Дженни. Ближе к дому

Дэйд наклонился вперед над столом.

— Так вот, вы сказали ваше слово, теперь моя очередь, и я скажу кое-что для вашей же пользы. Я живу в этом городе куда дольше вашего и за это время научился управлять им. Каждым городом кому-то приходится управлять, а этот город — мой, и я управляю им так, как мне угодно. Вот почему меня никто не запугает. Вот это самое я и говорю! Никто!

Говард бросил исковерканные скрепки в корзину для бумаг.

— Слышал, что я сказал, сынок?

— Я вас слышал.

— Ну и что же?

Говард молчал.

— Отлично, отлично, сынок, — улыбаясь, заговорил Дэйд. — Бросьте и думать насчет ухода. Пока вы меня держитесь, вам предстоит прекрасное будущее. В несколько лет я могу вас сделать богатым человеком. Могу даже твердо обещать, вам это. Вот до чего я в этом уверен. И я говорю не о крохоборстве, не о возне с пятидолларовыми клиентами в какой-нибудь адвокатской конторе. Это годится для неудачников. Я говорю о больших деньгах, о толстых пачках банковых билетов. Я разработал план эксплуатации домовладений по ту сторону Пичтри-стрит, и он уже начинает давать большие дивиденды. Я уже давно задумал сосредоточить негров в том районе и обвести их границей так, чтобы они шагу не могли сделать за эту черту, не положив денег в мой карман. Я скупил все домовладения вокруг негритянского квартала, пущенные в продажу за неуплату налогов и просрочку закладных, а теперь скупаю дома внутри квартала. Держа их в такой тесноте и нажимая то здесь, то там, я могу постепенно повышать квартирную плату. Скоро настанет время, когда каждый негр в негритянском квартале города будет платить мне за квартиру столько, сколько я захочу. Теперь вы понимаете, почему мне в помощники нужен способный молодой человек, именно такой, как вы.

Дэйд замолчал, но Говард ему не ответил.

— Теперь, сынок, вернемся к тому, с чего начали. Я не позволю какой-то приезжей мулатке выдавать себя за белую и снимать комнату по сю сторону Пичтри-стрит. Если хоть одной из них это удастся, то она создаст прецедент, тогда и другим мулаткам взбредет в голову проделать то же самое. Это никуда не годится. Это погубит план, над которым я работаю. Вот почему я не раз предупреждал всех, кого следует, чтобы эту мулатку выгнали из дома Дженни Ройстер еще сегодня, до захода солнца. Майло Рэйни об этом знает, и Дженни Ройстер тоже знает. Все, кому следует, получили предупреждение.

— Я не уверен, что вы правы и она действительно негритянка, — сказал ему Говард. — Я думаю, что она отчасти индианка. Сегодня я видел ее на улице.

— Какого черта! — начал Дэйд, повышая голос. — С моей точки зрения, она все-таки мулатка, которая выдает себя… Ведь она не чисто-белая? Нет? Отчасти африканская негритянка или отчасти американская индианка — это все равно. Какой смысл в таких увертках? Она цветная, как бы вы это ни называли.

— Дэйд, законодательством установлено…

— К черту, что бы там ни было установлено этими идиотами! — Дэйд, вскочив на ноги, оперся о стол. — Я сам устанавливаю законы в Сэллисоу и в округе Индианола! — Выпрямившись и посмеиваясь про себя, он указал пальцем на Говарда. — Законом установлено, что бить свою жену — уголовное преступление в одних штатах, наказуемый проступок — в других, а то и просто оскорбление действием. Вы думаете, законы — это такая святость, что никто их не нарушает? Где там! Скажите мне правду, сынок. Могли бы вы показать под присягой, что знаете такого человека, который никогда не бил свою жену в прошлом, не бьет ее в настоящем и не станет бить в будущем. Нет! А если бы и показали, то это было бы лжесвидетельство, сами знаете!

— Дэйд, я не могу с вами спорить на таких основаниях.

— Хорошо. Мы выяснили этот вопрос. О том, что я собираюсь делать, спорить не приходится.

— Но я все же не думаю…

Дэйд прошелся вдоль стола и повернул обратно.

— Послушайте, сынок. Скажите мне вот что. И помните, отвечать мне нужно правду. Откуда вам столько известно про эту мулатку и с чего это вы взялись ее защищать?

— Я ее видел один раз, — ответил Говард. — Я видел ее сегодня в полдень на улице.

