на них свои глаза с золотистыми искорками, дамы воспламенялись. Гроза, ураган, электрический вихрь наполняли комнату. Невысокий человек с могучими плечами начинал рассказывать, и красавицы аристократки слушали точно завороженные. Кто посмеет обвинить в вульгарности писателя, чей ум ослепляет, как молния, чье превосходство неоспоримо?

Увы! Многие завистники или люди, не способные оценить его силу, держались на расстоянии, а он был слишком чувствителен, чтобы не угадывать, что некоторые думают о нем самом и его манерах. Какая мука! Какая жажда взять реванш! "Я постиг множество вещей, и постигать их было столь горестно, что отвращение к этому миру овладело моей душою... Эти люди заставили меня понять Руссо". Он утешал себя мыслью, что художник должен быть несчастлив: "...талантливый человек десять раз на дню может показаться простаком. Люди, блистающие в салонах, изрекают, что он годен лишь быть сидельцем в лавке. Его ум дальнозорок... он не замечает окружающих его мелочей, столь важных в глазах света" [Бальзак, "О художниках"]. Еще сильнее раздражало Бальзака тупое самодовольство разбогатевших буржуа: "Могущество денег ведет к возникновению самой унылой аристократии - аристократии денежного мешка".

Был ли Бальзак революционером? Отпрыск буржуазной семьи из квартала Марэ, любовник светских женщин, он не желал коренных перемен. Он осуждает крайние взгляды и правой и левой партии. В "Сценах частной жизни" он сожалеет о нелепом преследовании республиканцев и бонапартистов. Любые проявления ханжества его коробят. В образе аббата Фонтанона, исповедника Анжелики де Гранвиль ("Побочная семья"), он выводит лицемерного и честолюбивого пастыря - такую фигуру мог бы создать антиклерикал Стендаль. Двумя годами позднее в "Турском священнике" Бальзак разоблачит тайную власть Конгрегации, сообщества церковников и мирян, созданного, чтобы оказывать давление на власти: благодаря этому полковой священник следит за производством офицеров, а главный викарий - за назначением префектов. Свои мысли Бальзак вложил в уста графа де Фонтана ("Загородный бал"). Вандеец, отказавшийся служить Наполеону, он вначале осуждал соглашательскую политику Людовика XVIII, но потом понял этого государя-философа и принял его умеренный либерализм. Для того чтобы спасти королевство от новых смут, надо было добиться компромисса между буржуа, скупившими во время Революции национальное имущество, и эмигрантами, закосневшими в своих убеждениях. Главная задача - настолько укрепить власть, чтобы она могла навязать такой компромисс. Политика есть умение добиваться равновесия сил.