Дженни. Ближе к дому

Он все еще упорно стучался, когда Дженни вдруг открыла дверь. Второпях сбежав с лестницы посмотреть, кто это стучится, она вся раскраснелась и запыхалась.

Последние полчаса Дженни провела наверху, в комнате Лоуэны. Увидев, как Лоуэна устала и расстроена после целого дня беготни по городу, а главное — после безуспешных поисков работы, она уговорила девушку лечь в постель. Дженни приготовила для нее большую чашку куриного бульона, потом подала ей толстый ломоть ветчины с горячей подливкой. Лоуэна все ждала удобной минуты рассказать Дженни о том, что случилось в кафе «Джонни Реб», но как только она пообедала, Дженни заставила ее принять снотворное, и после этого девушка почувствовала такую усталость и сонливость, что уже не пыталась разговаривать.

Сначала, открыв дверь, Дженни была так удивлена приходом проповедника Клу, что остановилась как вкопанная, уставясь на него.

— Здравствуйте, мисс Ройстер, — сказал он, беспокойно моргая глазами. — Я не хотел вас тревожить, но, если вы ничего не имеете против, я бы попросил уделить мне несколько минут для разговора наедине.

— Здравствуйте, проповедник Клу, — рассеянно ответила она.

— Так могу я поговорить с вами? — настаивал он.

— О чем это? — начала Дженни, хмурясь. Я не ожидала увидеть вас в моем доме после того, что произошло.

Шаркнув подошвами по полу, он переступил с ноги на ногу.

— Мисс Ройстер, если вы позволите мне войти в дом…

— Хорошо, пусть обо мне не говорят, что я захлопываю дверь перед проповедником и не пускаю его в дом. Но если это насчет уступки вам моего дома, для того чтобы срыть его и построить на моем участке воскресную школу, то разговор будет ни к чему, все равно что на ветер. Напрасно только потратите время, да и меня еще больше обозлите. Я не собираюсь ходить вокруг да около, а если я что решила, то это уж твердо. Передумывать — это слабость, а я горжусь тем, что у меня ее нет.

— Нет, нет, мисс Ройстер, — поспешил он уверить ее. — Дело совсем не в том, я даже и поминать про то не стану.

— А я тоже не собираюсь сидеть здесь и слушать, как придираются к моим жильцам. Довольно я наслушалась болтовни и больше ни одного слова слышать не хочу. Дом мой собственный, и никто мне не может указывать, кому можно жить в нем, а кому — нельзя.

— Мисс Ройстер, это совершенно не то, — сказал он торжественным тоном, мрачно глядя на нее. — Клянусь богом, это чистая правда.

— Тогда добро пожаловать в дом, проповедник Клу, — сказала она, дружелюбно улыбаясь, и отступила в сторону, давая ему пройти. — Если уж не верить священнику, когда он клянется богом, то не знаю, кому еще можно верить на этом свете.

Ступая легкими шагами, Дженни повела проповедника в гостиную и включила свет. На улице все еще медлил серый день, но в доме начинало уже темнеть.

Не в пример прежним своим визитам, когда он оставался все время на ногах и только для молитвы опускался на колени, проповедник Клу с готовностью опустился в предложенное ему кресло. Сама хозяйка села на красный плюшевый диван и устроилась поудобнее, сложив руки на животе, а потом передвинув их повыше, чтобы чувствовать себя свободнее.

— Я сижу и дожидаюсь, чтобы вы помолились для начала, как всегда делали прежде, — сказала она после нескольких минут молчания. — Если хотите молиться, так молитесь, я ничего против не имею. Сколько я знаю священников, они всегда читают молитвы перед даровым обедом и молитвой же платят за все, что надеются получить даром. Это единственные люди, которые зарабатывают хорошие деньги, молясь о том, чтобы получить что-нибудь совсем даром. Может, вам это не известно, но всем нам приходится работать как каторжным и урезывать себя во всем, чтобы только-только прокормиться и не остаться без крова над головой.

— Я вовсе не собирался читать молитву, — ответил он удивленно. — Сейчас в этом нет никакой надобности.

— Тогда начинайте сразу и говорите прямо, о чем вы собирались со мной толковать. О чем вы говорить не будете, вы уже сказали.

Он передвинулся на самый краешек стула, крепко стиснув руки.

