Паук

Полицейский осторожно подошел к ней и приподнял ее голову. Она была очень бледной; на лице застыл ужас. Женщина была мертва. Полицейский позвонил в прокуратуру и судебно-медицинскому эксперту. Было ли это убийством? Но как? Каким, с помощью какого оружия? Ни единой капли крови, никаких ран, никаких следов удушения, признаков сопротивления или борьбы. Все мебель стояла на своем месте, женщина просто готовилась принять ванну; она зажгла газовый нагреватель и открыла кран, чтобы наполнить ванну. Тем временем она решила выщипать брови перед зеркалом. Судя по всему, она спокойно занималась этим, глядя в зеркало, когда ее вдруг охватил смертельный ужас. Что же такого она увидела в зеркале, отчего ее лицо исказилось до такой степени? Лицо было искажено не от боли, но от испуга: глаза вылезли из орбит, а уголки губ были напряжены так, как это бывает от страха. На пальце у нее я заметил золотое обручальное кольцо. Несомненно, что это была невеста Рагеба Дамиана, на которой, как он мне сказал, он должен вот-вот жениться. Но где же был он сам? Где он был в это время?

На туалетном столике стояла фотография Рагеба Дамиана, который выглядел намного лучше и привлекательней. Должно быть, это была старая фотография. Знал ли он о том, что произошло в его квартире или же он не знал об этом? Где он был сейчас?

Я прошел по другим комнатам. Гостиная, столова. Кабинет, который скорее походил на лабораторию: в углу кабинета стоял небольшой рабочий стол, а все остальное пространство занимал огромный стол, на котором была раковина, стояли спиртовки, полки для химических растворов, пробирки, перегонные кубы, современный микроскоп с увеличением более чем в десять тысяч раз и еще какой-то странный аппарат, назначение которого мне было неизвестно, возможно, это был трансформатор высокого напряжения. Под микроскопом лежало лабораторное стекло. Я посмотрел в микроскоп и увидел срез какой-то странной живой ткани, похожей на эмбриональную. Что же заставляло Рагеба Дамиана заниматься этими исследованиями в области химии, анатомии, патологии и бактериологии, ведь, как он сам мне сказал в клинике, он был инженером-электриком в радиевом центре в Каср аль-Айни. Почему же его волновало все это? Я был очень удивлен, и к этому удивлению примешивалось некоторое подозрение? Кем он был на самом деле, это человек по имени Рагеб Дамиан? Как он жил? Чем занимался? У меня было такое чувство, будто у меня самого возникла опухоль мозга.

В течение всего этого времени полицейский, стоя на четвереньках, осматривал пол комнаты и заносил какие-то цифры и заметки к себе в блокнот. Я же тщетно искал ответа на свои вопросы. Должен ли я сказать полицейскому, что Рагеб Дамиан был одним из моих пациентов и что он обращался ко мне по поводу опухоли мозга? Не нарушу ли я, таким образом, свою профессиональную тайну? Ведь то, что больной говорит своему врачу, является такой же тайной, что и тайна исповеди. Их нельзя разглашать. Я хранил молчание, оставив при себе свои размышления. Но это молчание еще более усугубляло мою тревогу.

И тогда, вглядевшись в лицо женщины, искаженное страхом, я заметил, что ее полный ужаса взгляд напоминал мне черты Рагеба Дамиана, когда тот был в коме. Их глаза имели одинаковое выражение крайнего страха, как будто их взору открылись некие ужасные, пугающие тайны потустороннего мира. Я весь дрожал, глядя в расширенные от ужаса зрачки мертвой женщины. Я прикрыл глаза руками, чтобы не видеть этого ужасного зрелища, в этот момент полицейский спросил меня:

- Вы его знали?

Я неожиданно для себя солгал:

- Вы о ком?

- О человеке, который снимал эту квартиру.

- Нет, я здесь впервые.

Полицейский взглянул на меня удивленно. Я уточнил:

- Я пришел сюда по телефонному вызову. Мой собеседник сказал мне, что он очень болен и дал этот адрес.

- Не могли бы вы описать мне его голос.

- Я точно не помню. У меня в клинике в этот момент было много народу, и шум улицы перекрывал разговор.

Я не знаю, с чего это я вдруг стал так лгать. Мне хотелось сохранить эту тайну для себя. Я считал, что то, что происходило в жизни этого человека, принадлежит только мне, что это никого больше не касается. В глубине души я чувствовал, что столкнулся в какой-то тайной, в которую не должны вмешиваться ни прокуратура, ни полиция.

Привлеченный научной атмосферой, которая царила здесь и которая так нравилась мне, я незаметно прошел в лабораторию. Я снова настроил микроскоп и еще раз посмотрел на срез ткани, который по-прежнему находился там, пытаясь получше рассмотреть его. Как я уже сказал, он походил на эмбриональную ткань, но мне не удавалось точно определить ее природу в те короткие мгновения, пока я тайком рассматривал его. Я быстрым движением взял лабораторное стекло и положил к себе в карман, полицейский ничего не заметил. Я также положил в карман небольшой красный блокнот, лежавший около микроскопа. Это была в чистом виде мелкая кража. Но как мне было побороть свое любопытство? Мое желание узнать истину, вероятно, все оправдывало в глазах моей совести. Полицейский окликнул меня из спальни:

- Здесь капля крови.

Я быстро вышел и увидел его сидевшем на ковре с лупой в руке: он рассматривал какое-то красное пятно, которое составляло не более сантиметра в диаметре. Я не захотел сказать ему, что за кровь он принимал всего лишь след от йодоглицерина, используемого для смазывания миндалин. Я предпочел оставить его в неведении, чтобы он представил себе преступление и кровь, которых не было. Я улыбнулся, заметив на туалетном столике флакон с йодоглицерином и тампон для смазывания, при помощи которого полицейский, обладающий развитым воображением, мог представить себе сотни преступлений и пятен крови.

Возвратившись домой на своей машине на склоне дня я испытывал какую-то странную легкость при мысли о той загадке, ключ от которой лежал у меня в кармане: срез неизвестной ткани, который я тайком украл и который так занимал этого странного типа по имени Рагеб Дамиан, и блокнот, в котором содержались его заметки. Я жал на газ, спеша вернуться в свою лабораторию. Пребывая в оптимистическом настроении, я был уверен, что все это дело потребует лишь внимательного исследования под микроскопом.