Как в одном поселке (СИ)

Он побежал в квартиру соседей, чтобы хотя бы успеть убрать до приезда хозяев трупп кота, по его вине, сдохшего от истощения. Но, зайдя в квартиру, увидел Ваську живым, постройневшим и приобретшим вновь кошачью грациозность, которую раньше скрывали излишние жиры, накопленные благодаря потаканию хозяевами его неуемного обжорства различными кошачьими деликатесами. Правда, Васькин взгляд довольно красноречиво выражал, что тот думает о своем безответственном попечителе. Обойдя квартиру, в поисках какого-либо источника питания, сосед обнаружил коробку с картошкой, часть которой была изрядно обгрызена Васькой. После случившегося, кот начал есть все, и перестал разыгрывать из себя гурмана, который может откушать только то, что ему нравиться. А сосед даже получил от Васькиных хозяев благодарность, что сумел перевоспитать их любимое животное.

- Так что ты выбираешь из моего завтрака? - спросила Анечка у Генриха, закончив поучительное повествование.

- Давай листья салата и огурец, а то я умру от голода, пока доберемся до твоего холодильника, - согласился Генрих, окончательно осознав, что просить для себя нормальной еды у Анечки в данный момент не имеет смысла.

Так они и позавтракали. Анечка сгрызла яблоко и насладилась вкусом банана, а Генрих не получил удовольствия ни от чего. Он с омерзением сжевал салат и обглодал огурец, но не до конца: настолько противным показался ему этот овощ. Зато он осознал и прочувствовал, как гадко было несчастному Ваське длительное время питаться сырой картошкой, да к тому же еще и не чищенной.

Вечером, по дороге домой, они зашли в гастроном и отоварились по полной. Причем снедь выбирал Генрих на свой вкус. И только когда Анечка согнулась пополам под тяжестью приобретений, и твердо сказала:

- Ну, хватит. Ты, хоть, и подарок ангела, но нужно же, и совести иметь хоть немного. Мы уже и так полмагазина по твоим настоятельным просьбам скупили. Нужно и другим что-то оставить. Не правда, ли? - спросила она Генриха, который, впрочем, так не думал, и все еще заглядывался на аппетитные деликатесы, представленные в витрине в большом изобилии и широком ассортименте.

Генрих нехотя поплелся за Анечкой, бросив последний взгляд на приглянувшийся ему окорок, при одном взгляде на который у него началось усиленное слюноотделение, и не только отделение, но и интенсивное капание тех на пол. Вслед за ними явственно тянулся слюнявый след, истекающего ими Генриха. Увидев это и, наконец, сжалившись над псом, Анечка, желая быть строгой, а на самом деле лишь изображая ее на своем милом личике, спросила:

- Ну, что ты еще хочешь, ненасытное чудовище? Может быть, зайдем в магазин для животных, и я куплю тебе сухой корм? Ты ведь, наверное, к нему привык? - поинтересовалась она.

- Нет, нет! - яростно запротестовал Генрих, - Я совсем не хочу сухого корма для собак! Да и не привыкал я к нему никогда. Я хочу окорок вон из той витрины, - показал он кивком головы.

- Да с тобой разоришься, - констатировала Анечка, задумавшись о стоимости копченого свиного бедра и сопоставив ту с количеством наличности, оставшейся в ее кошельке.

- Ты думаешь, лошадь обошлась бы тебе дешевле? - резонно спросил Генрих, неизвестно каким образом сумевший интуитивно прочитать недавние фантазии своей хозяйки.

Та задумалась, трезво прикинув в уме, во сколько бы ей стало содержание желанной кобылки, и повернула назад, к витрине с окороком. На вопрос продавщицы:

- Сколько отрезать?

- Беру весь, - ответила она, прикидывая, как будет тащить тот.

- Не волнуйся. Я смогу нести его в зубах, - сообщил Генрих.

Услышав это заявление, продавщица перегнулась через прилавок, желая увидеть того, кто потащит большущий кусок мяса в зубах. Однако, увидев лишь черного лохматого пса, пожала плечами. "Наверное, послышалось", - решила она.

В общем, шикарный ужин изысканными и совсем не собачьими деликатесами компенсировал Генриху весь его "разгрузочный" день с лихвой. Он, как говорится, наелся "от пуза" и, довольный жизнью, улегся у ног Анечки, выражая ей свою признательность, благодарность и преданность.