— Мисс Ройстер, я пропал, — взволнованно начал он и вытер рот и подбородок обратной стороной руки. — Я окончательно погиб. Хуже этого ничего не могло случиться с таким человеком, как я.

— После того, что случилось вчера ночью в пансионате, меня это не очень удивляет, — сурово ответила она.

Проповедник Клу глубоко вздохнул, словно собираясь с духом.

— Мне только что пришлось отказаться от места проповедника в церкви Тяжкого Креста. — Он опять вытер рукой губы и подбородок. — Сегодня на тайном заседании церковного совета постановили, что мне запрещается здесь проповедовать. Сказали, что после такого скандала мне вряд ли удастся себя обелить. А кроме того, велели мне выехать из города и больше никогда не возвращаться.

— Ну и дела! — воскликнула Дженни, широко раскрывая глаза. — Вот это ловко! Никак не думала, что они так скоры на руку!

— Для такого человека, как я, это просто ужасно, мисс Ройстер. Это вредит моей репутации.

Она неторопливо кивнула.

— Я рада это слышать из первых рук, разнообразия ради. Обыкновенно мне приходится дожидаться, пока сплетня не дойдет с одного конца города до другого.

Проповедник Клу откинулся назад, втиснувшись глубже в кресло.

— Не знаю, что со мной станет, мисс Ройстер. Не знаю, что мне делать. Не знаю, куда и податься. Совсем зашел в тупик. Мне еще некогда было помолиться, но боюсь, что и это теперь не поможет. Одно только приходит в голову — уехать куда-нибудь, где еще не знают об этом скандале, и собирать деньги на новую церковь. Если бы я был помоложе, я бы мог уехать куда-нибудь и заняться пропитания ради сельским хозяйством, пока шум не уляжется, но, пожалуй, здоровья у меня на это не хватит. Для такой работы я всегда был слишком слаб.

Дженни, покачивая головой, глядела на него с состраданием.

— Во всяком случае, я больше гожусь на то, чтобы собирать деньги на церковь, — продолжал он. — Это, кажется, единственное, что мне дается без труда. Думаю, что у меня от рождения есть к этому способность. Вот почему я и хочу, чтобы это стало делом всей моей жизни. Единственное затруднение в том, что теперь мне придется начинать с самого начала, опять собирать деньги и опять строить новую церковь кирпичик за кирпичиком, а я не знаю такого места, где бы люди хотели строить новую церковь. Похоже на то, что церквей в наше время уже настроили достаточно. Может быть, мне придется уехать куда-нибудь, снять курятник и разводить кур, пока я не смогу вернуться к делу всей своей жизни. Разводить кур, должно быть, не так уж трудно.

Дженни впервые в жизни пожалела его и теперь соображала, что она может сделать, чтобы помочь ему. У нее была одна свободная комната, где он мог бы жить даром, а один лишний едок за столом не так уж обременил бы ее.

— Просто стыд и срам! — сказала она сочувственно. — Вот уж никогда не думала, что у проповедников бывают в жизни такие же беды и несчастья, как и у нас, обыкновенных людей. Положим, церковный совет имеет такое же право нанимать и увольнять, как любой лавочник или еще кто-нибудь в этом роде, а все как-то кажется, что это не очень-то благочестиво, после того как вы столько трудились, чтобы собрать деньги и отстроить такую красивую церковь.

Дженни крепче поджала руки на животе.

— Проповедник Клу, откровенно говоря, мне прямо-таки жалко вас. Я всегда была добрая, и у меня это просто слабость — жалеть людей. Когда мне некого жалеть, у меня все внутри словно сохнет. Вот почему мне сейчас так вас жалко. Если хотите знать по правде, что я сейчас чувствую, так я вам скажу откровенно. Если б вы перешли на диван, сели рядом со мной и шепнули, чего вам больше всего хочется, я по своей доброте постаралась бы для вас, ни в чем не отказала бы.

Она глядела на него в ожидании ответа, и в комнате надолго воцарилось молчание. Он взглянул было на нее, но тут же опустил глаза, потом, вместо того чтобы ответить что-нибудь, еще глубже забился в кресло. Проходила минута за минутой, и Дженни начала беспокойно перебирать пальцами по красному плюшевому дивану. Лицо у нее вспыхнуло.