— Вот оно что! Вы для себя ее приглядели, так, что ли? Когда вы несколько минут назад подняли из-за нее такой шум, я так и подумал. Вы побоялись, что я вышлю ее из города, верно? Хотите, чтоб она тут осталась, чтобы вам можно было за ней бегать?

Говард слегка улыбнулся.

— Ну, Дэйд, это уж из другой оперы.

— Не огорчайтесь, сынок, — сказал ему Дэйд и, обойдя вокруг стола, похлопал его по плечу. — Я думал, что моя заявка первая, а теперь вижу, что вы меня опередили. Во всяком случае, она просто переберется на другой конец города, по ту сторону Пичтри-стрит. Там вам будет гораздо удобнее гоняться за ней, чем в нашем районе, во всяком случае.

Послышался стук в дверь, и Джордж Саутхард и Хаустон Брасли вошли в контору. Но прежде чем кто-нибудь успел заговорить, зазвонил телефон.

Дэйд указал на дверь соседнего кабинета.

— Говард, проводите их туда, и пусть подождут, пока я кончу говорить по телефону. И дверь закройте.

Телефон звонил не умолкая, но Дэйд подождал, пока все трое вышли в соседнюю комнату и закрыли за собой дверь. Только после этого он сел за стол и взял телефонную трубку.

— У телефона Дэйд Уомек, — сказал он громким голосом.

— Здравствуйте, Дэйд. Это говорит Майло Рэйни. Как поживаете?

— Отлично, отлично, Майло. Лучше некуда. А вы?

— Так же, как всегда, Дэйд. Я звоню вам…

— И давно пора, — сухо заметил Дэйд. — Я целый день ждал вашего звонка. Думал, что вы позвоните гораздо раньше. А кроме того, эта мулатка так и не явилась ко мне в контору. Я ее ждал.

— Дэйд, сколько я ни старался, но так и не мог убелить Дженни Ройстер содействовать нам хоть чем-нибудь. Она ничего и слушать не хочет. Вчера ночью я пригласил ее к себе и говорил с ней два часа, а сегодня звонил ей по телефону. Я передал ей то, что вы говорили, но она все стоит на своем. И точно так же вышло, когда я передал ей, что вы велели прислать эту девушку к вам в контору.

— Майло, разве вы не имеете влияния на ваших клиентов?

— Я уговаривал ее, как только мог, но тут она упрямится, как норовистый мул. Знаете, какие бывают женщины? Если им это надо, они глухи как пень.

— Все это никуда не годится, Майло, — сказал Дэйд. — Очень жаль слышать.

— Дэйд, дайте мне еще несколько дней, — упрашивал судья Рэйни. — Я уверен, что уговорю ее прислушаться к голосу разума, если у меня будет время. Всего несколько дней…

— А знаете ли вы, Майло, в котором часу сегодня заходит солнце?

— Нет… не совсем точно.

— А я знаю. В пять тридцать пять. Это точно.

14

С мертвенно-бледным, почти серым лицом, встревоженный и осунувшийся, проповедник Клу оставил свою пыльную машину на стоянке возле церкви и, устало шаркая подошвами, направился к дому Дженни Ройстер рядом с церковью. Его темно-синий костюм, смятый и обвисший, был весь в пуху, нечесаные черные волосы космами падали на лоб. Вид у него был совершенно обескураженный и унылый.

Проповедник Клу уложил свой скудный гардероб и прочие пожитки в чемодан и картонки, потом в сундук и поставил на заднее сиденье машины. Библия с указателем и двадцать томов готовых проповедей, требников, свадебных и надгробных речей стояли на переднем сиденье в отдельной большой картонке.

Шестой час был в самом начале, и воздух впервые за этот день стал прохладным и освежающим. Некоторые из обывателей Морнингсайд-стрит расположились отдыхать на верандах, другие прохаживались во дворе, пользуясь хорошей погодой. Небо все еще хмурилось, солнце садилось за серые тучи, и потому сумерки наступали гораздо быстрее, чем обычно.

Проповедник Клу, дойдя до дома Дженни Ройстер, прошел на цыпочках через веранду и робко постучался в парадную дверь. Никто ему не ответил. Он приложил ухо к дверной щели, но ничего не расслышал. Встревожившись и почти теряя рассудок, он постучал еще раз, сильнее. Приняв решение ждать у двери, пока кто-нибудь не подойдет, он напряженно прислушивался к звукам шагов в прихожей.