Джош

Он пробирается, прижимаясь плечами к стене, через заросли садового папоротника и фуксии, разгребая руками каскады свисающей из ящиков кошачьей мяты. Ну прямо Моисей в камышах. Вглядывается сквозь листья, прикидывает на глазок, удастся ли незамеченным пробежать до проволоки. Слишком много возможностей для засады, слишком много углов, за которыми могли спрятаться ребята, слишком много шагов надо пробежать по открытому месту. Да и когда выйдешь за проволоку, тебя могут прошить очередями с разных сторон. Нет, Джош, тут надо применить военную хитрость. Перехитрить их всех. Залечь и выждать.

33

- Джордж! Где ты?

Тетя Клара зовет кота, и голос у нее раздраженный.

Джош вздрогнул от неожиданности и еще плотнее припал к земле. Крестные отцы! Ведь она от него шагах в десяти, не дальше.

Решетчатая дверь отворяется, вереща, как пойманная курица, и на каменное крыльцо со стуком ставится жестяная миска. Джош затаился, прижался, расплющился, весь сотрясаясь с каждым ударом сердца и моля бога, чтобы тетю Клару поразила минутная слепота.

- Джордж! Вот тебе печенка.

Вокруг него густо стоят стебли спаржи, разрослись чуть не в человеческий рост, листья разлохматились и торчат во все стороны. Сквозь качание зеленых полос, сквозь игру зеленых теней особенно ослепительным видится небо, солнце. Так мышка-полевка, наверно, смотрит на мироздание. В общем-то на виду, и всего футах в тридцати от заднего крыльца!

Опасался, что дела складываются чересчур удачно? У Джоша в жизни все так. Тетя Клара, наверно, как раз открывала уличную калитку, когда он протискивался в заднюю дверь. И выглянула в сад за мгновенье до того, как он уже было собрался встать и идти. Еще полсекунды, и все бы сорвалось. Даже не смешно.

Джош затаился. Вот бы стать сейчас хамелеоном.

Тетя Клара три раза подряд, вереща дверью, выглядывает зачем-то на крыльцо. Потом выходит и вытряхивает в сад спитой чай из чайника, на перепуганного Джоша даже попало несколько капель. Пожилая женщина, могла бы, кажется, сесть в кресло, отдохнуть. Потом она семенит по дорожке в тронный кабинет и возвращается обратно, вслух разговаривая сама с собою. Зовет себя Кларой. Наверно, все Плаумены чокнутые. С заварным чайником разговаривает и с ящиком, где растопка. И с ветерком, усыпавшим ей крыльцо розовыми лепестками.

- Джордж, если ты не придешь и не съешь эту печенку, ее мухи унесут.

Могучие мухи. Сплоченными рядами налетят, жужжа, и унесут с собой кусочек с коровий носочек.

- Почему этот мальчик не отвечает? Второй Максимилиан, право. Избави меня небо от жестоковыйных мужчин, которые жаждут умереть за свои принципы, хотя не пройдет и десяти минут, как все эти принципы уже будут никому не нужны. Слишком идеальные люди. Только подумай, Клара, какая жизнь его ждет. Кто сможет его выносить? Бедная, бедная его мать. Не удивительно, что она все время держала его на коротком поводке, словно породистого пуделя. Вдруг оглушительно: - Джордж!! Иди домой есть печенку, Казанова ты жирный. Смотри, если будешь гоняться за кошками, я запру тебя в бельевом чулане.

Джош чувствует, что краснеет. Тетя Клара, ну как вам не стыдно!

Тетя Клара, взвизгнув дверью, опять ушла в дом. Ушла-то ушла, да на сколько секунд? Снует взад-вперед, точно пчела в бутылке. Нет, правда, Джош. Неужели незамужние старушки всегда так суетятся и бормочут, когда их никто не видит? И неужели это ее искреннее мнение о тебе и о прадедушке? Вот вредная какая.

На животе, по-пластунски, он ползет между грядками. И застревает в малиннике. Прямо джунгли. Ягоды попадают за шиворот, паутина липнет к волосам, и на рубашке в нескольких местах растекаются кроваво-красные сочные пятна. Попался. Застрял. Теперь не и выбраться.

Снова хлопает дверь. Ей-богу, если тетя Клара не сорвет ее в конце концов с петель, это будет просто чудо. И? Джош затаился - и ни гугу.

- Джордж!

И еще говорит, что у кого-то плохой характер. Кто бы согласился быть котом и жить с одинокой старушкой?

- Джордж, я не для того покупаю печенку, чтобы ее пожирали навозные мухи.

Что-то тут не так, или это только кажется? Пережим какой-то. Джош вслушивается, озадаченный. Она так рассержена почему-то, так рассержена, что чуть не плачет. А как же ребята, которые прячутся поблизости? Ребята, которые так невзлюбили меня и так хорошо относятся к ней? Ведь они услышат. Не показывайте вида, тетя Клара, не то у них опять я выйду виноват.

- Даже кот и тот не отвечает...

Ушла в дом. И все время бормочет, бормочет, не переставая, покуда глубокие недра дома не превращают ее голос в безмолвие. Наверно, стучится к нему. Стучится, зовет и не получает ответа. Запертая комната не отзывается, словно знать ее не хочет.

Что там тетя Клара говорит? "Ответь мне, Джош"? А из-за двери - ни звука, ни шороха. Пробует ручку - дверь не открывается.

Не поддавайся, Джош, держись своего принципа. Она ведь сама велела тебе складывать вещи. Она сама довела тебя до неприятностей. Она и виновата, Джош. А вовсе не ты.

Но мне жаль ее до слез, честное слово.

А ребята, которые тут стерегли? Они еще здесь? Или их и вообще не было? Разве они могли бы спокойно смотреть на все это и не перемолвиться ни словечком? Не слышно ни разговора, ни шепота, а ведь от Джоша до ограды рукой подать. Но может быть, видя такое странное поведение тети Клары, они смутились и разбежались по домам? И ты тоже сейчас убежишь, Джош, это ведь дело решенное. Ты тоже смущен? Тебе открылось что-то новое, чего ты прежде не знал.

Мама, а это самое колесо, оно не может остановиться перед совсем уж отвесной кручей?

Дрозды в малиннике, привыкнув к Джошу, снова принялись за разбой. Комары, дремавшие под листьями, пробудились, пищат над ушами, тучей вьются у лодыжек, начинают одолевать. Молодая сорока хрипло зовет маму. На стеблях висят пауки. По земле муравьи бегают. А до Мельбурна еще ой как далеко, Джош. Все сто миль, как было, так и есть.

Сияния солнечного дня в небе - еще на много-много часов. Джош старается лечь поудобнее, но только так, чтобы не задеть и не раскачать кусты. Старается бить комаров, но чтобы не раздавались шлепки.

Джош, ты соображаешь, что делаешь?