Men from the Boys, или Мальчики и мужчины

— Немедленно брось сигарету, Патель! — рявкнул он.

Это был легендарный учитель физкультуры школы Рамсей Мак. Джонс Психопат собственной персоной.

Мальчик уронил сигарету, раздавив ее подошвой бутсы и смущенно ухмыльнувшись. Учитель физкультуры смотрел на него, пока он не присоединился к товарищам. И тут я увидел ее.

Элизабет Монтгомери и старшекурсник из колледжа, которому на вид было около восемнадцати, сидели рядом. Его рука небрежно обнимала ее за плечи, ее рука скользнула под его красно-черный пиджак.

— Давай, UTI! — крикнул он, а Элизабет Монтгомери повернулась спиной к полю и прижалась к нему еще крепче.

Патель, продолжая покашливать после сигареты, натянул рукава на ладони, чтобы согреться, и стал посылать мячи в ворота Пэта. Мой мальчик касался их над планкой, посылал за стойку ворот, ловил их хорошо и уверенно, всем телом оборачиваясь вокруг мяча. Совсем скоро он уже был весь покрыт грязью, вспотел, его дыхание паром застывало на холоде.

Пора было начинать.

Пэт вытер пот со лба и низко наклонился, внимательно глядя на то, как UTI бросились вперед. Лицо Джонса Психопата раскраснелось, он был весь поглощен происходящим на поле. Элизабет Монтгомери томно восседала, спрятавшись под красно-черным пиджаком своего мужественного бойфренда. Пэт ее не замечал.

Номер девять UTI был для наших проблемой — здоровенный белокурый парень с малыми умениями, но большим старанием. Он несколько раз ставил блоки, пробиваясь к самому центру, пока номер девять Рамсей Мак — Уильям Флай — не сбил его сзади скользящей блокировкой. Прозвучал протестующий свисток судьи. Оба девятых номера корчились от боли. Когда они встали на ноги, Джонс Психопат показал Флаю желтую карточку.

— За что, сэр? — спросил Флай, протягивая руки вперед — сама воплощенная невинность. — За что? За что? За что?

Патель и Прыщавый составляли удивительно ловкую пару защитников. Они побежали к своим соответствующим боковым линиям и стали изводить защиту UTI перекрестной подачей мяча, уводя их подальше от вратаря. Но Уильям Флай был медлительным и неуклюжим, гораздо лучше он умел заехать локтем кому-нибудь в лицо, чем добежать, чтобы перехватить и подать мяч, и если мяч не падал ему на голову или на правую бутсу, то он спотыкался и падал, а поднимаясь, выкрикивал ругательства в адрес Пателя и Прыщавого и призывал Джонса Психопата к справедливому правосудию.

Теперь мяч снова был у девятого номера UTI, который пробирался через центр защиты Рамсей Мак. Мимо одного защитника, другого, с преследующим его Уильямом Флаем, который сдался, добравшись до центрального круга, сопя и сквернословя.

Я посмотрел на Пэта. Он выгнулся, словно кот, готовый схватить добычу. Патель и Прыщавый держались поблизости от крайних нападающих и переглядывались в ожидании каких-нибудь действий друг от друга. Но было слишком поздно. Номер девять UTI уже был возле незащищенных ворот, занося правую ногу над мячом, скривив рот, и брекеты на его зубах блеснули в бледном зимнем свете.

Он ударил.

Мяч медленно полетел по дуге в сторону ворот. Пэт поднялся на цыпочки, готовый взять его, и быстро метнул взгляд по сторонам, чтобы убедиться, что рядом никого нет и ему никто не помешает.

И тут он увидел ее.

Свою истинную любовь под пиджаком другого.

Ее короткая юбка задралась еще выше.

Высокие каблучки вонзились в грунт восхитительного поля UTI.

Всего один миг.

Но его оказалось достаточно, чтобы отвести глаза от мяча и сосредоточиться на девушке. Когда Пэт снова посмотрел на мяч, тот уже летел к нему и над ним, и он прикрыл глаза от солнца, дико размахивая руками в воздухе и пытаясь поймать мяч, который ударился о его макушку и угодил прямо в ворота.

Скандал.

Родители словно сошли с ума. UTI, ликуя, со всех сторон напрыгивали на своего девятого номера, в то время как Патель бросился на землю, колотя кулаками по грунту. Прыщавый побежал к Пэту, выкрикивая оскорбления.