- Слушай-ка, - обратилась к нему Анечка, - а ты правда знаешь - кто такой Мефистофель?

Генрих удивленно взглянул на нее. Он даже не представлял себе, что кто-то на Земле мог ничего не слышать и не знать о Мефистофеле. А затем с гордостью произнес:

- Я не только знаю его, но и провел с ним бок обок уже не один век. Сначала он какое-то время прислуживал мне, а теперь - я стал полностью зависимым от его прихотей. И это еще хорошо, а то бы вариться мне в котле со смолой вместе со всеми остальными, поддавшимися земным соблазнам, грешниками. Это он лично выхлопотал у Люцифера такую привилегию для меня, за что я ему безмерно благодарен. Да и на Землю я еще раз попал исключительно за счет его доброты ко мне.

- Скажи, какой добрый дьявол выискался в Аду... - удивилась Анечка, - Я и подумать не могла, что такое возможно.

- Да это и невозможно, - сообщил ей Генрих, - Просто мне, единственному из грешников, удалось расположить его к себе, скорее всего своей приверженностью науке. Видимо, моя целеустремленность в познании мироздания и подкупила его, и он сделал мне некоторое послабление, по сравнению с другими грешниками, которые грешили исключительно ради собственных благ и удовольствий. Хотя, жизнь в собачьей шкуре - тоже не подарок, - в задумчивость произнес пудель, - В особенности здесь, на Земле. Но с другой стороны... сам виноват в этом. Не надо было соблазняться на его посулы. Может быть, тогда и в Раю удалось бы обосноваться...

Генрих с интересом заглянул в глаза своей новой хозяйки и убедился, что ее мозги, к сожалению, не обременены знаниями. Это сразу бросалось в глаза. Он вспомнил, как еще до встречи с Мефистофелем, вбивал нерадивым студентам нужные тем сведения о науках. А сей час, решил, во что бы то ни стало, взяться за образование Анечки и непременно восполнить его существенные пробелы. Правда, Анечка совсем не догадалась о его решении, но, может быть оно и к лучшему. Безусловно, Анечка, в силу своего характера, воспротивилась бы тому, что ее будет обучать какой-то пес, хоть и ангельский подарок. Но так как о своем решении Генрих ей ничего не сообщил, то она не стала возражать, а лишь сообщила Генриху:

- А у меня мой любимый из Рая. Ксафаном его зовут. Может быть, слышал?

- Как не слышать, если я являюсь его подарком тебе? Неужели ты уже и об этом забыла? - удивился Генрих.

- Ах, да! Совсем вылетело из головы. Представляешь, до чего доводит, эта чертова работа...

- Так же как и Бога, черта не стоит упоминать всуе. А то возьмет, да и притащится на зов. По себе знаю. Сам, дурак, и призывал Мефистофеля до тех пор, пока он не явился пред очами, и не совратил меня весьма соблазнительными перспективами дальнейшей жизни на Земле, а что все это в конечном итоге закончится Адом, думать не хотелось. Молод я тогда был. Казалось, что все это так далеко... и неправда, - с сожалением изрек Генрих, вспоминая историю собственного грехопадения.

Генрих, пожалуй, впервые за время своего существования, сожалел о том, что в свое время по собственному желанию, связался с Мефистофелем, тем самым навсегда отрезав себе путь в Рай. И хотя сожалеть о прожитых годах на Земле, когда Мефистофель находился у него в услужении, в полном смысле этого слова, он не мог - слишком, уж, хорошо и вольготно ему жилось в то время, то все последовавшее за этим, - вызывало у него чувство раздражения и неудовлетворенности. Как говорится, плата за слишком необузданные удовольствия молодости - в старости, зачастую, бывает слишком высокой.

А Мефистофель с Лилиан уже некоторое время пребывали в КПЗ, куда были помещены сразу же после задержания на пожаре. Надо сказать, что в "обезьяннике" собралось довольно интересное сообщество двуногих, прямоходящих особей. Назвать людьми тех, кто обычно бывает, сосредоточен в этих местах, довольно часто, - язык не поворачивается. Впрочем, как мы знаем, сегодня тут, и, правда, не все были человеками.