Парчовый барабан

Тояма. А-а, та девчушка. Ничего себе "хорошенькая". Слива маринованная.

Хозяйка. Ну почему "слива"?

Тояма. Губы помадой намалевала. Такую поцелуешь - будто сливу маринованную съел.

Хозяйка. Бросьте вы. Миленькая, простая девушка. Каждый божий день по письму приносит. Только все зря...

Канэко. Что же вы не передадите?

Хозяйка. Ну уж увольте. Мадам еще обидится. Зачем мне это нужно? В моем положении...

Тояма. Ах, так вы в положении. Вот в чем дело!

Хозяйка. Что?

Учитель танцев. Молодой человек намекает, что вы в интересном положении.

Хозяйка (плаксиво). Смеетесь?!

Стук в дверь.

Хозяйка. А, вот и мадам. Что будем делать?

Входит Ханако.

Канэко. Встать! Смирно!

Тояма (бросается навстречу). Какая вы нехорошая! Снова опоздали.

Учитель танцев. Уж мы вас ждем, ждем. Хозяйка. Очаровательна, как всегда! Просто загляденье!

Ханако, молча улыбаясь, снимает перчатки.

Хозяйка (скороговоркой). Заждались, заждались. Сразу - в примерочную. (Оглядывает Ханако.) Ох, какая фигурка! Сама элегантность. Вам надо одеваться во все самое-самое броское. А сейчас мы сделаем такой костюмчик спортивного стиля, чтобы подчеркивал все линии. Такой простенький, на первый взгляд незамысловатый... Так, здесь пустим складочки. Хорошо? Тут покажем талию... Ну же, идемте. А потом, не спеша, посидим и поболтаем.

Канэко. А ведь вам письмо. Причем любовное. Угадайте, сколько лет вашему поклоннику? Ну, хоть примерно, в каком он десятилетии.

Ханако поднимает один палец.

Тояма. Нет-нет. Он уже не мальчик.

Ханако, улыбаясь, показывает два пальца. Все отрицательно мотают головой. Она прибавляет пальцы и доходит до семи. На ее лице удивление.

Канэко. Достаточно. Да, ваш Ромео восьмой десяток разменял. Уборщиком работает в доме напротив.

Хозяйка задергивает шторы на окне. Ивакити, припавший в конторе к подоконнику, не отходит и продолжает смотреть. Канэко передает Ханако письмо. Она вскрывает конверт. Все заглядывают ей через плечо.

Тояма. "Прочти мое тридцатое послание, о Лунная Азалия". Ну вот, а вы говорили сотня. Всего тридцатое. (Поясняет, обращаясь к Ханако.) Все предыдущие она изничтожила.

Канэко. "С каждым днем моя страсть все сильнее. Я стар, и жить мне осталось недолго. Поздняя любовь исхлестала всю мою кровоточащую душу. Припади же к ней одним-единственным - о да! - одним-единственным поцелуем". Пардон, это уже интимное. Надо же - поцелуем. (Все хохочут.)

Тояма. Одним-единственным? Какой скромняга!

Учитель танцев. Однако. Нынешние старички любому молодому сто очков форы дадут.

Хозяйка. Так вот что он в своих письмах пишет?! Я, признаться, их и не читала. (Берет в руки письмо.) Ну-ка, ну-ка. "Любовь - это невыносимое страдание, это мука смертельная..." Свежая мысль, ничего не скажешь.

Канэко. Можно подумать: он один на свете такой страдалец. Вот нахальный старикашка! А мы все разве не страдаем? Просто воспитанный человек не станет об этом плакаться.

Учитель танцев. Правильно! Мы-то понимаем, что такое благородная сдержанность.

Тояма. Это все понятно, но меня бесит другое: старикашка пишет так, будто он один знает, что такое истинная любовь, а все остальные - жалкие недоумки.

Канэко. Кто виноват, что нам довелось жить в такие скверные, бессердечные времена? Мало ли как кто из нас страдает - но мы же не кичимся своими страданиями!

Учитель танцев. Человек старого времени - такого не переделаешь. Наверное, считает, что в этом мире у любви есть какие-то особые права и привилегии.

Тояма. Ага. Последний Романтик.

Хозяйка. Хватит вам, язва вы этакая. Разве вы не видите, что наша беседа приняла серьезный оборот. (Звонит в колокольчик.) Не правда ли, мадам, наши мужчины разошлись не на шутку?

Канэко (блистая красноречием). Я считаю, что такие люди, как этот жалкий старик, достойны презрения. Мы не должны давать спуску этим ценителям "глубокого чувства"! Приведу наглядный пример. Всем вам известен сорт печенья, именуемый "Португальская кастелла", - его в любой кондитерской продают. Представьте себе лавочника, который искренне убежден, что печенье и вправду пекут в Португалии, да еще убеждает в этом своих покупателей! Я не против того, чтобы он дурачил клиентов, но сам-то он должен знать, что у него за товар! А покупатель как-нибудь разберется - у него своя голова на плечах, и язык, между прочим, тоже свой. Вот и у души должен быть язык! Только с его помощью отличишь истинную любовь от поддельной.

Хозяйка. Про язык - это замечательно, хоть и несколько двусмысленно.

Канэко. О, язык не проведешь! Он сразу разберет, что вкусно, а что нет. И больше его ничегошеньки не интересует - вот в чем сила языка! Пускай на товар налеплен какой угодно ярлык - язык без ошибки определит, чего стоит эта "кастелла".

Входит модистка.

Модистка. Вызывали, хозяйка?

Хозяйка. Принеси-ка нам "кастеллу"... О Господи, совсем заговорилась... Кофе, кофе нам принеси. И пожалуйста, побыстрее.

Модистка. Сейчас сделаю. (Уходит.)

Канэко. Все на свете относительно. Любовь - это такое здание, которое строится на фундаменте недоверия. А старикашка ваш - мошенник и вымогатель. Умнее всех хочет быть! Наглец он, и больше ничего!

Учитель танцев. Ваши метафоры столь изысканны, что мне, простому учителю танцев, разобраться в них сложно. Но главную вашу идею я понял: старик изо всех сил пытается подделку выдать за подлинник, да?

Тояма. А что же наша роковая женщина все молчит? Или вам льстит получать любовные письма от дряхлой развалины? Ну-ка, ну-ка, скажите что-нибудь. А, Лунная вы наша Азалия?

Хозяйка. Мадам слишком хорошо воспитана, чтобы участвовать в вашем разговоре.

Тояма. Но заставлять людей страдать - это ее воспитание позволяет.

Хозяйка. У красивых женщин свои пристрастия.

Учитель танцев. Это пристрастие, действительно, доступно только красавицам.

Хозяйка. Точно так же, как лишь красавицам к лицу зеленое.

Канэко. Что-то я ни разу не видел мадам в зеленом. Может, у вас пеньюар зеленого цвета?

Тояма. Нет, не зеленого. Я - свидетель.

Канэко. Ты определенно сегодня слишком много болтаешь.