Пэт возился внутри сетки, ища мяч. Когда он вытащил его, перед ним стоял Уильям Флай.

— Болячка, — проговорил он. Я прочитал это по его губам. — А ты действительно Болячка, верно, Сильвер?

Пэт швырнул мяч ему в лицо.

Он попал Флаю по носу, и у того потекла кровь, а этот громила толкнул вратаря обратно в ворота и начал избивать его кулаками и бутсами. Пэт съежился при нападении, отступил в заднюю часть ворот и скорчился в сетке, как пойманный зверек.

Я выбежал на поле и помчался к воротам. Но Джонс Психопат был уже там, между ними, растаскивая их в стороны.

Потом вытащил красную карточку и показал ее обоим. Уильям Флай с отвращением отвернулся, сорвал с себя белую майку Рамсей Мак и под неодобрительные крики бросил ее на землю. Но Пэт запутался в сетке. Он старался не расплакаться, пытаясь освободиться. Джонс Психопат ухватил его за шиворот оранжевой майки и вывел в шестиметровую зону.

— Пошел вон, — сказал он. — Удаление с поля, Болячка.

И тогда Пэт его ударил.

Яростный короткий удар, которого Джонс Психопат, возможно, легко избежал бы, если бы смотрел на Пэта. Но мой сын, видимо, был этого недостоин. Поэтому удар оскорбленного до слез мальчика пришелся Джонсу Психопату прямо в подбородок в тот самый момент, когда он отвернулся. И учитель рухнул на землю, как мешок очень красного картофеля.

Пэт не заплакал. Я был рад этому. Побелевший от потрясения, он уже не мог плакать. Он собрал из-за сетки свои принадлежности — бутылку для воды «Предатор», пляжное полотенце «Предатор», запасную пару перчаток «Предатор» — и перешагнул через распростертую фигуру Джонса Психопата.

Он не смотрел на меня, проходя мимо.

Он не смотрел ни на кого.

Но когда он проходил мимо Элизабет Монтгомери и ее бойфренда, семестр обучения которого стоил три тысячи фунтов, могу поклясться, я увидел — она в восторге.

14

Я следил за женой.

На самом деле это довольно сложно. В фильмах все выглядит гораздо проще. Там только надо нырнуть в какую-нибудь дверь или спрятаться за газетой, когда преследуемый оборачивается, на мгновение что-то заподозрив.

Но на самом деле все было совершенно не так.

Сид ехала в своем фургоне «Еда, славная еда». Я двигался следом в своей машине, натянув для маскировки одну из вязаных шапочек Пэта и выждав пять минут после ее отъезда.

Мне казалось, что будет сложно держаться неподалеку. Но это оказалось не проблемой. Как только мы добрались до Холлоуэй-роуд, Сид плотно застряла в утренней пробке, и я оказался от нее в опасной близости. Чтобы не догнать ее, мне пришлось пропустить один зеленый свет, вызвав гнев автомобилистов, едущих сзади.

Она сказала, что поедет к подруге, — великолепно неопределенная цель. Возможно, она не хотела лгать мне в лицо. Возможно, так они все говорят.

Я висел у нее на хвосте, натянув до бровей вязаную шапку, глядя на капот ее машины и на ее затылок — волосы высоко подняты, открывая шею, — и поражался ее удивительно прямой осанке, и чувствовал в себе оцепенелую боль при одном только взгляде на нее, и отворачивался каждый раз, когда она смотрела в зеркало заднего обзора.

Я не хотел, чтобы это было правдой.

«О, Сид, — думал я, — я так тебя люблю!» Но потом мне пришлось сосредоточиться, потому что я чуть не задел автобус, сворачивающий к Кентиш-таун.

Потом я ее потерял.

В огромном гудящем скоплении машин на Арчвэй она нажала педаль газа на желтый свет — дерзкая девчонка! — и мне тоже пришлось рвануть вперед, не обращая внимания на велосипедистов, которые ехали, грозя кулаками и выкрикивая страшные проклятия в адрес автомобилистов с правом преимущественного проезда.

За перекрестком движение стало более плотным. Дорога пошла вверх, унося Сид на лондонские холмы.

Затем она скрылась из виду.

Но это было уже неважно, потому что еще кое-что отличало жизнь от фильмов.

Я точно знал, куда едет Сид.